Французское наследство - Дарья Булатникова

— Ты где? — поинтересовалась Лёлька, отлепив, наконец, пиццу и выпрямляясь.

— У мамы я, — раздраженно сообщил Олег. — Я тебе это уже в третий раз говорю. Лежу на диване с загипсованной ногой.

— А почему с загипсованной?

— Господи, да что с тобой? Говорю же — сломал. Утром в редакции спускался по лестнице, оступился и, как дурак, полетел вниз. Представляешь, какая досада, покалечился ни с того ни с сего. Теперь радую мамулю — ем кашу «Геркулес» и смотрю сериалы. Слушай, приезжай, а!

Лёлька задумалась. С одной стороны, Олега жаль, а с другой — Олегова мама Софья Павловна недолюбливала Лёльку. В родне Сагайдаченко все, как на подбор, были крупные, в теле. Мужики ростом под притолоку, плечистые и кудрявые. Бабы от них не отставали, дебелые, голосистые.

Впервые побывав на семейном торжестве в доме Софьи Павловны, Лёлька ощутила себя крайне мелкой и ничтожной. Да ещё, к тому же, почти вся родня немедленно начала интересоваться, почему это она такая чахлая. Не больная ли? Сидя за столом перед тарелкой с чудовищной горой салата «оливье» и здоровенным ломтем домашней буженины, Лёлька чувствовала себя тем самым работником, которого выбирают по принципу «хорошо ест — хорошо работает». Как назло, в этот день она не ездила к издателям, и порадовать окружающих зверским аппетитом не смогла. Вечером, глотая «мезим-форте», она проклинала украинское хлебосольство. После этого Лёлька стала избегать торжественные мероприятия в семье Олега, что в свою очередь вызывало недоумение и обиду Софьи Павловны.

— А ты почему у мамы? Нужно было сразу домой ехать, — вздохнула Лёлька.

Выяснилось, что уходя накануне рано утром, Олег забыл взять ключи и документы из куртки. Когда ему в больнице наложили гипс, он кое-как доковылял до такси и приехал домой, но Лёльки в квартире не было. Пришлось ехать к матери. А уж Софья Павловна, заполучив раненого сыночка, ни за что не соглашается его отдавать.

— Я была у Агнии. Представляешь, Вотю кто-то убил, а её арестовали. Ужасная ночка выдалась.

— Ты серьёзно? — опешил Олег. — Бедная Агния! И что там случилось?

Лёльке пришлось коротко изложить события. Олег чертыхнулся. Когда же он узнал, что Стариков отправил к Агнии своего адвоката, облегченно вздохнул.

— Ну, этот пройдоха вытащил бы из кутузки даже Чикатило. Так что не переживай, Агнию выпустят. А может быть, она уже дома.

— Тогда нужно срочно ей звонить! Ты уж там как-нибудь без меня потерпи. Привет Софье Павловне, — заторопилась Лёлька.

— Ладно, переживу, раз такое дело. Понимаю. Ну, пока. Целую!

— И я тебя целую.

Но телефон Агнии не отвечал. Интересно, где там всё-таки трубка валяется? Совершенно забыла отыскать её, уходя. Завалилась куда-нибудь, а Лёвке и дела нет. Нужно бы туда съездить… Хотя, если бы Агнию выпустили, она бы точно позвонила. Ладно, подождём немного.

Потягиваясь и позёвывая, Лёлька вышла на балкон. Внизу кипела жизнь. Радуясь теплому дню, во дворе носилась ребятня, мужики забивали козла на битом-перебитом столике, а на лавочках у подъездов чинно восседали бабульки, смакуя накопившиеся за зиму новости.

Лёлька любила свой двор. Было в нем нечто традиционное и стабильное. По утрам там выгуливали собачек, днем чинили машины, а к вечеру выбивали ковры. Так было, так есть и так будет, сколько бы поколений не сменилось. И квартиру свою Лёлька любила. В ней раньше жил Лёлькин дедушка, старый адмирал Туманов. Просоленный ветрами морской волк со всеми положенными атрибутами: здоровенной трубкой, табак для которой привозили исключительно из Лондона или английских колоний, барометром на стене и попугаем в клетке.

Дедушка умер восемь лет назад, но запах крепкого табака все ещё таился в мореном дереве огромных шкафов и обивке любимого дедушкиного кресла. Правда, попугай Румбо переехал вместе с клеткой на жительство к Лёлькиному брату Игорю. Вместо него Лёлька завела хитрющего кокер-спаниеля Лукаша. А всё остальное сохранила почти без изменений — крепкую кровать с резными спинками, темные восточные ковры на стенах, увешанных картинами с изображениями кораблей, штормов и морских сражений, барометр и старый корабельный фонарь, переделанный в бра. Только старый паркетный пол застелила темным зеленым паласом, да на огромный письменный стол водрузила компьютер. Мольберта у неё не было, здоровенный этюдник стоял у балконной двери.

Когда Олег впервые попал в её квартиру, он буквально лишился дара речи. Да и любой на его месте обалдел бы от того, что жилище легкомысленной рыжей свиристелки-художницы выглядело не ультрамодной берлогой или кокетливым будуаром, а мечтой мальчишки, начитавшегося романов Жюля Верна. Лёлька даже обиделась вначале, потому что Олег долго, практически не обращая внимания на её персону, бродил по квартире, разглядывая и чуть ли не обнюхивая всё, что там находилось. Глаза у него при этом были задумчиво-сумасшедшие.

Иногда Лёльке даже казалось, что живи она в обычном интерьере с традиционной стенкой и набором велюровой мягкой мебели, они бы с Олегом давно расстались. Почему-то современная мебель мало способствует сохранению свежести чувств. Вид любимого мужчины, сидящего, задрав колени в старых тренировочных брюках, с банкой пива в кресле около телевизора, не навевает никаких романтических мыслей. А вот тот же мужчина, но облаченный в шелковый халат, тихо покачивается в кресле-качалке и задумчиво курит изогнутую трубку. Почувствовали разницу? Олег идеально вписался в обстановку и атмосферу квартиры, а заодно и в Лёлькину жизнь. И выписываться, похоже, пока не собирался.

Лёлька вернулась в комнату. Лукаш укоризненно поглядывая на неё, направился к входной двери, понуро уселся на коврике и вздохнул. «Позабыт-позаброшен, — всем видом показывал пёс. — А хочется, знаете ли, в туалет». Пришлось одеваться и вести его гулять.

Стоя около чахлого островка растительности, ежедневно обильно удобряемый окрестными собаками, Лёлька размышляла. Похоже, милиция всерьёз вцепилась в версию виновности Агнии в убийстве и ни за что не отцепится. А значит, искать другого убийцу они будут спустя рукава. А если, к тому же, на ноже не обнаружат ничьих отпечатков, кроме Агнииных, то даже самый лучший адвокат вряд ли поможет.

Лёльку мучило ощущение собственной беспомощности. А тут ещё Олег так не вовремя ногу сломал. Можно было использовать его хотя бы для того, чтобы разнюхал все про бывшую семейку и деловое окружение Воти. Кому ещё может быть выгодна смерть простого ничем не примечательного бизнесмена? Сатанистам? Конечно, рисунки прямо указывают на них, но уже само это настораживает. Сатанисты народ полоумный, так что для них торжественность ритуала должна быть важнее его результата.

Лёлька припомнила всё, что ей довелось читать об этой секте. Главное у них — черная месса. Они служат её у специальных алтарей с перевернутым крестом и жертвенником. Могут умертвить какое-нибудь черное животное, петуха там, или барана. Человека, в принципе, тоже могут. Но такие жертвы наверняка должны быть обставлены с максимальной помпой. А тут залезли в чужую квартиру, наспех намалевали символику в отхожем месте и без всяких подобающих церемоний укокошили Вотю? Что-то уж очень скомкано. Профанация, а не обряд! И потом, в квартире был ещё Лева, что же они им-то не заинтересовались? Принести его в жертву было проще пареной репы.

Конечно, версию с сатанистами отбрасывать нельзя, но все-таки, похоже, кто-то просто пыль в глаза пускает. Пусть, мол, следствие трясет несчастных дьяволопоклонников, а я буду только похихикивать.

Повеселевший Лукаш мотая коротким хвостом ткнулся в Лёлькины колени. На улице уже смеркалось.

Вернувшись домой, Лёлька залезла в карман теплой куртки Олега и вытащила связку ключей и редакционное удостоверение. «Вот бы мне такое, проникла бы куда надо, и всё разнюхала!» — вздохнула она. Можно, конечно, использовать и это, но придется иногда показывать не только корочку, но и содержимое документа. А содержимое состояло из фотокарточки Олега и надписи: «корреспондент Сагайдаченко Олег Петрович». Сверху было ярко напечатано «Ежедневный вестник». Лёлька поразмыслила над увиденным и поняла, что изменить содержимое — раз плюнуть. Художник она или нет?

Через час в удостоверении красовалась Лёлькина фотография, валявшаяся в ящике стола со времени оформления загранпаспорта. Печать на фотографии не отличалась от оригинала, Лелька просто нарисовала её шариковой ручкой на ластике и тиснула на снимок. Надпись теперь гласила: «корреспондент Сагайдаченко Ольга Петровна» — с помощью компьютера и цветного принтера очень легко напечатать нужные кусочки слов и прилепить на резиновый клей. Когда нужно будет, и фотография и бумажки легко отклеятся, не оставив и следа. Лёлька упаковала удостоверение опять в пластиковую обложку и осталась чрезвычайно довольной — подделка была совершенно не заметна.