Чрезвычайные происшествия на советском флоте - Николай Черкашин

Вероятно, неизвестным носителем гидролокатора являлась та же АПЛ США: она дежурила у выхода из губы Западная Лица, пристроилась к нам, скрываясь в нашем кильватерном следе, периодически одиночной посылкой гидролокатора уточняла местонахождение К-19. Только американцам была посильна многосуточная гонка преследования К-19, шедшей со скоростью 10–15 узлов и выше.

Меня как начальника РТС утешало лишь одно — гидроакустики оказались на высоте: неоднократно обнаруживали работу гидролокатора, по шумам винта и турбины опознали АПЛ США, определили её сближение. Пойти вдогонку и продолжить игру К-19 не могла: работали компрессоры на зарядку баллонов ВВД, а без ВВД лодке не всплыть.

Позже мне как вахтенному офицеру незаслуженно досталось от офицера-турбиниста Геннадия Глушанкова, который, не в силах сдержать себя и для разрядки, в сердцах высказался:

— Вы, вахтёры, обалдели от кислорода! Два реверса — за 8 часов! У нас полетят лопатки турбин! Вам же нечем будет командовать!

— Обстановка, Гена, заставляет!

В конечном итоге это они, турбинисты, остановили пикирующую АПЛ и не допустили столкновения, чётко исполнив команды „реверс“.

…Что ожидает нас в этом походе? Какие испытания приготовила судьба? Не отвернётся ли фортуна?

Схема связи К-19 на время учения такова: лодка должна поддерживать связь с Флагманским Командным Пунктом (ФКП) — с командованием СФ и ВМФ через Узел Связи СФ. Схема связи — обычная и не вызывает сомнений. По сценарию учения АПЛ К-19 — подводный ракетоносец сил „белых“, надводные корабли и дизельные подводные лодки — силы „красных“, связь и взаимодействие между временными „противниками“ не предусмотрена. Только противодействие.

30 июня 1961 года командир К-19 получил приказание ФКП начать движение для форсирования Датского пролива. Получение приказа мы подтвердили передачей радиограммы в адрес Узла Связи (ФКП). Сеанс передачи был проведён в перископном положении лодки передатчиком „Искра“ в автоматическом режиме на антенну „Ива“.

Позже выяснится, что это был последний сеанс связи К-19 с Берегом.

На поверхности пролива — торосистый лёд, на подводной лодке включены: эхолот, эхоледомер, гидролокатор. Обнаруженная „цель“ (лёд, препятствия), дистанция до неё, расстояние до нижней кромки льда, его толщина, глубина под килем, температура воды за бортом — всё под контролем и своевременно докладывается в ЦП для принятия командиром решений по изменению курса, скорости и глубины погружения. С обнаруженным айсбергом разминулись, Датский пролив благополучно пройден, впереди — чистый океан.

4 июля 1961 года 4-00 час. Над Северной Атлантикой — белая ночь. В толще океана, на глубине 100 м со скоростью 10 узлов (18,5 км/час) курсом норд-ост идёт К-19. Слева, в 75–100 милях (135–180 км) норвежский остров Ян-Майен, на нём — база НАТО. В ЦП закончился приём докладов из отсеков и боевых постов, очередная смена заступила на вахту. Всё спокойно, механизмы работают чётко, в отсеке — неназойливый гул систем автоматики.

Вахтенный офицер в очередной раз попытается выяснить у меня: „А в каком положении докладывал радиометрист Анатолий Кошиль? Не в горизонтальном ли?“ Дело вот в чём: по штату радиометристов трое, но старшина команды А. Кошиль, когда лодка под водой и его радиолокационная аппаратура не используется, несёт единоличную вахту иногда на „лежанке“, полке, которую ему оборудовали на судостроительном заводе. Так что А. Кошиль всегда на посту! Но в каком положении? Выяснение не состоялось, так как с пульта управления реакторами поступил тревожный доклад офицера-управленца Юрия Ерастова:

— Сработала аварийная защита правого реактора!

Это значит, в реакторе внезапно прекратилась управляемая цепная реакция. Через 2 минуты — второй доклад: „Падает давление и уровень в первом контуре правого реактора“, о чём вахтенный офицер немедленно доложил командиру АПЛ Николаю Затееву. По сигналу „Боевая тревога“ личный состав быстро, без суеты прибыл на боевые посты и приступил к исполнению своих обязанностей. Давление в первом контуре упало с 200 атм. до 0: вытекла вода, охлаждающая реактор, в трюмное пространство 6-го реакторного отсека, она радиоактивна!

Затем заклинило главный и вспомогательный циркулярные насосы 1-го контура и через активную зону стало невозможно прокачать охлаждающую воду (проектант реактора не предусмотрел аварийное охлаждение при подобной аварии). Правый реактор заглушен, но продолжает разогреваться, как заглушенный самовар с вытекшей водой: угли уже не горят, но ещё отдают своё тепло. Рост температуры реактора мог привести к тепловому взрыву, к расплавлению тепловыделяющих элементов с атомным топливом, на дне реактора могла образоваться критическая масса, а это — атомный взрыв!!! Нарастала другая угроза — радиация.

Радиация, разносимая по кораблю системой судовой вентиляции и людьми, не имеющая ни вкуса, ни запаха, ни цвета, была всюду: в отсеках, на мостике, на носовой и кормовой надстройке, от её смертоносного поражения укрытия не было, дозиметрические приборы зашкаливали! Молодые подводники, здоровые и энергичные до выполнения работ на реакторе, на виду экипажа, как в сказке от чар злого колдуна, теряли силы, превращались в тяжёлых лежачих больных. Им пытался помочь начальник медслужбы майор Косач.

Несмотря на радиацию экипаж продолжал исполнять свои обязанности по обслуживанию механизмов и систем. В отсеках, где пребывание было несовместимо с жизнью, вахту несли новым методом — „набегами“. Не по дням, а по часам росла суммарная доза облучения каждого члена экипажа, а при „набегах“ в кормовые отсеки — по минутам и секундам. Родной корабль для экипажа превратился в радиационную западню, из которой без внешней помощи не выбраться. И выбираться надо чем раньше — тем лучше!

„Ситуация на К-19 в день аварии для рядового матроса была предельно ясна и определялась уровнем страданий тех, которые лежали на носовой надстройке и через которых приходилось переступать. Это не изгладится из памяти сердца никогда!“ (из письма радиометриста А. Кошиля в 2005 году).

А что же со связью? В 5.00 час вахтенный радист получил от шифровальщика Алексея Троицкого первую радиограмму, но приказ из ЦП на передачу не поступил. В 6 час 07 мин К-19 всплыла в крейсерское положение, подняты все антенны, радисты открыли приёмную вахту.

От шифровальщика поступила вторая радиограмма: „Арфа, 0107, 4829, …“, состоявшая из 31-й цифровой группы — донесение командира АПЛ Флагманскому Командному Пункту о своём местонахождении и об аварии реактора. Поступило и приказание на передачу. Радисты привычно подготовили текст радиограммы к передаче в АВТ-режиме, настроили мощный передатчик „Искра“, подключили антенну „Ива“, нажали кнопку „пуск“, но вместо привычного звука работы автоматики услышали резкий щелчок. Произошло что-то непонятное. Осмотрели приборы, всё в норме… сбили настройки, настроили вновь… Пуск! Резкий щелчок и вспышка внутри передатчика! Возник пробой высокого напряжения, оно отключилось, ВЧ-энергия не поступила в антенну и эфир, передача не состоялась.

Я доложил в ЦП: „Передатчик "Искра" вышел из строя, БЧ-4 приступила к поиску и устранению неисправности“.

Связь — дело тонкое, а где тонко, там и рвётся. Худшие опасения мои и радистов насчёт того, что передатчик „Искра“ когда-нибудь проявит себя с худшей стороны, подтвердились. В последний год во время проворачивания механизмов радисты неоднократно обнаруживали ненормальности в работе передатчика „Искра“, неисправность появлялась и исчезала, не подчиняясь какой-либо закономерности, её невозможно было отследить и устранить. Много раз я наблюдал за действиями радистов и работой передатчика, пытался понять причину сбоя, но дефект не проявлялся. Скрытый, он же — пропадающий, он же — самоустраняющийся дефект — худший из дефектов в радиоэлектронной аппаратуре. Аппаратура, имеющая такую неисправность, согласно документам на поставку военной техники, недопустима к эксплуатации на кораблях ВМФ и подлежит замене. После неоднократных докладов командиру К-19 и флагманскому связисту дивизии были вызваны представители завода-изготовителя передатчика „Искра“. Во время трёхдневных проверок скрытый дефект не проявился. Представители уехали, а мы остались с тем, что имели: со скрытым дефектом и недоверием к передатчику, к тому же ещё и виновными в вызове представителей.

И вот, в самый напряжённый момент, когда на АПЛ — авария реактора, передатчик „Искра“ вышел из строя! Мнения радистов — это тот же дефект, так же опали стрелки индикаторов передатчика, вместо еле слышимого, как шорох, звука — резкий щелчок, вспышка пробоя и отключение высокого напряжения. Стало обидно и горько, что не смог ранее выявить, доказать другим наличие пропадающего дефекта, но для переживания времени нет, надо срочно отремонтировать передатчик и установить связь с берегом. Для меня и радистов Николая Корнюшкина, Юрия Пителя, Виктора Шерпилова наступил момент испытания, который растянулся на долгие часы напряжённой работы, надежд и разочарований.