Избавление - Василий Соколов

- Вы это всерьез о гипнозе? - спросила Наталья.

- Да, вполне серьезно.

- И что же намерены делать?

- Изучу вот, - кивнул Роман Семенович на книгу, - освою и, если мне удастся, пойдет дело, буду лечить гипнозом...

- Роман Семенович, но поймите же... Мы находимся на фронте, завяжутся опять бои, начнется массовое поступление раненых, нам ли до экспериментов? И когда? Раненые требуют скорой помощи... Тот же Денисюк, он просит, он молит, он кричит о помощи! Прикован ведь. А вы, простите, с гипнозом... Толкуют, не наука это, а шарлатанство!

Роман Семенович, будто сердясь на кого-то, отошел к окну, вгляделся в провал тьмы. Затем, резко обернувшись, столь же резко возразил, что отвергают эту науку те, кто ничего в ней не смыслит.

- Я заверяю, что в недалеком будущем гипноз найдет широкое применение, - добавил он убежденно.

- Предположим. А какое применение в вашей практике хирурга может найти гипноз? - спросила Наталья недоверчиво.

- Самое непосредственное. Ведь загипнотизированный человек находится, в сущности, в ваших руках, то есть врача-гипнотизера. Он становится как бы материалом, с которым можно поступать как угодно и... даже кроить! улыбнулся Роман Семенович. - Загипнотизированный неподвижен, дыхание у него замедленно. Если постучать громко - он не услышит, тронуть его рукой - не почувствует. Еще большее мы наблюдаем при глубоком гипнозе, тогда человек не чувствует и очень сильных болей - ожога, пореза, укола... Ко всему совершенно безразличен. Такая полная потеря болевой чувствительности дает возможность хирургу использовать гипноз для обезболивания операций.

- Ну, Роман Семенович, вы, кажется, станете магом, - усмехнулась Наталья.

Он же отвечал серьезно:

- Если бы в медицине не было помех, то гипноз давно бы пробил себе дорогу в клиники и госпитали.

- В чем же помехи?

- Некомпетентные люди поняли только одну сторону в нем шарлатанство, а другую сторону - пользу - не взяли в расчет... Вот и идет, как говорят, борьба с переменным успехом!.. Ну, хватит, Наташа, утомил и тебя и себя, - свернул он разговор. - Об опытах, которые я сам на днях видел, потом расскажу. Тем более, все эти вопросы настолько серьезны, что не уложатся и в докторскую диссертацию. А пока хватит об этом! Я позвал тебя... Собственно, зачем же позвал-то? - спохватился Роман Семенович и, волнуясь, пощипал бородку. - Ты извини меня, Наташа, повода настоящего, признаться, у меня нет. Просто очень хотелось видеть тебя. Как на духу, сознаюсь: хотелось вдвоем посидеть... И не ругай меня за закуску. Какая уж я хозяйка! - Порицая самого себя, Роман Семенович достал из буфета аккуратно открытую коробку крабов, тоненько порезанную копченую колбасу, кисти винограда. Нашлась и бутылка румынского рома. - Выпьешь немножко? подержав на свету бутылку бордового рома, спросил он.

- Боюсь, больно крепкий.

- Тогда предложу сухое выдержанное вино. Из Бессарабки привезли, с королевского склада. Ду-ши-сто-е...

- Попробуем, - согласилась Наталья.

Он удалился на кухню, долго не возвращался оттуда, и Наталье надоело сидеть одной, прошла туда же. Еще с порога увидела, как хирург, повязав себя полотенцем, мыл сваленную горкой в углу посуду.

- Роман Семенович, да что это вы, меня бы позвали. Я на вас обижусь. Давайте уж я займусь...

- Ничего-ничего, не привыкать. Холостяцкая жизнь всему научит, упрямился он, скорее, для видимости, затем уступил ей место, велев накинуть висящий у притолоки белый халат. - А я займусь чисткой картошки, чтобы дело веселее шло.

Наталья, однако, и картошку не позволила ему чистить. Она как взялась прибирать на кухне, так и не остановилась. Вот уже посуда перемыта и перетерта, очищена и поставлена на медленный огонь плиты картошка, подметена кухня. Хотела было помыть пол, но уступила просьбе хирурга не делать этого сегодня. Убирая, она почувствовала, как же заскучала по домашней работе, считавшейся во все времена неблагодарной и грязной. Может, и другая, одной ей, Наталье, известная причина была в этой спорой уборке. Возможно. "Ты гляди, как я могу... Как умею", - выражали играющие, смеющиеся глаза Натальи. И хирург не утерпел, обронив:

- Какая же ты, Наталья...

- Какая? - на миг повернула к нему лицо - сияющее и вместе с тем удивленное.

- Как бы сказать... чтоб не сглазить... Проворная... Нет, не то... Женственная!

- Шутите, вы все шутите. Роман Семенович, - сказала она с легкой укоризной.

- Нет, всерьез, - ответил хирург. - Мне бы, откровенно говоря, такую хозяйку.

- Что же вам мешает? В таких интимных делах предложение исходит от мужчины... - проговорила Наталья, и от ее долгого и ласкового взгляда, от слов, сказанных, кажется, совершенно серьезно, Роман Семенович стушевался. Он верил, ему очень хотелось верить, что в словах Натальи - правда, и вместе с тем ее слова были для хирурга неожиданны и ошеломили его. И весь вечер, пока они занимались приборкой на кухне, а потом сидели вдвоем, пили сухое вино, хирург думал только о том, что сказала Наталья, боясь в этот вечер о чем-либо переспрашивать ее...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

- С вашим умом ой как бы я далеко шагнула! - едва войдя поутру в госпиталь, сказала Наталья хирургу.

В голосе ее слышалось откровенное восхищение, признание превосходства хирурга над нею, и вместе с тем сквозила жалость к самой себе, уязвленное недовольство собой. И Роман Семенович это почувствовал раньше, чем она сказала, и, противясь ее похвалам, хотел сразу разубедить, но промолчал, оставив разговор на более удобный случай.

В операционную привезли охающего солдата с болью в животе, и хирург, ощупав его живот, определил аппендицит. Нужна была срочная операция. Роман Семенович неторопливо облачился в халат, сделал больному анестезию новокаином, взял поданный скальпель и все время, пока делал операцию, переговаривался с Натальей.

- Вот бы где пригодился гипноз, если бы владел, - проговорил он. Салфетку подай... Кровь унять... - И обращался уже, к больному: - Да ничего опасного. Потерпи, дружок.

Операция длилась с полчаса, и больного увезли.

Какое-то время в операционной стояла тишина, пока Наталья не заговорила:

- Да, кстати, вы хотели в чем-то упрекнуть меня... Оставили на потом...

Хирург загадочно поглядел на нее, на миг задумался и затем предложил:

- Пойдемте погуляем. Там и потолкуем.

Они скинули халаты, переоделись в военную форму и скоро очутились за городом, на дороге, обсаженной кудлатыми грецкими орехами и смоковницей. Наталья мягко и грациозно ступала по тропинке, похрупывая сапожками, на голове ее кокетливо топорщился синий берет, из-под которого выбивались пряди темных волос.

- Так вот, негоже самоуничижением заниматься. Негоже, - повторил Роман Семенович, заглядывая улыбчиво ей в глаза.