Гусар на крыше - Жан Жионо

Трудно было себе представить, что у холеры есть хоть какие-то шансы справиться с этими простыми, краснощекими и неторопливыми мужчинами и женщинами, живущими среди тополиных рощ вдоль дороги.

Два дня спустя к вечеру они прибыли в Тэюс. Деревня была расположена очень высоко над глубокой долиной. Ее обитатели были еще более простыми, невозмутимыми и еще более краснолицыми. Замок был расположен выше. От одной террасы к другой вели многочисленные лестницы, простые, незамысловатые, даже суровые, что очень понравилось Анджело. Он не отказался от своих обещаний и предложил руку молодой женщине. Маркиза дома не было. Никто не знал, где он.

— Обо мне он, конечно, думать не станет, — сказала старая мадам де Тэюс. — Он, должно быть, сумасбродствует где-нибудь. Говорят, что на юге делается что-то странное.

Анджело собирался раздеться в отведенной ему очень удобной комнате, где была кровать с колонками, когда в дверь постучали. Это была старая маркиза; кругленькая и румяная, несмотря на возраст, похожая на крестьянок этой деревни, с глазами той прозрачной голубизны, какие бывают у людей с нежной, но не склонной к излишней чувствительности душой. Она пришла всего лишь узнать, не нужно ли чего ее гостю, и тем не менее удобно расположилась в кресле. Анджело наконец-то очутился в доме, напоминавшем ему его дом в Бренте. В коридорах он вдыхал неповторимый аромат, свойственный очень большим и очень старым домам. Он долго говорил со старой дамой, как он мог бы говорить со своей матерью, и исключительно о народе и о свободе. Старая дама покинула его за полночь, пожелав ему спокойной ночи и приятных сновидений. Барышник из Ремоллона привел к террасам замка несколько лошадей, среди которых одна выделялась своей горделивой осанкой. Анджело с восторгом купил ее. Эта лошадь дала ему три дня несказанной радости. Он без конца о ней думал, представляя себе, как она мчится во весь опор. Каждый вечер Полина надевала длинное платье. Ее личико, осунувшееся от болезни, было гладким и острым, как наконечник копья, и под пудрой и румянами слегка отливало прозрачной голубизной.

— Как ты меня находишь? — спросила она.

— Очень красивой.

Анджело выехал утром. Он сразу отпустил поводья и предоставил свободу лошади, которую он сам каждое утро кормил овсом. Таким аллюром можно было гордиться. Навстречу ему мчались розовые горы, такие близкие, что он различал бегущие вверх по склонам лиственницы и ели.

«Италия там, за этими горами», — думал он.

Он был наверху блаженства.

Примечания

1

Жан Жионо посвящает роман «Гусар на крыше» своим друзьям — Шарлю Бистези, профессору музыки в консерватории в Ницце, с которым он познакомился в 1935 году, и его жене Сюзанне Бистези, скрипачке. Они были первыми, с кем писатель обсудил в 1947 году замысел своего будущего романа об Анджело. Возможно, образ Анджело, пьемонтца по происхождению, был отчасти навеян талантливой, моцартианской личностью Шарля Бистези, тоже родившегося в Пьемонте.

2

Стихотворная строка, ставшая эпиграфом к роману, взята Жионо из комедии Педро Кальдерона (1600–1681) «Casa con dos puertos, mala es de guardar» («Дом с двумя дверями трудно охраняем»).

Каталина де Акоста, которую считали колдуньей, была приговорена испанской Инквизицией в XVI в. к сожжению на костре. Но ей удалось спастись, и она была сожжена «заочно», «en estatua», то есть была сожжена изображавшая ее фигура.

В комедии Кальдерона один из персонажей намекает на то, что его знакомая — колдунья, заключившая сделку с дьяволом, ибо ей удалось сверхъестественно быстро узнать важные новости: «Не ты ли, Каталина де Акоста, отправилась искать свое изображенье?»

Жионо извлекает эту кальдероновскую строку из контекста пьесы, наполняя ее своим смыслом: его герой Анджело, постоянно рискуя жизнью, отправляется на поиски своего «я», в надежде найти такое свое «изображение», которое было бы адекватно его собственным представлениям о себе.

3

«Не ты ли, Каталина де Акоста, отправилась искать свое изображенье?» Кальдерой (исп.). — Перев. Е. Кассировой.

4

Распай Франсуа (1794–1878) — французский естествоиспытатель, автор книг по медицине («Естественнонаучная история здоровья» (1843), «Семейная медицина» (1844) и др.), в которых важнейшая роль отводилась гигиене как профилактике многих заболеваний.

5

Ожеро Пьер (1757–1816) — маршал Франции, один из организаторов переворота 18 фруктидора (4 сентября 1797 г.), участник наполеоновских военных кампаний.

6

Как отмечают исследователи творчества Жионо, описание симптомов холеры поразило воображение писателя еще в детстве. Тогда он прочитал роман Эжена Сю «Вечный Жид» и долго находился под впечатлением воссозданной в нем картины парижской эпидемии холеры 1832 г. Тогда же из свидетельства, выданного одним алжирским военным госпиталем, он узнает, что его дед по отцовской линии, военный санитар этого госпиталя, спасал холерных больных во время эпидемии 1835–1836 гг.

В 40-е годы, работая над своим романом, Жионо внимательно изучил около тридцати медицинских и историко-документальных источников, из которых и почерпнул многие достоверные детали и клинические симптомы болезни. (Среди этих книг: Cauviere, Rey, Rousser (Drs). Rapport de la commission medicale, envoyee a Paris par l'administra- tion municipale de Marseille pour etudier le cholera-morbus. Marseille, 1932; Franc J. et Mery L. Le cholera a Marseille, 1832–1835. Marseille, 1835, и др.).

Однако строго научное описание клинической картины болезни не могло входить в задачу писателя. Он включает в свой роман перечисление примерно четвертой части симптомов, описанных в медицинских книгах, причем самых из них чудовищных и устрашающих. К ним добавляются еще более страшные детали — из описаний чумы, прежде всего чумной эпидемии 1720 г., которая унесла несоизмеримо больше человеческих жизней и имела куда более губительные социальные последствия, чем все известные в XIX в. эпидемии холеры. Описывая холеру, Жионо нагнетает и сгущает мрачное. Так, он практически не упоминает случаев выздоровления, между тем как, согласно статистическим данным той эпохи, смертность составляла 40–60 % всех случаев заболевания. Жионо преувеличивает также степень заразности болезни: в романе говорится, например, что из 7000 жителей Маноска заболело 1700 человек, то есть 25 %, в то время как исторические документы свидетельствуют об 1-10 % заболеваемости среди населения южных областей во время самых мощных «десантов» холеры XIX века.

Все ясно говорит о том, что натуралистическое копирование холеры morbus отнюдь не было самоцелью автора. Как не раз бывало во французской литературе (А. Камю «Посторонний», Б. Клавель «Волчья пора» и др.), эпидемия становится в романе грандиозным символом, позволяет автору осуществить давно возникший замысел — понять природу катастроф и катаклизмов космического масштаба и ответную реакцию человека на те бедствия, что грубо обрушиваются на него, бедствия, к которым он непричастен, но от которых не может спастись. (В пятом номере журнала «Кайе де Контадур» за 1938 г. опубликованы такие принадлежащие Жионо строки: «…Когда холера, чума или Столетняя война обрушиваются на человечество, мы видим, как среди вихрей бедствия образуются оазисы честных людей, не внемлющих страшным призывам, игнорирующих расхожие истины и упрямо ищущих себя».).

7

Раздражительное племя поэтов (лат.). — Гораций. «Послания», 11, 2, 102.

8

Этот полный аллюзий диалог целиком построен на игре слов. Он характерен для стиля позднего творчества Жионо. Например, упоминание о телескопе вызывает ассоциацию с понятием «видеть», а оно в свою очередь соединяется с идеей цвета и объясняет появление в диалоге фразы о цвете пчел. (Пчелы в этом контексте символизируют монархическую власть.)

9

Речь идет о циркуляре, подписанном в 1832 г. префектом парижской полиции Жиске. В нем опровергались распространявшиеся в народе слухи о том, что холера якобы была вызвана сознательным заражением источников, практикуемым правительством для того, чтобы отвлечь внимание людей от острых политических проблем.

10

Это речь аристократа, хоть и карбонария, и к тому же очень молодого. (Примеч. авт.)

11

Перечисленные здесь имена были, по-видимому, подсказаны писателю чтением Макиавелли (1469–1527), прежде всего его «Флорентийских историй». Это имена итальянских полководцев первой половины XV в.

12

«Входящие, оставьте упованья» (urn.). — Перев. М. Лозинского.

Здесь возникают реминисценции из «Божественной комедии» Данте Алигьери (1265–1321). Промелькнувшие у Жионо образы волчицы и пантеры возникают у Данте в I песни «Ада»: три зверя в диком лесу у входа в Ад являются частью сложной дантевской аллегории и трактуются обычно как воплощение человеческих пороков (чванства, стяжательства и др.). В Лимбе (песнь I, II) Данте принимается в общество поэтов и Учителем его становится Вергилий.