ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство) - Луначарский Анатолий Васильевич

Даже в эпохи, когда гораздо больше требуется другое — эпохи революционные, — есть огромнейшая убедительность в непосредственной, здоровой, самодовлеющей красоте.

К какому бы классу ни принадлежал человек, но если он голоден, он хочет есть. Не так обстоит дело, что буржуа–подлец любит поесть, когда голоден, а пролетарий — нет. Каждый человек может сказать: если меня резать, у меня потечет кровь, независимо от того, к какому классу я принадлежу. То же относится к непосредственному чувству, которое нас притягивает к максимальному выражению красоты, и если бы мы эту силу сумели внести в наше собственное творчество, в этом не было бы ничего плохого — наоборот, это было бы очень хорошо, потому что и мы отмечаем как нечто положительное, как большое достоинство в области искусства красоту в собственном смысле слова.

Выразительность, которую мы считаем необходимой и в высшей степени ценной для нашего искусства, распространяет свое воздействие также далеко за пределы классового содержания, с которым она связана в том пли другом произведении.

В произведениях художников прошлого встречается необычайная яр кость выражения мысли и чувства, которая может быть уроком вырази тельности для нашего собственного искусства; на этих высоких примерах выразительности можно научить и зрителя и творца–художника пользовать ся ею. У нашей революционной армии есть целый ряд маршей, которые служили раньше царской армии. Марсельеза сейчас — официальный гимн империалистической Франции, но выразительность ее от этого нисколько не упала…

В чисто инструментальном исполнении Марсельезы это еще ярче бросается в глаза, потому что инструментальная музыка не только не имеет слов, как не имеет их живопись, но лишена и зрительных образов. Но для того, чтобы пролетариат эту музыку воспринял как свою, нужно было, чтобы класс, чьим идейным выражением она первоначально была, находился в кульминационном моменте своего развития. Если бы это был класс упадочный, то гнев его оказался бы весьма мизерным, слезливым, превратился бы в бутаду * — грозного, героического гнева вы у разлагающегося класса не найдете. Но и непосредственно в предреволюционную эпоху у нас в XX веке, при общем падении искусства благодаря некоторым особенностям развития нашего общества и ходу истории в Западной Европе, в то же время возникла музыка Скрябина, являющаяся выражением огромной героической кульминации, несомненно заражающая нашего слушателя.

* Бутада (франц. boutade) — преувеличение.

Высокий подъем интереса к картинам передвижников объясняется тем что они просты в своей выразительности, тем, что они не требуют особенно сложных усилий для того, чтобы можно было проникнуть внутрь композиции, нащупать ее сердце, тем, что при своей простоте они достигают большого эффекта в выражении человеческих чувств и умеют сконцентрировать – эмоции на определенном объекте, и, наконец, тем, что они выражают вещи, в значительной мере нам родственные. Правда, основой их творчества является разной формы и разных поясов народничество, но ведь народничество–50—70–х годов было известным этапом в истории развития нашей революции, и хотя позднее мы боролись с эпигонами народничества, но никогда от революционного народничества, как от нашего предка, не отрекались. Характерно, что то, что очень нравилось Чернышевскому, нравилось и Владимиру Ильичу; нет таких художественных произведений, которые высоко ценил бы Чернышевский и которые не оказывали большого влияния на Ленина — ив литературе и в музыке. Я не говорю, что искусство передвижников есть высший пункт искусства, что это есть именно то, что нужно пролетариату. Наше время должно создать более высокие, чисто пролетарские образы, и должно создать мастерство более совершенное. Но интерес массового зрителя к произведениям передвижников понятен — и для нас, искусствоведов, он поучителен.

Овладение культурой прошлого заключается в том, чтобы прошлое было для нас не историей только, а современной, действующей силой, чтобы слова «классическое искусство» означали созданные прошлыми поколениями произведения, красота и выразительность которых остаются красотой и выразительностью, то есть живой силой, и для нас.

Наконец, формально–технический вопрос имеет очень большое значение. Способ пользования красками, фактурой относится к ремеслу художника, но важен и для зрителя, — и не только потому, что это любопытно. Например, грандиозный метод, которым Иванов создавал свои картины, — это, конечно, технический подход; но если мы проследим историю техники живописной и скульптурной (в одной и той же стране или в разных странах и в разные эпохи), то увидим, что она всегда имеет колоссальное социальное значение. Большая или меньшая тщательность обработки полотна и т. д. отражает собой определенный социальный строй и известное классовое устремление. Технические приемы, которыми художник создает свое произведение, в колоссальной степени зависят, во–первых, от экономики и от техники его времени, от того, какой в его распоряжении был материал и инструмент, и, во–вторых, от того, какие приемы оценивались его классом (или классом, которому он служил) как положительные. Как пример укажу на колоссальную перемену всех приемов во всем искусстве с переходом от средневековья и от заказов барина–мецената в эпоху Возрождения к предметам искусства, производимым для рынка. Можно спорить, насколько этог переворот был положительным или отрицательным, так как при этом образовались и чрезвычайно отрицательные и некоторые положительные стороны. Но, во всяком случае, формальный момент в области живописного и скульптурного ремесла совершенно ясно рисует всю огромность пережитого человечеством изменения при переходе от средневекового мира, упорядоченного, органического, к дезорганизованному, неупорядоченному хаотическому, буржуазному миру. (К сказанному мной можно найти очень интересные иллюстрации у Гаузенштейна.) Просветительная работа художественного музея должна быть чрезвычайно широкой. Марксист, который говорит: «рассматривайте картину с сюжетной точки зрения», — плохой марксист, однобокий, если он не скажет, что» при этом не должно забывать умения читать своеобразный язык изобразительного искусства, моменты технический И непосредственно эстетический.

Мы считаем, что для нас важно не только истолковать произведение искусства как выражение определенно сложившихся общественных сил определенной эпохи прошлого, но и найти то, что сможет помочь нам определить потребности нового человека, что сможет петь в едином хоре со всеми живыми силами нашего–времени. Ленин говорил, что нельзя строить новую культуру, не усвоив полностью старой, — а это значит не только понять ее как прошлое; усвоить — это значит сделать ее живой частью культуры современной. У нас есть еще пролеткультовский душок в том узком смысле, в том его виде, который Владимир Ильич так тщательно изгонял. Эта псевдонролетарская точка зрения заключается в стремлении понять старое, созданное ушедшими в прошлое или враждебными нам классами как безусловно отрицательное. Но это значило бы бесконечно себя обеднять, это значило бы чрезвычайно затруднить рождение нового пролетарского искусства и нового пролетарского человека, более широко объемлющего и более глубоко охватывающего все основы жизни, чем тот человек, который был до сих пор.

Нет, такого рода подход не есть марксистский подход.

Мы не должны также принимать некритически достижения искусства чужих классов. Наша задача — показать, почему именно такие черты, а не какие–нибудь другие, живут до нашей эпохи, почему именно они нам могут быть приятны и нужны. Для этого нужно провести очень серьезный марксистский анализ, касающийся не только происхождения данного художественного произведения и выраженных в нем явлений его времени, но и отражения, которое оно получает в нашем современном сознании. Я сказал уже, что технический момент должен занимать в нашем анализе место, соответствующее его значению. Мы говорим, что трудовой момент, материал, техника есть костяк всякого явления, и нельзя считать, что мастерство в искусстве чисто индивидуально. Если б кто–нибудь высказал такой взгляд в применении к архитектуре, его бы высмеяли. Но по отношению к скульптуре и к живописи так рассуждают еще очень многие, а это никоим образом не допустимо. Н. И. Бухарин в своей книге «Теория исторического мате риализма», может быть, немного чересчур подчеркивает эту инструментальную теорию — теорию зависимости произведения искусства от экономических и технических моментов; но это преувеличение полезно, так как чаще этот момент забывают и отбрасывают.