Оборотни космоса - Александр Белаш

Сегодня же побежит крик по Эрке: « Полковник Золотой Луч сказал на турнире — приступов долго не будет! их не будет! не будет!!» Снова заглянет радость в град, измученный страхом. Таков Луч — одним светит, других сжигает.

Лучик метнулся к виску — Ониго увидел кого-то поодаль.

«О радуга, главарь всех Небеков приближается!.. Этот не с добром идёт. Уклонимся от встречи».

— Идёмте в зал. Пора испить составного перед играми.

Ониго следил за тем, как Тоха — воля его крепка! — наскакивал на Квина, занявшего уже вторую ступень Горы. Бились на сомкнутых резцах, как истые воители, обозначая, но не нанося укусы. Квину надо занять верх и выдержать восемь наскоков, тогда он — Царь. Тоха напирает.

Во внутреннем кармане жилета лежала греющая грудь депеша. Всего лишь бумажка, а сколько в ней огня! Подпали ты её зажигалкой — пламя пробежит, один пепел останется, а слова, строки хранят иной, превосходящий пыл — пламень бессильной злобы.

«Ты, ведьмин внук с обеих рук, шаманский ошмёток, криворылого жреца-хромца последыш! Мы твой глаз-порчу вырежем. Число сравняется — и на тебя прочтут такое слово, которого твои колдушки-бабушки не ведали. Лучше сам задавись, легче будет. А твой гнилой дух кладезь не примет. Выть тебе на холмах от зимы до зимы вечно. В каждом кроле на костре тебя охотники живьём зажарят. Будешь кролихой колючки глодать, кролят рожать. За Шуламангу тебе месть случится».

«Без подписи. Стыдно подписывать. Майлер забит тем же — пишут, изощряются. Бесятся, клянутся и кровью скрепляют, а сделать ничего не могут. Хотя нет — могут. Взорвать бомбу на рынке, среди детишек и домохозяек. Я сочту убитых, внесу в список. Когда придёт Наша Ночь, зачитаю его штурмовым командам. Приказ не нужен, сами знают — без жалости, всех, кто выше колена. С гангреной не дискутируют, её ампутируют».

Сердце ныло. Как там Дух? Нашёл ли с Экспертом то что искал? Пришёл сигнал об исполнении заказа Авы, теперь надо перевезти покупку на Иссу.

«Если Квин выстоит восемь наскоков, они вернутся с победой», — загадал Ониго.

Справа — от луча подальше — подсел сам Эрке Небек-старший с початой чашечкой составного. Добрался-таки, подкрался.

— Моё почтение вам, наоси полковник. — Голос вежливейший и тишайший. — Соизволите ли побеседовать?

Попробуй не соизволь. Судостроители покрывают выплатами три шестнадцатых градских расходов.

— Очень неприятная история, наоси. Альтиец Фортунат Кермак намеревался купить у нас люгер, но в дело вмешался ваш Pax Пятипалый. Он, Pax, внушил моему менеджеру, что клиент ненадёжен, а сам сманил альтийца к вам на службу. Теперь их обоих не сыскать, а у нас между тем стоят пять непроданных космолётов на общую сумму...

— Они в командировке.

— Как же так? нам в покупатели альтиец не годится, а вам — ничего, сойдёт, вы ему доверяете. Наоси, так поступать нехорошо. Я обращусь в градский совет с жалобой.

Квин отбил шестой наскок. Он уставал, а Тоху держала в тонусе бойцовская злость. «Держись, Квин!» — подбадривал Ониго.

— Мотаси Небек, если альтиец вернётся, я лично гарантирую вам сделку.

Седьмой наскок. У Квина задние ножки соскользнули с верха пирамиды. Ониго сдержался, чтобы не закрыть ладонью правый глаз и не нацелить луч на бойцов. Если это увидят (а это увидят), схватку признают недействительной.

— Ваше слово, наоси, надёжнее любого векселя. А не могли бы вы, помимо этого, выдать от совета гарантийное письмо с обязательством выкупить люгер, который — радуга над нами! — не был продан из-за того, что...

— Я спрошу у предсовета на ближайшем заседании.

Восьмой. Ониго закрыл глаза, чтобы даже взглядом не вмешаться.

Открыл.

Квин победно стоял на вершине Горы всеми четырьмя ножками.

Блок 13

— Эксперт, не оглядывайся. Слушай меня. За тобой следят. — Радиоголос Раха звучал отрывистыми, рублеными фразами. — Веди себя естественно.

— Где ты? — спросил Форт, насторожившись. Он немедленно включил круговое сканирование и дополнил его опознанием с учётом прихода-присутствия-ухода лиц в поле видимости. Если кто-то держится на хвосте, мозг скоро их вычислит. Они не могут сменяться слишком часто.

— Я рядом.

— Зачем ты за мной увязался?

— Я беспокоюсь о тебе. Иногда проверяю, всё ли благополучно. Как видишь, не зря. Филёров двое. Оба с лобиками, держат связь. Где ты мог подцепить их?.. и когда они увязались за тобой?

— После сыщика Гвоздей до меня никто не доматывался.

— Это не Гвозди. Те одеваются лучше. Даже не городские; они из краевых отсёлков. Ты не наследил где-нибудь на окраине? Хотя — не отвечай. Надо уходить. Ты на крючке — значит, дольше нам оставаться нельзя. Запоминай маршрут отхода...

В начале минувшей девятнадцатой ночи Лу Дархана, Четвёртого преосвященного жреца, нашли в надёжно охраняемых покоях висящим на обвитом вокруг шеи проводе. Аламбук затопила слепящая и возбуждающая смесь жути, глухого недоверия и воинственности. «Задушен с большой силой, а затем подвешен», — заключили Намандарга, Багали Полтора Уха и другие тонко сведущие в убийствах спецы; вслед за этим жителей обуяло беснование.

Насилие случалось всё чаще, всюду звучали брань и проклятия, а вместе с ними раздавались плач и причитания. Погибли двое из пяти, живой Звездой опечатавших кладезь! Третий медлит возвращаться в Аламбук, а оставшиеся жрецы неусыпно молятся о Чёрном городе и, по слухам, начали изнемогать. Дух Бесследный блуждал по коридорам и норам, проходя через камень; многие слышали его шаги, а иных он касался во сне. Об этом судачили на перекрёстках.

— Рука — холодная-прехолодная!

— В лицо подует — и у дитёнка чахотка!

— Не дует! он, наоборот, в себя вбирает. Ты — ах! ах! — да поздно, всё из тебя выпито, грудь как герметиком забита, цельнокаменная. Одного мальца взрезали — внутри нет ничего, ни дырочки, сплошь литой камень.

— Язык омой, болтаешь без ума! не смей говорить мне «ты» да «из тебя»!

— Кто же дал докторишке мальца взрезать? как смогли, каменного-то?

— Известно, как — камнерезной пилой! Ножом-то чирк, а нож не взял!

В разгар первой половины ночи коридоры были полны людей. Аламбукские дамы в длиннющих многослойных юбках, прикрыв лица накинутыми на головы газовыми шалями, кокетливо держали их кружевные края зажатыми в зубах; удальцы в кожаной одежде со шнуровками, мужики в куртках и их бабы в широких портках; по-своему наряженные иномиряне, от рабов в дрянной разномастной одёжке до богатых гостей. Вчерашнее кипение стихало, понемногу возвращаясь в русло обычной толчеи, но порой то тут, то там возникали гвалт и неразбериха.