Форма жизни - Андрей Ливадный

Он был отлично подготовленным бойцом. Одновременно со щелчком интегрального затвора подручный майора Скрягина начал уклоняться, закрываясь креслом и телом Столетова, но, просчитав реакцию и линию огня Онжилая, он не взял в расчёт остальных.

Автомат, оказавшийся в руках Диброва, коротко рявкнул.

Дверь за спиной начала открываться, и Онжи неуловимым глазу движением послал в расширяющийся проём два выстрела.

Мари не успела даже отшатнуться — обе пули прошли в сантиметре от её головы. Онжилай стрелял из «стайгера» и не промахнулся, но Скрягин воспользовался секундным отклонением ствола от своей головы, вырвал из плечевой кобуры автоматический пистолет и успел дважды нажать на спуск.

Он целил в Толмачева, но обе пули принял на себя Френк, который рванулся вперёд, отталкивая оцепеневшего Анатолия с линии огня.

Всё описанное заняло несколько секунд, но когда стих звонкий рикошет выпущенной Дибровым короткой очереди, Мари с ужасом увидела, что на полу отсека лежат четыре рухнувших навзничь тела: двое охранников, Скрягин, который царапал холодеющими пальцами забрызганный кровью пол, и Лаймер, с судорожным визгом дёргавший приводом руки…

— Отец! — горестно вскрикнула она, отталкивая ненавистного Толмачева.

— Дурацкая привычка стрелять в голову… — дребезжащим голосом произнёс Френк, левой рукой удерживая от конвульсий вышедший из-под контроля привод правой конечности. Его выбитый пулей глаз превратился в дырку, в глубине которой неприятно шевелились остатки микромоторной системы фокусировки.

— Чисто сработано, капитан Дибров, — произнёс Онжилай, взглянув на скорчившееся тело охранника. Не дожидаясь ответа Андрея, он склонился над ремнями, сковывающими Столетова.

Антон брезгливо отёр попавшую на лицо кровь и поморщился, задев ладонью кровоподтёк.

— Думал, всё, каюк… — сознался он, неприязненно посмотрев на труп Скрягина. — Хорош бы я был, попробовав выбраться с Марса самостоятельно.

Мари, поддерживавшая Френка, обернулась.

— Андрей, что мы можем сделать?

Дибров кинул беглый взгляд на Толмачева, который немо застыл у стены, и присел на корточки.

— Френк, ты можешь двигаться?

Андроид на секунду затих, а потом ответил:

— Вполне. Функции опорно-двигательной системы не нарушены. — Подтверждая это, он встал, по-прежнему удерживая левой рукой правую.

— Что дальше, капитан Дибров? — Онжилая не смущал ни вид крови, ни распростёртые на полу тела. Его жизненная философия приемлемо относилась к факту насильственных смертей.

Андрей, который испытывал в этот миг смешанное чувство брезгливой жалости и понимания некоторой предопределённости событий, заставил себя мыслить здраво.

— Мы должны попасть в рубку «Европы». Стопроцентный контроль над всеми без исключения системами колониального транспорта осуществляется только оттуда, верно? — Он посмотрел на Толмачева.

— Почему вы задаёте мне этот вопрос? — дрожащим голосом выдавил тот.

— Потому что, отправляя тебя на борт «Европы», заинтересованные лица должны были снабдить главного инженера всеми необходимыми полномочиями доступа, — резко ответил Дибров. — Ну?

Анатолий кивнул. Он уже понял, что ему никак не выйти сухим из воды. Он знал, что работа на фон Брауна не доведёт его до добра — не тот это был человек.

— Да… Я… Я буду помогать вам… Всё равно выхода нет…

— Ну это ты зря. — Онжилай передал свой автомат Столетову. — Выход есть всегда.

— Как мы можем попасть в рубку управления «Европой»? — перебил Онжилая Дибров.

— Следует воспользоваться системой транспортных лифтов, — ответил Толмачев. — Один ствол находится в пятидесяти метрах дальше по коридору. Моя карточка доступа универсальна для всех бортовых систем, кроме особых охранных комплексов, но они расположены только в прослойке внешней палубы корабля, где всё контролировал Скрягин.

— А как быть с ними? — встрепенулась Мари, взглядом указав на тела.

— Их души на пути в земной рай, я правильно выразился? — Онжилай, приподняв бровь, вопросительно посмотрел на Френка.

— Вероятно, — согласился с ним Лаймер.

Колониальный транспорт был огромен.

Чувство масштабности зародилось у всех ещё во время следования коридорами внешней палубы, но окончательно сформировалось оно тут — на пороге главной ходовой рубки «Европы».

Трудно описать тот трепет, который невольно испытывали Дибров и Столетов — два пилота-астронавта, — когда они перешагнули порог этого помещения.

Вселенная разлилась вокруг, глядя на них с десятков плотно пригнанных друг к другу экранов колючими точками немигающих звёзд.

Сотни, тысячи автоматических систем работали в этом зале, наполняя его едва слышными вздохами своего существования. Огромный электронно-механический мир жил, дышал, он был сродни мирно дремлющему космическому организму.

Здесь обитал гений бесчисленного количества инженеров, который силой сложившихся обстоятельств был отдан на заклание коммерческой стороне этого одиозного проекта.

«Европа», сосредоточившая в своих конструкциях всё самое разумное, что сумело произвести человечество на пути научно-технического прогресса, оказалась заморожена, не востребована. После того как скончалась идея низкотемпературного сна, немногие соглашались стать пожизненными узниками колониального транспорта, чтобы вести его в неизведанный мрак Вселенной, а те, кто и согласился, чаше всего оказывались энтузиастами, не имеющими средств, чтобы откупить у фон Брауна свой билет в бесконечность.

Гениальная конструкция была превращена сначала в складскую и ремонтную базу за поясом астероидов, а вот теперь — в научно-исследовательский полигон, на котором заправляла служба внутренней корпоративной безопасности.

И тем не менее колониальный транспорт не умер, не потерял своей изначальной сути, его бортовой компьютер поддерживал ежесекундно миллионы рутинных функций, работали реакторы, жили системы, а последние события принесли в этот сонный покой долю живой новизны — на борт «Европы» были доставлены сотни тонн реактивного горючего для возможной переориентации орбиты.

Пять человек и робот-андроид казались ничтожными букашками, случайно прокравшимися в сердце электронно-механического комплекса.

На самом деле всё было не так.

Дибров лишь на несколько секунд застыл на пороге, а потом уверенно пошёл по пологому подъёму мимо анфилады вспомогательных постов к главному терминалу управления, за сегментами которого располагались восемь пилот-ложементов.