О людях, ветрах и плотах в океане. История путешествия от Южной Америки до острова Пасхи и обратно - Андрей Чесноков

Наконец можно было начинать буксировку. Мы пока не знали, насколько реально будет перемещение участников между плотами в открытом океане, и когда мы увидим другую команду. Поэтому мы пришли попрощаться с нашими друзьями с Раити. Мы обнимались, жали друг другу руки, желали удачи и «до скорой встречи». Как-то особенно душевно я прощался с Эстебаном, Сигне и, конечно, Борисом. И вот, наконец, на Раити закрепили канат, буксир дал гудок, и вывел первый плот из бухты. Даже несмотря на экспедицию Хейердала, буксировка плота – не такое обыденное для Кальяо дело, так что к вопросу подошли осторожно, и времени это заняло немало. Когда буксир вернулся и принялся за нас, провожающие, да и мы тоже, немного заскучали. Тогда, в некотором смысле от безделья, мне в голову пришла идея, что было бы символично, уходя в такое плавание, оставить на земле что-нибудь, чтобы успешно вернуться. Очень удачно у меня в кармане завалялась русская десятирублёвая монетка. Перед самым отходом я протянул её с борта сеньорите-кадету Эскуэла-навал и попросил, чтобы она сохранила её до нашего возвращения. Мне это показалось забавным, да и сеньорита, насколько я могу судить, была рада. Когда буксир вернулся за нами, оркестр с новой силой в который раз грянул Auld Lang Syne. Я достал банджо, уселся на ящик на корме и принялся подыгрывать, а рядом, Хокон, Йостейн и Девид махали руками удаляющимся провожающим. Три молодых девушки выбежали на конец пирса, что-то крича Йостейну и складывая из ладоней сердечки. Мне показалось, он немного смутился, но, уверен, это было не так.

Буксир вывел нас из бухты, снова подцепил Раити, и мы продолжили движение. Эскуэла-навал, Кальяо и гигантские портовые краны Симы потихоньку расплывались, теряя чёткость очертаний, а мы уходили в океан. Поначалу нас провожали лодки с берега. В основном частные яхты. Нам махали руками, желали счастливого пути и хорошей погоды и велели остерегаться акул, а с одной яхты даже бросили бутылку местного крепкого напитка Pisco sour. Но вот все яхты отвернули к берегу и с нами остались только пеликаны, здоровенные, как птеродактили. Когда они летели рядом, мне вспомнились заключительные кадры из одного из фильмов «Парк юрского периода». Потом и им надоело лететь за нами, и остались лишь два плота на буксире и удаляющаяся земля за кормой. Путешествие началось.

Пока мы шли на буксире, было решено устроить первое официальное собрание на палубе, чтобы обсудить некоторые ближайшие задачи. Первым делом Торгейр раздал всем по банке пива. Оказалось, что один из ящиков забит им полностью. А я-то думал, почему наша корма так низко сидит в воде! Распределили вахты. Первые две недели мне выпало дежурить с Девидом. Ула взял в напарники Йостейна – всё верно: по одному новичку на профессионального моряка. Третью вахту поделили между собой Хокон, Торгейр и Ойвин. Вахта два раза в сутки по 4 часа. Нам с Девидом определили время с полудня до четырёх дня и с полуночи до четырёх ночи. В мой привычный ежедневный режим не особо вписывались четыре часа работы посреди ночи, так что я решил отправиться спать, чтобы нормально чувствовать себя на вахте.

Надо признать, я очень боялся морской болезни. Наслушавшись про симптомы, я понял, что это нечто схожее с горной болезнью и мне очень не хотелось бы от неё страдать. С другой стороны, с горной вроде обошлось, может, обойдётся и здесь.

Ложиться спать было непривычно, но приятно, – начинаешь привыкать к своему углу на ближайшие шесть недель. Мне досталась средняя койка в той части хижины, что ближе к носу. Справа от меня, у стены – место Хокона, слева, через капитанский стол – Ойвина. Торгейр, Ула, Девид и Йостейн спят у кормовой стены. Над головой под крышей хижины я привязал банджо, рюкзак, спасжилет и целую гирлянду вещей первой необходимости вроде камеры, фонаря, ножа и т. д. Всё это болталось над головой в такт волнам, и пока я не был уверен во влиянии морской болезни, я предпочёл на это не смотреть.

Совсем забыл! Ещё над моей койкой висят два ящика фруктов: один с апельсинами, второй – с манго. Ложась, или вставая с койки, я постоянно бьюсь о них головой. К сожалению, в хижине пока очень тесно, так что перевесить их некуда. Придётся приспосабливаться.

В полночь Девид разбудил меня на мою первую в жизни ночную вахту. Обычно я просыпаюсь довольно тяжело, некоторое время хожу вялый и туго-соображающий. В этот раз пришёл в себя достаточно быстро, – подстёгивало желание показать себя ответственным и надёжным.

Холодно, темно. Наш Тупак недовольно скрипит брёвнами, идя в поводу у буксира, как молодой норовистый конёк с характером. Ему не нравится буксир, не нравится, что его тянут куда-то, но без этого не обойтись. Мы должны поскорее пересечь судовые пути у побережья, чтобы не получилось аварийной ситуации. Невысокая волна врезается в нос плота, обдавая палубу солёными брызгами.

Собственно, вахта началась с приключений. Буксировочный канат забился в глубокую трещину одного из брёвен на носу, и грозил его расколоть. Ойвин, который остался проследить за буксировкой после своей вахты, велел вылезти на нос и освободить его. Вот и первое задание. Полез. Брёвна скользкие, от брызг вся одежда сразу намокла, а канат засел крепко и не поддаётся. Капитан передал лом, чтобы расклинить трещину. Всё остальное время я мысленно сосредотачивался на том, чтобы не выпасть за борт, не утопить лом и не отколоть кусок бревна. Бальса – очень мягкое дерево. К моему счастью, ни того, ни другого, ни третьего не случилось. Канат был свободен, но теперь в трещине застрял лом. Пришлось попотеть ещё, но в итоге и с ним я справился. Ойвин пошёл спать, а мы с Девидом остались на вахте. Пока мы шли на буксире, управлять плотом было не нужно, поэтому мы занялись своими делами. Вообще говоря, это очень здорово сидеть у выхода из хижины на ящике с Че Геварой, курить и смотреть на ночной океан, светящиеся пятнышки планктона и далёкое зарево Лимы, в последний раз за этот год освещающее нам ночной небосвод. То ли ещё будет потом, когда буксир вернётся в Кальяо, небо будет ясным, а светящегося планктона станет больше… За четыре часа буксировочной вахты делать было особо нечего, пока канат снова не засел в той же трещине. На этот раз мы полезли вместе с Девидом. Вытащить канат оказалось проще, чем в первый раз, а чтобы этого не повторялось, мы стянули трещину грузовой стропой. Вот так и прошла моя первая ночная вахта на Тупаке. Перед тем, как снова лечь спать, с радостью отметил, что морская болезнь прошла мимо меня.

Утром мы отдали буксировочный канат, как бы перерезав пуповину и окончательно «родившись» в океане. Мы помахали руками судну береговой охраны, которое сопровождало нас до этого момента, и помахали их вертолёту, с которого операторы снимали нас на камеры. Вертолёт заложил несколько кругов над нашими плотами, приземлился на корабль и они отправились домой. Теперь мы были сами по себе.

Поскольку последняя человеческая трапеза была у нас довольно давно, мы с Девидом решили приготовить завтрак: омлет из двадцати одного яйца с луком и колбасой, который мы пожарили на гигантской сковородке. Подробность незначительная, просто так лучше представляются масштабы приёмов пищи.

Плот в порядке, команда сыта и готова, настало время поднимать паруса. Должен сказать, что поднять рею, составленную из четырёх бамбуковых брёвен, на которой закреплён парус, площадью 90 квадратных метров, задача непростая. Несмотря на два блока, которые должны были облегчить нам подъём, парус мы поднимали не меньше чем вчетвером, тратя на это немало сил. Подняв парус, мы пришли к выводу, что нам нужно подтянуть ванты11, которые сильно разболтались во время буксировки. При поднятом парусе на мелкой волне, мачта, почти никак не зафиксированная у основания, опасно ходила из стороны в сторону. Выглядело это довольно нервно. С вантами всё сложнее, чем на яле, на котором мне довелось ходить до этого. Для того, чтобы подтянуть ванту на плоту требуется три человека. Кроме того, вант не две, а восемь. Пока мы осаживали ванты, я понял, что мне чудовищно не хватает веса. Хоть я и наваливался на верёвку всем телом, результат мог бы быть лучше, а судя по физическим нагрузкам, путешествие обещает быть непростым.

Разобравшись с вантами и парусом, мы приступили к основам управления плотом на практике. До этого Ула и Ойвин примерно объяснили мне теорию, как работают гуары, но из-за языкового барьера всех нюансов я не понял. Общая идея состоит в том, что если поднять все гуары на носу и опустить на корме, то плот уваливается под ветер, а если наоборот – приводится12. Но это я познал уже позже, методом проб и ошибок. Ну а пока что вся команда бегала по палубе с носа на корму и с кормы на нос, вставляла и выдёргивала гуары, суетясь и что-то крича, и периодически глядя на парус и компас. С моей стороны это выглядело именно так. Я тоже бегал. Только ничего не понимал. Кричали-то по-норвежски. Здесь я должен сказать, что в первое время мне было довольно тяжело в плане взаимодействия. Дело в том, что пятеро участников из команды Тупака норвежцы, а англичанин Девид, хоть и живёт в Манчестере, по-норвежски говорит очень бегло, потому что уже не один год работает на корабле вместе с Улой. Вот и получалось, что когда нужно было сделать что-то быстро, например манёвр парусом, или манипуляцию гуарами, все диалоги и обсуждения велись по-норвежски. На нём же подавались команды. Поначалу я просил Девида, чтобы он пояснил мне суть команд, но быстро сдался. Понять его манчестерский английский, когда он быстро переводил команды, мне было порой сложнее, чем понять норвежский. Здесь меня очень выручал Хокон, который понятным мне языком рассказывал мне общий план действий. В итоге с гуарами тоже разобрались. Все гуары экспериментальным путём выставляются в определённое положение, чтобы примерно держать направление, и выбирается одна рабочая гуара. Изменяя её положение, курс можно стабилизировать до необходимого. По случаю этой большой победы, мы с капитаном раскурили пополам мою последнюю сигарету.