Почерк судьбы - Шарлотта Лукас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я чувствую себя таким вялым, полностью разбитым, – продолжал Симон свою жалобную песню. – У меня все болит и голова кружится. Я недавно даже до туалета едва добрался, такие ватные у меня ноги.
– Тогда лучше еще поспи, – сказала Ханна и встала.
На сочувствие у нее не оставалось времени. Радиочасы Симона, мигая, показывали, что уже перевалило за половину второго.
– Я только ключи от твоей машины прихвачу и переложу вещи в свою.
– Нет, подожди! – Он еще раз приподнялся на кровати, но уже медленнее, чем раньше. – Дай мне десять минут, я спущусь с тобой!
– Симон! – Ханна смотрела на него заботливо и строго. – Во-первых, у меня нет десяти минут; во-вторых, в таком состоянии ты мне ничем не поможешь. Ты же сам только что говорил, что едва держишься на ногах. Оставайся лучше в постели.
– Ты уверена? – спросил он и тут же стал медленно опускаться на подушки.
– Да, абсолютно. А сейчас мне нужно бежать.
– Просто возьми мою машину. Тогда тебе не придется ничего перекладывать!
– Твою машину?
Ханне показалось, что она ослышалась. Для Симона старый «Форд Мустанг» был чем-то вроде священной коровы. Но все же это машина, а не корова.
– Конечно, – ответил он, словно позволить Ханне усесться за руль своей святыни было само собой разумеющимся. До этого он так поступал лишь однажды.
Это случилось почти полгода назад, на его тридцатипятилетие, когда Симон и два его лучших друга, Зёрен и Нильс, засиделись допоздна в баре «Ганс-Альберс-Эк» на Репербане, пытаясь уничтожить там все запасы спиртного. Это им не удалось.
И Симон позвонил Ханне, умоляя забрать его с приятелями, потому что никак не мог позволить, чтобы его «Мустанг» остался стоять в спальном районе. Голос его звучал так, словно от успешного завершения миссии их отделяла лишь кружка пива.
Была половина пятого утра. Ханна была вся на нервах: всего два часа назад она одна добиралась домой на метро. И все же она вызвала такси, прилетела на Репербан и отвезла перепившуюся компанию в квартиру Симона, чтобы они могли отоспаться там после попойки. На следующий день Ханна, сжалившись, заглянула к Симону и принесла пакет с булочками и три литра апельсинового сока в тетрапаке: всех троих мучило похмелье. Она заявила Симону, что в следующем году, в день своего тридцатилетия, она достойно ему отплатит.
Но на самом деле она на него не злилась. За последние годы она уяснила: Симон очень редко ведет себя безрассудно. Он стал таким после смерти его матери, а история с редакцией еще больше усугубила его упадническое настроение. Обычно он был осмотрительным и осторожным, тогда как раньше не успокаивался, пока не выяснял, отчего Ханна наигранно закатывала глаза под лоб. И то, что Симон спустя каких-то три месяца потерял работу в газете… Этого и предположить никто не мог.
– Наверное, тебе совсем худо, – подытожила она.
– Хуже, чем худо, – ответил он и попытался улыбнуться – в этот раз получилось, хотя улыбка вышла кривоватой. – Давай, проваливай, пока у меня еще ясный рассудок и я понимаю, что делаю.
– Хорошо, я появлюсь, когда мы закончим, – быстро отозвалась Ханна.
– Лучше я тебе позвоню. Может, я, проспав до завтрашнего утра, почувствую себя хорошо.
На какой-то миг Ханна вновь испытала сожаление. Почему он не хочет, чтобы она приходила? Неужели он все же что-то скрывает и не хочет, чтобы она ему помешала?
Но эта мысль была совершенно идиотской. Одного взгляда на его бледное лицо было достаточно, чтобы понять: парня ни на что больше не хватит, кроме крепкого здорового сна.
Ханна быстро наклонилась к нему еще раз и поцеловала на прощанье. Спустя секунду она уже вылетела из двери и бросилась вниз по лестнице. Оставалось еще двадцать минут. Теперь кобылка Симона должна была показать, что у нее под капотом!
Господину Йонатану Н. Грифу
Почта
Гамбург, 2 января
Многоуважаемый господин Гриф,
Мы благодарим Вас за новогоднее поздравление и надеемся, что и у Вас год начался хорошо.
Мы очень рады письмам наших внимательных читателей – именно таким мы Вас считаем уже давно – которые обеспечивают обратную связь с нашими читателями, указывая на те или иные ошибки, а таковые могут случаться в ежедневных и подчас лихорадочных редакционных буднях. Ваше замечание по поводу лишнего апострофа мы без промедлений передали корректорам. Что же до Вашей заметки о найденной сумке с ежедневником, нам очень жаль, но мы вынуждены Вам сообщить, что в нашей газете нет подходящей для этого рубрики. Конечно, Вы можете подать частное объявление. Контакты отдела объявлений и прайс-лист прикреплены к этому письму. Лично я порекомендовала бы Вам отнести сумку с ежедневником в местное бюро находок. Дополнительным вариантом размещения объявления может стать также интернет.
Искренне Ваша,
Гунда Пробст
Служба работы с читателями газеты «Гамбургер нахрихтен»
Жители Гамбурга – для жителей Гамбурга!
Глава 7
Йонатан
2 января, вторник, 11 часов 27 минут
Так-так. Значит, для такого, как я, у вас не нашлось рубрики в «Гамбургер нахрихтен»? Просматривая текст, Йонатан мимоходом обнаружил пунктуационную ошибку во втором абзаце. У него прямо руки зачесались немедленно написать ответ этой курице, Гунде Пробст, и спросить, как же тогда понимать слоган газеты «Жители Гамбурга – для жителей Гамбурга!»? Ведь редакция должна реагировать именно на такие просьбы, как у него!
Но Йонатан оставил все как есть. В бюро находок, подумать только! За кого его принимает эта Гундула Фиглярская? Будто сам он не додумался бы до такого!
Он захлопнул ноутбук и задумчиво посмотрел на ежедневник, который лежал рядом на письменном столе. Открыл его еще раз.
Какой почерк! Николино.
В голову пришла одна мысль. Чудовищная. Почти фантастическая.
Он снова быстро захлопнул ежедневник. Это просто идиотизм! Зачем матери вешать сумку с ежедневником на руль его велосипеда? После стольких лет абсолютного молчания? Это означало бы, что она не только находится в Гамбурге, но и следит за сыном и устроила на него эту засаду.
Нет, нет, это идиотизм.
Йонатан Н. Гриф отодвинулся вместе со стулом от письменного стола и встал. У него были дела поважнее. Коммерческий директор Маркус Боде ожидал его к двенадцати на совещание.
Еще утром позвонила секретарша Боде и договорилась об этой «срочной встрече». Йонатан удивлялся, что же такое срочное возникло: в последний раз он приходил в издательство за четыре недели до Рождества. Что могло случиться за это время, в период между праздниками?
Йонатан точно в условленное время вошел в дом эпохи грюндерства[16], расположенный у Эльбы и уже несколько поколений принадлежащий семье. Сегодня его стены приютили около семидесяти работников издательства «Грифсон и Букс».
Его прадед основал здесь издательство почти сто пятьдесят лет назад. Всякий раз, когда Йонатан поднимался на второй этаж по застеленной синим ковром парадной лестнице, его охватывало смешанное чувство гордости, благоговения и неловкости.
На самой верхней площадке, где на стене красовались портреты его предков, писаные маслом, – Эрнста Грифа, прадеда Генриха, бабки Эмилии (опешив от неожиданности, в свое время проявили гибкость: в родильной палате ждали появления Эмиля) и отца, Вольфганга, – эти чувства достигали апогея. Но они рассеивались сразу же за стеклянной дверью, которая вела к кабинету директора (то есть его).
– Счастливого Нового года, господин Гриф! – приветствовала его секретарша Рената Круг, которая как раз стирала пыль с каучукового дерева.
Она оставила в покое деревце и пыльную тряпку, подошла к Йонатану и протянула ему правую руку, а левой поправила очки, ловкими незаметными движениями привела в порядок темно-коричневый костюм, потом прическу.
Как всегда, ее седые волосы были уложены в аккуратный банан, и то, что Ренате Круг перевалило уже за шестьдесят, не меняло того факта, что она очень и очень красивая женщина.
– И вам того же, госпожа Круг! – ответил Йонатан и приветливо ей улыбнулся, а потом кивнул и исчез в своем кабинете со словами: – Господин Боде может зайти ко мне.
– Я ему сообщу, – крикнула она вслед Йонатану, и он тут же услышал, как Рената сняла трубку телефона на письменном столе.
Сколько себя помнил Йонатан – а это немалый отрезок времени, – Рената Круг работала на его отца. Йонатан тоже нанял ее ассистенткой после ухода отца из издательства. Ему иногда даже становилось неловко из-за того, что Ренате у него почти нечего делать. Несмотря на то что та могла уходить в пятницу после обеда, а в понедельник вообще был выходной, за двадцативосьмичасовую неделю работой Рената была загружена лишь часов пятнадцать. Может, и меньше.
С другой стороны, Рената Круг, женщина предпенсионного возраста, наверняка радовалась тому, что последние годы на работе… в основном лишь смахивала пыль с каучукового дерева. И была за это благодарна. Ну, еще она могла любоваться великолепным видом на Эльбу.
