Бессонница - Стивен Кинг

— Наверное. — Он благодарно улыбнулся Ральфу. — Как бы там ни было, спасибо за то, что остановил меня, пока я не наломал дров. Ты же знаешь, как я порой срываюсь.

Жаль только, никого не было рядом, когда схлестнулись мы с Биллом, подумал Ральф. Вслух он сказал:

— Не за что. На самом деле это я должен благодарить тебя. Теперь я смогу присовокупить еще кое-что к моему послужному списку, когда буду просить высокооплачиваемый пост в ООН.

Фэй, довольный, засмеялся и похлопал Ральфа по плечу:

— Ага, генерального секретаря! Миротворец номер один! А ты бы смог, Ральф, без дураков!

— Нет вопросов. Береги себя, Фэй.

Он уже было повернулся, но Фэй дотронулся до его руки:

— Ты ведь будешь участвовать в турнире на следующей неделе, правда? «Шоссе № 3 — Классик»?

Ральфу потребовалась целая секунда на то, чтобы понять, о чем идет речь, хотя это была главная тема разговоров плотника на пенсии с тех пор, как начали распускаться листочки. Фэй устраивал шахматные турниры, которые называл «Шоссе № 3 — Классик», с самого конца его «настоящей жизни» в 1984-м. Призом был громадный никелированный кубок с выгравированными на нем шутовской короной и скипетром. Фэй, явно лучший шахматист среди старых алкашей (по крайней мере в западной части города), награждал призом самого себя шесть раз из девяти, и Ральф подозревал, что в трех партиях он поддавался, просто чтобы остальные участники турнира не утратили интереса к игре. Этой осенью Ральф мало думал о турнире; у него на уме было совсем другое.

— Конечно, — сказал он. — Скорее всего я сыграю.

— Отлично, — ухмыльнулся Фэй. — Мы должны были начать в прошлый уик-энд — такой я составил график, — но я надеялся, если мы отложим, то Джимми В. тоже сумеет участвовать. Правда, он все еще в больнице, и если отложить надолго, будет уже слишком холодно, чтобы играть на воздухе, и в итоге мы засядем в задней комнате парикмахерской Даффи Спрэга, как в девяностом.

— А что с Джимми?

— Рачок за него снова взялся, — сказал Фэй, а потом добавил, понизив голос: — Думаю, скорее снежок не растает в аду, чем Джимми получит хоть один шанс одолеть его на этот раз.

Ральф ощутил неожиданный и на удивление острый приступ печали от этого известия. Они с Джимом Вандермиром хорошо знали друг друга во время их «настоящих жизней». Они оба много разъезжали тогда: Джимми — с конфетками и поздравительными открытками, а Ральф — с печатной продукцией и канцелярскими товарами, и так подружились, что несколько раз отправлялись вдвоем в поездки по Новой Англии, ведя тачку по очереди и позволяя себе более роскошный стол и ночлег, чем если бы путешествовали порознь.

Еще они делились грустными, ничем не примечательными секретами, какие бывают у часто уезжающих из дома мужиков. Джимми рассказал Ральфу про шлюху, укравшую у него бумажник в 1958-м, и как он наврал своей жене, сказав, что его ограбил случайный попутчик. Ральф рассказал Джимми, как в сорок три года до него дошло, что он пристрастился к терпингидрату, и о своей болезненной и в конечном итоге успешной борьбе с этой поганой привычкой. Он точно так же не посвящал Кэролайн в свое странное пристрастие к микстуре от кашля, как Джимми В. не рассказывал своей жене о той случайной шлюшке.

Множество поездок; множество смененных колес; полным-полно шуточек насчет разъездного торговца и красивой фермерской дочки; долгие полночные разговоры, порой затягивающиеся до раннего утра. Иногда они разговаривали о Боге, иногда — об Ай-ар-эс[50]. Словом, Джимми Вандермир был чертовски хорошим товарищем. Потом Ральф перешел на кабинетную работу в издательской фирме и потерял Джимми из виду. Он только начинал восстанавливать свои старые связи здесь и еще в нескольких тусклых местечках, которые были разбросаны по всему Дерри старых алкашей — в библиотеке, бассейне, задней комнате парикмахерской Даффи Спрэга, может, еще в четырех-пяти точках, — когда вскоре после смерти Кэролайн Джимми сказал ему, что его прижал приступ рака легкого, а все остальное как будто в норме. Ральф вспомнил, как Джимми болтал про бейсбол или рыбалку, пихая один за другим окурки «Кэмел» в щель приоткрытого бокового стекла.

Мне повезло, говорил тогда Джимми. Мне и герцогу[51]— нам обоим повезло. Только и тому, и другому, кажется, повезло ненадолго. Как в конечном счете любому смертному.

— О Господи, — пробормотал Ральф. — Мне так жаль.

— Он лежит в Домашнем центре Дерри уже почти три недели, — сказал Фэй. — Облучение и уколы какой-то отравы, которая вроде бы должна убить рак и одновременно наполовину прикончить его самого. Странно, что ты не знал, Ральф.

Тебе-то, может, и странно, а вот мне — нет. В один прекрасный день ты не можешь отыскать пакетик растворимого супа, на другой день — теряешь ощущение времени, а на третий — своих старых друзей.

Фэй помотал головой:

— Этот гребаный рак. Подкарауливает тебя как призрак.

Ральф кивнул, подумав о Кэролайн.

— Ты, случайно, не знаешь, в какой палате лежит Джимми? Может, я схожу навестить его.

— Случайно знаю. В 315-й. Запомнишь?

— Сразу не забуду, — усмехнулся Ральф.

— Конечно, сходи навести его, если можешь, — его здорово накачали разными снадобьями, от которых мутит башку, но он все еще понимает, кто к нему приходит, и, ручаюсь, будет рад тебя видеть. Он как-то говорил мне, что вы с ним классно проводили время в прежние времена.

— Ну, знаешь, разъезжали вместе по дорогам, вот и все, — сказал Ральф. — Если нам случалось заглянуть в закусочную, Джимми В. всегда лез без очереди. — Вдруг он почувствовал, что вот-вот расплачется.

— Погано, правда? — тихо спросил Фэй.

— Да.

— Ну что ж, сходи навести его. Он обрадуется, и тебе станет получше. Во всяком случае, должно так быть. И смотри не забудь про этот чертов шахматный турнир! — закончил Фэй, выпрямившись и делая героическую попытку выглядеть и говорить весело. — Пропустишь его — дерьмом будешь.

— Постараюсь не пропустить.

— Ага, я на тебя рассчитываю. — Фэй сжал кулак и легонько стукнул Ральфа в плечо. — И спасибо тебе еще раз за то, что остановил меня, прежде чем я успел… Ну, знаешь, сделал что-то такое, о чем пожалел бы после.

— Конечно. Миротворец номер один — вот кто я. — Ральф двинулся по тропинке, ведущей к развилке, а потом обернулся: — Видишь вон ту служебную дорогу? Между главным терминалом и нашей улицей? — Он махнул рукой туда, где от частного терминала сейчас как раз отъезжал обслуживающий фургон, и в его ветровом стекле отражалось яркое солнце, бившее Ральфу и Фэю в глаза. Фургон остановился прямо перед воротами, загородив электронный луч из глазка. Створка ворот начала отъезжать в сторону.