Лондон у ваших ног - Людмила Леонидова

Узнав, из какой я газеты, экстрасенс назначил мне время для интервью, дал адрес своего офиса. Пока я записывала координаты, он пронизывал меня каким-то странным взглядом, от которого хотелось спрятаться.

Отойдя от него, я сразу почувствовала облегчение, будто до этого несла что-то тяжелое и наконец-то сбросила груз.

— Биополе, — посочувствовал мне корреспондент из научного журнала, с которым я поделилась своими ощущениями. Тогда это было новомодное словечко, никто толком не знал, хорошо это или плохо.

— Я и так статью сварганю, без личного контакта, — похвастался все тот же Трепаков, узнав, что экстрасенс назначил мне встречу. — Не хватало еще «трое суток шагать, трое суток не спать из-за нескольких строчек в газете», — пропел он излюбленную песенку журналистов. — Главное, чтобы камни сыпались. — Он повторил свою шуточку и провел рукой по круглому животу.

— На себе не показывай, — одернула его девушка из «Медицинской газеты».

— Почему? — не понял Трепак, так мы его называли между собой.

— Плохая примета, — не объясняя, в чем суть, девушка суеверно посоветовала Трепаку поплевать через левое плечо.

— У вас, что, у всех после него крыша поехала?

— Ощущаем воздействие, — показывая глазами в мою сторону, съехидничал корреспондент из научного журнала.

— Это он на слабый пол такое воздействие оказывает, — опять начал Трепак. — У нас девчонки в редакции, когда его передачи смотрят, готовы отдаться ему по телевидению. Всю комнату коробочками с кремами и пудрами заставили. Одна даже собаку с перебитой лапой у экрана держала, все думала, что лапа заживет.

— Ну и что? — сразу поинтересовалась я.

Трепак посмотрел на меня как на умственно отсталую.

— На собак он не действует. Только на таких, как ты.

В тот вечер я действительно чувствовала себя неважно. Разболелась голова, я нервничала, без повода наорала на мужа и рано легла спать.

Когда через несколько дней я бодренько подошла к подъезду офиса экстрасенса, мне преградила путь крупная дамочка с «халой» на голове.

— Записываться? — строго спросила она меня и, сунув толстую дерматиновую тетрадку под нос, заявила: — Будете по счету трехтысячная с хвостиком.

— Записана, — отрезала я и, отодвинув от себя фигуру, проследовала в подъезд.

Там на подоконниках и лестничных клетках сидели, стояли и даже лежали люди. Они с завистью смотрели, как я уверенно открыла тяжелую дверь в приемную.

Большая квартира, переделанная в офис, была заставлена банками, склянками и прочими сосудами. Из ванной слышался шум льющейся воды.

Красивая девушка провела меня в кабинет. Экстрасенс поднялся навстречу.

Мне показалось, что он забыл, кого я представляю. Я полезла в сумочку за визиткой. Из портмоне, где у меня хранилось всё — деньги, проездной билет, а также фотографии Александры и Миши, — я выудила свою визитку и села на предложенный стул. Но он, взяв в руки карточку, даже не взглянул на аккуратно набранные буковки с названием газеты.

— Вы хотите сначала узнать о себе?

Я с удивлением посмотрела на него, не понимая вопроса.

— Хорошо себя чувствуете?

— Да, — неуверенно протянула я, вспоминая свою короткую, но тяжелую встречу с ним.

— У вашей дочери сильное биополе, — огорошил меня экстрасенс неожиданным известием, — ей по жизни будет шагаться легко. — Он пристально смотрел на мое портмоне, где хранились фотографии, — я не успела его убрать в сумку. Заготовленный вопросник чуть было не выпал из рук.

«Откуда он знает о моей дочери?» — пронеслось у меня в голове.

— А у вас… — Он снова помолчал, вглядываясь в меня, как тогда за кулисами, колючим взором… не все в порядке. — Он взял меня за руку, и в голове возникла мысль о моем первом возлюбленном и Шурочке. — Это все позади, — успокоил он.

— Что позади? — Едва сопротивляясь, я призывала на помощь весь свой марксистско-пролетарский дух, который должен быть крепок.

— Вы добьетесь в жизни того, чего хотите, найдете, кого ищете.

— Я никого не ищу, у меня есть…

— Но вам придется принимать очень трудные решения, — не обращая внимания на слабый протест, продолжил он.

— Я вас не просила, — возмутился мой голос.

— Неправда, когда вы со мной договаривались о встрече, вы хотели… ждали, что я вас излечу. — Он подошел к окну и показал на бушующую толпу. — Они, каждый со своей болезнью, тоже рассчитывают на это. Кроме того, вы очень легко прочитываетесь. — Он изобразил на своем насупленном лице подобие улыбки. — Это, знаете, профессиональное. Если вы придете к хирургу с нагноившейся раной и будете просить помочь другу, его руки помимо воли потянутся к скальпелю, чтобы вскрыть сначала ваш нарыв. — И тут он чувствовал, что разговор мне неприятен, что я нервничаю. Для этого не нужно было быть психотерапевтом — красные пятна на лице, дрожащие руки. — Вы поняли? — словно встряхивая меня, продолжил он. — Хотите вы того или нет, вас в жизни ждут перемены. Но решение останется за вами. А теперь давайте я отвечу на вопросы вашей газеты.

«Совращение»

— Ну, как? — накинулись мы с Александрой на Мишу, не давая ему раздеться.

Он стоял в прихожей, протирая запотевшие очки.

— Мымра! — объявил Миша и покачал головой. Тощая, как доска.

Что-то неприятное кольнуло под ложечкой.

— Как ты разглядел ее там, в окошке? — с удивлением поинтересовалась я.

— Ага, мам, ловлю его на слове. Помнишь, он говорил, что некрасивых женщин не бывает, — поддела его дочь.

— Дальше я говорил циничные слова про водку, но даже здесь они не… не… — Муж искал подходящее выражение.

— Не катят, — подсказала на молодежном жаргоне Александра, что было ей совсем несвойственно.

— Да-а, — удовлетворенно закивал головой Миша и с удовольствием повторил: — Не катят.

— Вот видишь, мама, я ж тебе говорила.

— Что ты говорила? Собиралась купить наше домоуправление с потрохами? А я возражала. Они тебя сами могут купить: все подвальные помещения сдали, а нижние этажи продали.

— При чем тут эта паспортистка? Ты бы ее видела. Воротничок жабо — со времен войны с Наполеоном. Шея как у птенца, который вывалился из гнезда, — такая вся в морщинах, и кудельки, кудельки по плечам, как у девчушки.

Александра смешно подернула плечиком, имитируя, как молодится, вероятно, пожилая женщина.

— Была бы обеспеченная, так бы не выглядела.

Я нахмурилась. Не люблю, когда осуждают старение. Перевожу это тут же на себя.

— Наверное, и обо мне так говорят.

Миша вскинул на меня полные, как мне показалось, любви и обожания глаза и возразил: