Серые волки, серое море. Боевой путь немецкой подводной лодки «U-124». 1941-1943 - Э. Гейзевей

В дополнение к весьма неудачному расположению этих хитроумных устройств все усугублялось еще и их недостаточным количеством на борту — всего два на всю лодку! К тому же одно из них было недоступно в первую половину срока патрулирования, поскольку располагалось позади кладовой провизии, и путь к нему оказывался заблокированным ящиками с ветчиной и столь любезными желудку немца сосисками. Использование этого гальюна могло начинаться только после уничтожения запасов.

И даже все это было большим шагом вперед по сравнению с тем, что имело место на лодках времен Первой мировой войны, как это следует из того, что рассказывал адмирал Фридебург, большой мастер повествований о подводной службе. На лодках тех времен вообще имелся всего лишь один гальюн, да к тому же он располагался сразу за камбузом. Чтобы попасть в него, нужно было протиснуться между переборкой и камбузной печью, а кок при этом еще и давал строгое указание каждому посетителю гальюна хотя бы раз помешать поварешкой содержимое котла. Таким образом, положение главного жизненного центра корабля определял для всего экипажа — от командира до последнего матроса — помощник кока.

Другим недостатком сантехнических систем подлодок являлось то, что их было невозможно использовать, когда лодки преследовались надводными кораблями противника, поскольку его гидроакустики четко улавливали шум срабатывания смывных устройств гальюнов.

Но подобные неприятности ожидали «U-124» в будущем, а пока она, только что сойдя со стапеля в Бремене, направлялась в Киль для прохождения швартовых испытаний.

На лодке подобралась дружная команда, и уже вскоре все трудности младенческого возраста были преодолены. Шульц был очень доволен достигнутыми результатами. Лодка хорошо слушалась рулей, и уже скоро удалось приспособиться к отличиям в ее поведении по сравнению с «U-64». Она была более ходкой, имела лучшие мореходные качества и больший запас торпед. Ему не терпелось получить шанс на их боевое использование. Конечно, потеря его предыдущей лодки поселила в его душе большое разочарование и горький осадок. А то, что она была потеряна, не потопив ни одного судна противника, что хоть как-то компенсировало бы горечь потери, делало эти переживания тем более горькими.

Бринкер же был подобен ребенку, получившему в руки новую игрушку.

Он практиковался в самых разных комбинациях срочного погружения как за счет использования гребных винтов и рулей глубины, так и за счет различного размещения балласта. Он проделывал с лодкой всевозможные эксперименты, какие только могли прийти ему в голову, чтобы уловить доли секунды времени ее погружения. Он придумывал различные приспособления, которые позволяли бы выиграть несколько лишних секунд на случай каких-либо опасных ситуаций, а кроме того, точно определил число оборотов гребных винтов при движении под электродвигателями, при котором их шумность в режиме подкрадывания становилась минимальной.

И все эти результаты, как и многое другое, он накапливал в своей памяти для незамедлительного использования при чрезвычайных обстоятельствах. Он понимал, что времени на использование этого опыта в таких обстоятельствах будет в обрез и искать какие-то записи будет просто некогда.

К тому времени, когда были закончены ходовые испытания, Бринкер уже в точности знал, на что способна лодка в любых ситуациях. За исключением, может быть, тех, которые связаны с глубинным бомбометанием, воспроизвести которое было просто невозможно.

Этот блестящий и непредсказуемый в своих поступках аристократ быстро завоевал расположение машинной команды. Он был воплощением терпения, внимательности и предусмотрительности. Он уважительно выслушивал мнение старшин, которые были много моложе его. Если молодые специалисты совершали ошибки, он терпеливо разъяснял им, как следует правильно действовать в той или иной ситуации, вместо того чтобы наказывать их.

Он воспитывал в своих подчиненных чувство ответственности и уверенности в своих силах, вследствие чего как в машинном отсеке, так и в центральном посту все было так отлично организовано, что, казалось, лодка сама выполняла маневры.

Это было прекрасное время для всего экипажа. Дни стояли солнечные и теплые, и в портах стоянки Балтики личному составу предоставлялось много времени для купания и отдыха. Особенно запоминающимся оказалось пребывание в прекрасном городе Данциге.

Поскольку на лодке число спальных мест было рассчитано лишь на половину экипажа, во время пребывания в местах стоянки большинство членов команды размещалось на плавбазах, а на лодке оставался лишь необходимый минимум личного состава.

Это была долгая, праздничная вечеринка со спиртным, несмотря на то что на завтрашний день, на семь часов утра, были запланированы ходовые испытания. Около пяти вечера члены команды, находившиеся в различной степени подпития, стали возвращаться на плавбазу, громко распевая песни. Это давало им несколько лишних часов сна и возможность опохмелиться, прежде чем приплестись на борт лодки.

Офицер штаба, которому поручили провести испытания, находился на мостике уже около семи утра.

Опытный моряк, он имел репутацию исключительно строгого и даже свирепого командира, а его устрашающая манера общения с людьми исключала всякую надежду на то, что заспанная команда сумеет убедиться в необоснованности такой репутации. Подводники всячески избегали встреч с ним и понуро стояли или сидели на своих постах, борясь с последствиями похмелья и проклиная все на свете.

В семь часов большая часть команды уже была на борту, хотя многие еще не пришли полностью в чувство после вчерашней гулянки. Некоторых же и вовсе не было.

Командир лодки отсутствовал. Не явились лейтенант Кунт и обер-лейтенант Бринкер. Из четырех офицеров на борту находился лишь лейтенант Хирзакер. Он носился по лодке, нервно выкрикивая совершенно ненужные команды томящейся от похмелья команде.

В половине восьмого кто-то высказал предположение, что командира просто забыли разбудить. Тут же за ним отправили посыльного, и через некоторое время Шульц появился на мостике. Он холодно обменялся военным приветствием с капитаном-инструктором и спустился вниз, не проронив ни слова.

Храня гордое молчание, он прошелся по отсекам, проверяя готовность команды. Конечно, с этой борющейся с похмельем командой и лишь с половиной офицерского состава лодка была не готова к выходу в море. Прохаживаясь по лодке, он громко и возмущенно выражал свое удивление тем, приходилось ли этому строгому поборнику порядка и дисциплины на мостике видеть хоть раз в своей жизни такую разболтанную, неорганизованную и вообще черт знает какую команду!

Команда же взирала на него с полным пониманием, когда он яростно посматривал то на одного, то на другого. Голос его звучал низко и отчетливо, с холодным и неприкрытым негодованием.

Вскоре после восьми на борту появился и Кунт, улыбаясь и не подозревая ничего плохого. Его дружелюбное приветствие было встречено холодным недоумением командира, и на мостике воцарилось гробовое молчание.

На лодке витала похоронная атмосфера. Люди говорили приглушенными голосами или помалкивали.

— Никаких следов господина Бринкера? — спросил Роде, входя в центральный пост.

— Никаких, — ответил Раудзис, — и совершенно ясно, что мы не можем в его отсутствие проводить ходовые испытания.

— А что поделывает старик?

— Он на мостике, поджидает Бринкера. Зол, как черт, — ответил боцман.

— Наверное, с такого же похмелья, как и мы, — прибавил Кессельхайм с выражением злорадного удовлетворения на лице.

Герман Касперс быстро взглянул наверх:

— Наш-то холоднее стали. Другой на его месте взорвался бы, как бомба.

— Ладно, не сыпьте соль на раны, — сказал Роде. — Он вряд ли выдержит так долго. Я так думаю, что когда он наконец взорвется, то это произойдет на мостике, а не в машинном отделении.

Он повернулся и пошел обратно.

— Дай нам знать, когда стармех соизволит явиться, чтобы вовремя убраться от беды!

Вскоре в доке замаячила чья-то фигура, направлявшаяся в сторону лодки. Это был Бринкер, одетый в гражданскую одежду, шедший беспечно и беззаботно.

Командир смотрел в его сторону остановившимся взглядом, не веря своим глазам. Хладнокровие его внезапно испарилось. Изрыгая проклятия, он вскочил и бросился по трапу на причал. Убегая, он не сказал ни слова, не отдал честь старшему по званию на мостике и прошагал мимо Бринкера, не замечая его присутствия.

Ходовые испытания были перенесены на следующий день, инцидент на этом исчерпан, никакой дисциплинарной грозы так и не последовало.

После объявления войны опознавательные номера на рубках подводных лодок Германии были тщательно закрашены, поскольку представляли определенный разведывательный интерес для противника. И каждой лодке было предоставлено право выбрать себе эмблему, изображаемую на том же месте, где раньше был номер. Эти эмблемы были очень индивидуальны, и некоторые из них стали знамениты.