Червонная Русь - Елизавета Дворецкая

Обоз тронулся дальше, но не успела последняя телега отъехать, как у передней сломалась ось. Пока ее чинили, приблизился вечер. До Любачева оставалось всего ничего, но ехать в сумерках Толча не хотел.

– Да и не откроют нам ворота в темноте, побоятся! – решил он и махнул рукой: – Распрягай, ребята, будем тут ночевать!

Начали распрягать лошадей и устраиваться на ночь. Звонята один приволок из леса целую ель, поваленную ветром, Забела бойко распоряжалась возле большого котла с кашей, даже хлопнула ложкой по лбу мальчишку, который недостаточно проворно выполнял ее указания. Ростислав и Доброшка обрубали ветки, Прямислава понемногу перетаскивала их к костру, чтобы сложить из них лежанки. Понимая, что здесь ей прислуживать некому, она старалась по мере сил сама заботиться о себе. Вообще ее представления о жизни заметно изменились с тех пор, как она покинула Апраксин монастырь, и ей казалось, что она ушла оттуда не три месяца, а десять лет назад. В монастыре один день был в точности похож на другой, и она отлично знала, кто она, где она и что ее ждет впереди. Или думала, что знает. Теперь же все менялось вокруг нее стремительно и непредсказуемо, и она, как ни странно, начала привыкать к этому. Каша из общего котла, жестковатое ложе из травы и веток, широкий плащ Ростислава и теплые объятия его крепких рук составляли сейчас всю ее вселенную, да она и не хотела ничего другого. Сейчас ей не нужно было думать, кто она – замужняя женщина, разведенная жена или снова невеста, княжна или полонянка, – она была просто женщиной, и она ничего не имела бы против, если бы это путешествие продолжалось вечно. Они сидели под березой на старом бревне, наблюдая, как Звонята все тянется попробовать кашу, а Забела отгоняет его ложкой, привязанной к длинной палке, которой она мешала в котле.

– А в Любачеве как будем? – спрашивала Прямислава. – Там тебя в лицо знают. Помогут нам или как?

– Сам все думаю! – Ростислав вздохнул. – Лучше бы нам перед Любачевым от купцов отстать и Доброшку вперед пустить – его там не знают, он и разведает, есть ли в городе люди Владимирка. Если есть – соваться туда нечего. Может, завтра на заре уйдем потихоньку?

– А если придется от Любачева дальше ехать?

– Тут на Сане торговых гостей много, прибьемся к кому-нибудь.

Прямислава прижалась лбом к его плечу. Ей уже не верилось, что где-то может она найти покой и убежище. Даже если они благополучно доберутся до Перемышля, война с Владимирком на этом не кончится. Но что о ней будут говорить по всей земле русской, если она выйдет из леса вдвоем с Ростиславом, да еще Бог знает в каком виде!

Вдруг какое-то слово из общего шума у костров коснулось ее слуха.

Венгры!

– Да вроде давешние, батюшка, я того, усатого, в красном плаще, признал! – докладывал Сивояр, которого первым послали сторожить на пригорок.

– А много их? – расспрашивал Толча.

– Человек тридцать. И сам князь скачет.

Ростислав внимательно слушал, глядя на Сивояра, который взмахами руки показывал, с какой стороны приближаются нежеланные гости. Толча хмурился: ему казалось подозрительным внезапное появление вчерашних знакомых, которые направлялись вроде бы совсем в другую сторону. Он беспокоился за свой товар, а Прямислава и Ростислав переглянулись. Очень нужны были венграм гребешки и ткани владимирского обоза! Если они пустились вдогонку, то только ради Прямиславы. Значит, они их все-таки узнали? Или догадались, уже расставшись? Или… Или с ними встретились посланные князем Владимирком, и венгерский князь узнал, с кем встретился? Узнал, что хотел купить для князя Юрия его собственную беглянку жену?

– Давай-ка, ребята, вооружаться! – сдвинув брови, решил Толча. – Пусть их там целая тысяча, а я своего товара задаром никому еще не отдавал! Не робей, мы за себя постоим!

Владимирцы побросали все дела и кинулись к щитам, топорам и копьям. Забела выронила ложку; Звонята поднял голову, отыскивая взглядом Ростислава…

А Ростислав, не говоря ни слова, подхватил с травы свой меч, другой рукой потянул за собой Прямиславу, и оба исчезли в чаще. Он не хотел и думать, нужен ли венграм Толчин товар, но был твердо уверен, что Прямиславу они больше не увидят, пока он жив. А для этого надо было бежать.

Не оглядываясь, они вдвоем неслись через лес, не зная куда, только бы подальше от берега. Лес не степь – конный пешего здесь никогда не найдет и не догонит. Уже почти стемнело, и Прямислава совсем не видела дороги; никаких тропинок тут не имелось, но это было к лучшему. На сухой лесной земле, на ковре из прошлогодней хвои мягкая обувь не оставляет следов, а рассмотреть в темноте примятую траву не сумеет даже самый опытный охотник-следопыт. Они бежали, прислушиваясь к происходящему позади, но опушка была уже далеко, и они не слышали ничего, кроме обычного шума леса и голосов ночных птиц.

Наконец Прямислава совсем запыхалась, и тогда они остановились под огромной старой елью, накрывшей их своей лапой, как пологом шатра. Было так тихо, как будто в ночной темноте весь мир растворился без остатка. Только наверху в щелочках между ветвями виднелось темно-синее ясное небо, а на нем блестела, как алмаз, единственная белая звезда.

Прямислава уткнулась лицом в грудь Ростиславу – ей нечего было ему сказать, в голове не осталось вообще ни одной мысли. Теперь они, казалось, окончательно порвали все связи с белым светом: они остались вдвоем, бросив даже последних своих спутников и друзей, очутились в лесу, где их никто никогда не найдет и откуда им никогда не выйти… Темнота завораживала, было прохладно, но от бега и волнения Прямиславу бросало то в жар, то в холод. Она крепче прижималась к Ростиславу, стараясь унять эту дрожь и обрести опору в единственном человеке, который составлял для нее весь мир…

Рано утром Прямислава проснулась от холода: уже совсем рассвело, и свежая утренняя прохлада заползала под плащ, которым они были укрыты. Теперь, при свете дня, все происходившее ночью казалось почти невероятным, но ощущение оторванности от мира не покидало их. Глядя друг на друга, они только улыбались и с трудом могли заставить себя думать о том, что будет с ними дальше. Голод давал о себе знать, но теперь у них был только меч, с которым, вообще-то, не охотятся. Собирая позднюю землянику и раннюю чернику, они побрели через лес, сами не зная куда, но вскоре наткнулись на пень, возле которого валялись вершина и стесанные ветки. Значит, здесь неподалеку жилье, раз кто-то таскал из лесу бревна.

– Если весь какая-нибудь или заимка – ничего, там про нас не знают, – сказал Ростислав. – Хлеба раздобудем. До Любачева рукой подать – проберемся как-нибудь.