Ожог от зеркала - Александр Доставалов

Высотные башни летающих гондол прокалывали столицу в шестнадцати местах, соединяя отдаленные районы, но основной поток пассажиров перевозил подводный монорельс. Волга, Тьма, Тверца, Лазурь и Тьмака – пять рек в черте города плюс углубленные ручьи и каналы. Скоростные линии сверкали по всем направлениям, спаренные вагончики монорельсовой дороги сновали под толщей воды, остановленной обычным рабочим заклятием, без всяких наворотов и золотых фонтанчиков. Сквозь некрашеную толщу виднелись рыбки. Все пассажиры могли наблюдать нехитрую речную жизнь, мутный туман смешанной формации напоминал мягкие аквариумные стекла. Конечно, можно было намешать цветов, рекламы, закрутить воду спиральными столбами, как часто делали и в менее значимых городах Княжества. Смотрелось бы, но столичный магистрат ценил прежде всего надежность. Поэтому дорога была скучновата – строгие линии, правильные углы, немецкая регулярность движений... Даже течение в Твери не гасили, и путь с востока на запад не равнялся пути с запада на восток. Впрочем, горожане давно к тому привыкли. Зато ни единой аварии, от первого монорельса и до нынешних времен, а в других городах, бывало, прорывалась сквозь углы водичка. По ночам это великолепие не работало, транспорт стоял, вода обтекала пустоты.

Заводские и купеческие кварталы, сплетаясь, выделялись резной многоярусной застройкой. Здесь было и красиво, и удобно. Магические площадки лепились к ручьям и акведукам, работали там обычно по пять-восемь человек, прокачивая воду и сырье в самые различные артефакты. Днем здесь колыхался цветной, иногда даже едкий туман соответствующих ингредиентов. Лишняя энергия тут же переводилась в тепло или качала в башни воду. Чистенько, не коровам хвосты крутить. И транспорт продуман, и быт. А складки переливчатые, что гасили шум и лишние запахи, – это вообще загляденье. Если б они по составляющей не требовались, их следовало бы выдумать только из-за радужных пленок.

Первое время Тарас подолгу смотрел на игру пляшущих цветных теней, что равняли пространство у полевых разрывов. Производство всегда красиво. А стоило уйти с мелко мощенной мостовой, свернуть в проулки, как открывались архаичные одиночные домики. От продавленных временем бревенчатых изб до изысканных коттеджей, в беспорядке перемежая завороты и тупички пешеходного лабиринта. Овраги, балки, висячие мосты, а где и доски внахлест, лужайки, на которых паслись козы, коровы и даже лошади...

На перекрестках всю ночь стояли патрули, а в частном секторе охрана появлялась редко. Стражники предпочитали работать там, где светло, и Тарас знал их ночные маршруты. Любой уважающий себя школяр обязан хоть раз зацепиться со стражниками. Не побывав в каталажке, нельзя быть принятым в «высшее общество». Разумеется, дальше похвальбы и потасовок почти никогда не заходило. Выпендреж да мелкие пакости.

Всерьез цепляться со стражниками избегали по двум причинам – во-первых, настоящей вражды не было: так, традиция. Во-вторых, привычная школярам техника рукопашки «соскальзывала» с петушиных перьев, не нанося им особого вреда. Приходилось драться по-настоящему, а это уже не так интересно. Специальная одежда защищает воинов магистрата от большинства уличных заклятий. С точки зрения порядка, оно, конечно, правильно, зато в потасовке школяры чувствовали себя ущемленными до уровня городской шпаны.

Стражники тоже редко впадали в раж, во всяком случае, задержанных не калечили. У многих школяров влиятельные родственники, и вообще... Вот только у Тараса в эту ночь вышла иная раскладка. Могли не то что изувечить, могли действительно убить.

Уж очень разъярились «петушиные перья».

Школяр шел вкруговую, обходя патрули. Лучше прохромать по городу лишний час, чем попасться в лапы Кирюхи со товарищи.

Слишком гнилая складывалась ситуация.

Под ногу, точно под прокол, опять подвернулся острый камень. Тарас, чертыхнувшись, едва не присел от боли. Он еле сдержался, чтобы не пнуть клятый булыжник, – сейчас бы и на здоровой ноге пальцы сломал. Нельзя расслабляться.

Коренастый красавчик, с которым он так некстати зацепился, шваркнул школяра так, что в пору в гроб заколачиваться. Тарас поморщился, вспоминая разряд чужого жезла, искрами ударивший в глаза, и темные сполохи, сопровождавшие его ещё сутки. Как от солнца. Фрагментарная слепота, почти что слепота. Впрочем, нет, не похоже. Но ближе сравнения всё равно не подобрать. Как если бы свет смешался с запахом, и всё это втемную размазать по коже. И корочка сия, истончаясь, разламывалась постепенно, кусками, капельками открывая окружающий мир. Перед глазами все просвечивалось, расплывались круги, и бегали крохотные темные пятнышки, похожие на невидимых зверьков со стекол мелкоскопа.

Если б школяр не учился четвертый год, не умел отслеживать признаки заклятия, он бы просто решил – стало плохо. Схватило сердце, да по самые почки. Всё вокруг покачивалось, подплывало и подрагивало мелкими поющими пузырьками. Мир очень долго не воспринимался как цельная картинка, а был проблесками, просмотрами сквозь мутную взвесь, хотя проблески эти становились все просторнее, получалось даже дышать, пока наконец к нему не вернулись и слух, и зрение. Очень необычно. Такие заклятия не тратят в уличных драках, слишком дорого. Как кувалдой по обойному гвоздю. И тяжело, и не очень эффективно. Вот только гвоздю от этого не легче.

Тарас усмехнулся. Конечно, внешне он изменился разве что в лице. А те двое нормально уехали. Им что. Трупа нет, отвечать не за что. Пустяки, повздорили на улице. Рыцари, до которых докричалась неизвестная Тарасу тетка, на подобные мелочи внимания не обращают.

Никто не пожаловался. Тарас, тот вообще как в сером коконе стоял. Даже голосов не слышал, вой в ушах. Потом кое-как добрался до густожития.

К ночи признаки заклятия исчезли. Если проводить параллель с отравой, а учили именно так, то к вечеру яд уже «всосался».

Оставалось только ждать.

Даже будь у него время, вряд ли он смог бы что-нибудь сделать. Тарас просто не понял, чем его ударили. До рассвета, покрываясь потом, он вспоминал всё, чему его учили. И ничто не помогло. Возможно, противоядия просто не существовало.

Вокруг него образовался сильнейший отрицательный прогиб. Любые неприятности, ранее распределявшиеся среди прохожих – а школяры-то сразу учатся их стряхивать, – теперь стекались к Тарасу. У всех вокруг, наверное, и небо посветлело. Общий уровень удачи рядом ощутимо повысился. Вот только средний, как водится, остался нулевым.

Так, если на пологе есть вмятина, в ней скапливается дождевая вода. Съехавший туда муравей обречен захлебнуться, и изменить это не в муравьиных силах. Все это Тарас понимал, вероятности чувствовал, выбраться пытался... Вот только прогиб, к сожалению, «носил с собой». И способов отвязаться не знал, не успел освоить. И теперь уже не успеет.