Птица не упадет - Уилбур Смит

— Слава Богу! — сказал капитан рядом с Марком: пленные начали вставать с облегчением на лицах, и в их голосах звучало нервное веселье.

Они бросились к дверям, обнимали своих спасителей или просто выходили на солнце.

Марк увернулся от рослого полицейского сержанта в мятом мундире, с трехдневной щетиной на лице, нырнув ему под руку, и стал подниматься по лестнице.

Он перескакивал через три ступеньки за раз и остановился на площадке. Двери пяти кабинетов на втором этаже были распахнуты, шестая закрыта. Марк осторожно прошел по коридору, заглядывая в комнаты.

Шкафы и столы опустошены, на полу толстый слой бумаг, стулья перевернуты, ящики выдернуты из столов и брошены на пол.

Единственная закрытая дверь — шестая в конце коридора. Марк знал, что это кабинет председателя местного отделения профсоюза, Фергюса Макдональда. Именно его он разыскивал; какое-то остаточное чувство верности, прежняя дружба заставляли искать Фергюса, чтобы предложить ему помощь и защиту.

Приближаясь к закрытой двери, Марк снял ружье с предохранителя. Потянулся к ручке двери, но вдруг почуял опасность и насторожился. Он постоял несколько мгновений, почти касаясь пальцами медной ручки, потом отступил в сторону, протянул руку и повернул ручку.

Было не заперто. Щеколда щелкнула, и дверь распахнулась. Ничего не произошло, и со вздохом облегчения Марк вошел в комнату.

За столом лицом к нему сидел Гарри Фишер, рослая грозная фигура с толстыми массивными плечами; обеими руками Гарри держал револьвер и целился прямо в грудь Марку.

Марк понял, что для него движение означает смерть. Он видел закругленные свинцовые пули в цилиндре магазина, курок взведен; Марк застыл.

— Нас не сломить, — сдавленным хриплым голосом, который Марк не узнал, заговорил Гарри Фишер. — Мы зубы дракона. Там, где вы зароете одного, встанут тысячи новых воинов.

— Все кончено, Гарри, — осторожно сказал Марк, пытаясь отвлечь его, поскольку знал, что не успеет поднять ружье: Гарри Фишер выстрелит раньше.

— Нет, — покачал косматой головой Гарри Фишер. — Это только начало.

Марк не понимал, что тот делает, пока Гарри Фишер не повернул револьвер и не вложил ствол в рот. Глухо прозвучал выстрел, и голова Гарри сплющилась, как резиновый мяч, по которому ударили битой.

Заднюю часть черепа разорвало, и смесь ярко-алого и горчично-желтого окрасила стену за Фишером. Удар пули отбросил тело назад, стул перевернулся и с грохотом упал на пол.

Помещение заполнил запах пороха, ноги Гарри Фишера задергались в смертельном танце на голом деревянном полу.

— Где Фергюс Макдональд?

Марк сотни раз задавал этот вопрос пленным забастовщикам. Те смотрели на него с гневом, с горечью, некоторые по-прежнему свирепо и вызывающе, но ни один не снизошел до ответа.

Марк под предлогом прочесывания взял с собой трех человек и прошел по улице Лаверз-Уок до самого дома.

Передняя дверь не заперта, постели в спальне не заправлены. Марка охватило странное отвращение, сопровождаемое жжением в паху, когда он увидел на стуле крепдешиновый халат Хелен и мятые панталоны, небрежно брошенные на пол.

Он быстро отвернулся и прошел через весь дом. Объедки в грязных тарелках на кухне уже заплесневели, воздух был затхлый, пахло нежильем. В доме уже несколько дней никто не появлялся.

На полу у печи валялся обрывок бумаги. Марк поднял его и увидел знакомый рисунок — серп и молот. Солдаты ждали его на веранде.

Забастовщики подорвали железнодорожные рельсы на станции Браамфонтейн и на переезде у Черч-стрит, поэтому грузиться в поезд в Фордсбурге отряд не мог. Большая часть дорог после схватки была завалена мусором и обломками, но опаснее всего было другое — несдавшиеся забастовщики могли прятаться в зданиях, стоящих вдоль дороги на Йоханнесбург.

Шон Кортни решил вести отряд по открытой местности, прилегающей к шахте «Кроун Дип».

Выступили из Фордсбурга затемно, пока еще нельзя было стрелять издали. Ночь прошла тревожно, мало кому удалось поспать. От усталости рюкзаки казались людям отяжелевшими, ноги ступали словно в кандалах. Но пройти нужно было меньше мили.

Машины ждали на открытой площадке возле копра шахты «Кроун Майн» — грандиозного сооружения, напоминающего Эйфелеву башню; стальные балки с распорками, придающими прочность, поднимались на сто футов к огромным колесам подъемной установки. Когда шахта работает, эти колеса непрерывно вращаются, опуская клети с людьми и оборудованием на сотни футов в глубины земли и поднимая миллионы тонн золотоносной породы.

Сейчас большие колеса замерли, они стоят без движения уже три месяца, и здания рядом с копром кажутся мрачными, заброшенными.

Транспорт представлял собой собрание разнородных грузовиков и торговых фургонов, конфискованных по закону о военном положении: грузовики с каменоломен, с шахт, даже один фургон, принадлежащий пекарне. Было ясно, что на шестьсот человек их не хватит.

Когда Марк во главе отряда А подошел туда, с полдюжины офицеров в голове конвоя о чем-то спорили. Знакомая бородатая фигура Шона Кортни на голову возвышалась над окружающими, и Марк услышал гневное рычание:

— Я хочу, чтобы этих людей перевезли до полудня. Они хорошо поработали и заслуживают горячей еды и места для…

В этот миг он увидел Марка, нахмурился, подозвал его к себе и заговорил раньше, чем Марк подошел.

— Где тебя носило? Я послал тебя в отряд с сообщением и ждал обратно. Ты прекрасно знаешь: я не хотел, чтобы ты участвовал в боях. Ты в моем штабе!

Марк устал, он был раздражен и подавлен из-за всего, что видел и делал в этот день. И был не настроен терпеть капризы генерала.

Вызов на его лице невозможно было не понять.

— Сэр, — начал он, и Шон закричал:

— И не говорите со мной таким тоном, молодой человек!

Безрассудный, совершенно безотчетный черный гнев овладел Марком. Не думая о последствиях, бледный от ярости, он подался вперед и высказался.

Отряд, собравшийся внизу, стоял на дороге аккуратными симметричными прямоугольниками в хаки, шестьсот человек строем в три ряда глубиной.

Унтер-офицеры строили каждый взвод и один за другим командовали «вольно».

С вершины стального копра в ярком желтом свете раннего утра они выглядели незабываемо.

— Готова, милая? — прошептал Фергюс Макдональд, и Хелен молча кивнула. Явь давно поблекла и сменилась чем-то вроде зыбкого сна. Плечи Хелен жгло, ремни тяжелых ящиков с патронами натерли кожу, но боли не было — только оцепенение. Руки словно опухли, сделались неловкими, под обломанными ногтями чернели полумесяцы грязи; жесткий брезент лент с патронами казался гладким, как шелк, медные гильзы патронов — прохладными, и ей хотелось прижать их к сухим растрескавшимся губам.