ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство) - Луначарский Анатолий Васильевич

Вернувшись к вопросу об обилии предметов в музеях, А. В. Луначарский указал, что центральный государственный музей должен быть разделен на две части: на музей–фонд и на музей–выставку. Выставки должны быть постоянные и временные. Небольшие выставки всегда привлекательны. Только таким делением музеев можно достигнуть того, что музеи действительно станут захватывать народ.

Упомянув о значении организации экскурсий по музеям и устройства в них аудиторий для лекций, оратор высказался против синтетического стремления Отдела по делам музеев создать крупный центральный музей. Нужна сеть небольших музеев, для которых центральный музей должен служить фондом.

А. В. Луначарский далее предостерегает против увлечения устройством разного рода новых музеев. По его мнению, не следует разбрасываться. Нужно создавать только такие музеи, для которых имеются в достаточном количестве экспонаты. В настоящее время весьма важно создать сеть просветительных музеев, которые можно пополнить маленькими местными собраниями. Создание таких музеев могло бы пойти снизу, что имеет большое воспитательное значение.

Оратор коснулся еще значения передвижных выставок, роль которых особенно велика в художественно–промышленном деле, ибо тут действительно возможно воспроизведение лучших образцов. Уники можно охранять, но менее цепные вещи нужно давать на руки мастерам.

Закончил свою речь А. В. Луначарский пожеланием, чтобы конференция с успехом разрешила задачи, включенные в ее программу.

Речь народного комиссара по просвещению вызвала долгие аплодисменты.

(«Искусство Коммуны», 1919, Л*е 11)

Приложение 4 (к статье «Советская власть и памятники старины»).

Стенограмма доклада А. В. Луначарского на конференции научных работников и экскурсоводов Государственной Третьяковской галереи (1929 г.).

«Начало, которое должно оздоровить нашу научную работу и, равным образом, работу просветительную, — —это марксистская теория, и начало это должно быть проводимо с достаточной энергией, потому что, вы хорошо понимаете, и научная и просветительная работа в эпоху острой классовой борьбы, в эпоху революции приобретает характер оружия в этой борьбе. Поэтому революционное правительство, Коммунистическая партия и пролетарское общественное мнение добиваются того, чтобы начала нового миросозерцания проникли во всю пашу научную и просветительную работу.

Но в нашей стране очень много элементов непролетарских, которые являются носителями других взглядов, других учений. Как раз в тех кругах, которые обладают большим количеством знаний, в верхушке, в наиболее квалифицированной группе интеллигенции сложились до революции совсем другие воззрения, и те основы, которые принесла с собой революция, кажутся людям этой группы извне навязываемыми. В нашей стране создалось положение, обратное тому, какое существует во всем мире, где миросозерцание пролетарское отбрасывается, иногда прямо преследуется, и наоборот, немарксистские или антимарксистские течения являются привилегированными. То, что у нас марксизм — идеология господствующего класса, не только не создает у всех желания ему подчиниться, но у многих вызывает только еще более оппозиционное настроение. «Мне не доказывают, не ведут со мной научных споров относительно ценности этого миросозерцания, а говорят — это, мол, точка зрения государственная, точка зрения победившего класса, и твоя политическая лояльность, твой гражданский долг должны заключаться в том, чтобы ты принял это убеждение». Действительно, такого рода подход не только не создает в сфере убеждений симпатии к новым воззрениям, а, наоборот, побуждает к известному протесту. Правда, прямого давления в этом отношении государственная власть не производит, и отдельные эксцессы, происходящие по вине того пли иного неумелого и бестактного работника, не могут быть поставлены в пину ни власти, ни, тем менее, марксизму. Но и помимо этого, у людей, о которых идет речь, сложились свои умственные привычки, свой интеллектуальный и эмоциональный характер, и им очень трудно его изменить. И если даже совершенно откинуть действие классового подхода, большой меры политической симпатии к старому порядку, к буржуазии, все же и этим еще не устраняется сознательное или бессознательное противодействие проникновению нашего влияния в сферу научно–исследовательской работы.

Сознательное противодействие проявляется в том, что открыто или полуоткрыто проводятся противоположные марксизму тенденции. Бессознательное проявляется в том, что люди либо, не умея применять новые тенденции, их обходят, либо, не желая вступать в споры и вести классовую борьбу идеологическим оружием, фактически все же ведут ее, распространяя взгляды, ничего общего не имеющие с объективными научными взглядами, которые несет новое человечество. И, наконец, наихудший вред наносят марксизму те его мнимые сторонники, которые, не будучи людьми убежденными, готовы петь по какому угодно камертону, или те неофиты, которые перешли в новую веру, но настолько плохо ее усвоили, что лишь идейно компрометируют новое мировоззрение.

Во всех этих формах сознательной открытой, сознательной прикрытой борьбы, или бессознательной борьбы, когда человек думает, что он «просто говорит», а на самом деле «говорит прозой», и притом почти контрреволюционной, пли, наконец, когда человек думает, что он проповедует марксистские взгляды, а на самом деле их компрометирует, — во всех этих случаях рядом с некоторым количеством совершенно верных сведений в научную и просветительную деятельность вносится значительное количество ядов, отравляющих сознание.

Все эти виды чуждых нам настроений и тенденций существуют и в среде интеллигенции, работающей по линии музейной. А ведь к словам этих людей прислушиваются 8 миллионов посетителей музеев, и на первом месте среди них стоят учащиеся, то есть люди с еще не установившейся психикой и с еще не выработанным миросозерцанием, которые легко берут на веру то, что им сказано. Тут надо быть особенно осторожными, потому что здесь каждое утверждение принимается с меньшей критикой. * Подход художественно–исторический. Никто не может отрицать его значения. Другая линия — это рассмотрение того же музейного материала под углом зрения отражения в нем быта, включая сюда и непосредственные выражения классовой борьбы — и в прошлом, и той, которая кипит сейчас.

Экскурсанты требуют и того и другого. В некоторых случаях сочетаются оба эти момента, в других случаях они разделяются, и интерес вызывает или чисто формальный момент в искусстве, или чисто социальный.

Очень интересна и показательна диаграмма на 23 странице **. Эта диаграмма показывает, что у экскурсантов нет почти никакого интереса к иконописи, чрезвычайно мал интерес к живописи XVIII и начала XIX века, он поднимается в движении к передвижникам (и кульминационным пунктом здесь являются именно произведения передвижников), интерес падает потом с приближением к «Миру искусства» (он стоит немного выше, чем интерес к «XVII в. и началу XIX), а вся современная живопись — как говорится у нас обыкновенно, «футуристического толка» — стоит в отношении интереса посетителей па уровне иконы.

* Пропуск в стенограмме.

** Речь идет о брошюре «Изучение музейного зрителя». Сборник методическо–просветительного отдела. Под ред. Л. Розенталя. Изд. Гос. Третьяковской галереи. М.. 1928,

Эти наблюдения не должны пас удивлять. Я совсем не хочу сказать, что этим графиком я или кто–нибудь другой, при защите ли социальной тематики пли натуралистической живописи, мог бы воспользоваться в доказательство того, что Натурализм есть вообще высшая форма искусства или что передвижниками были достигнуты непревзойденные высоты реалистического творчества. Совсем нет. «Довлеет дневи злоба его». Весьма возможно, что с течением времени это соотношение будет очень сильно изменяться. Я на это надеюсь и этого очень хочу. Я думаю, что появится новая живопись, которая должна в конце концов перетянуть к себе высшее внимание и интерес.