Хpоники российской Саньясы. Том 1 - Владислав Лебедько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернемся в аудиторию. Если кто-то и думал, что мы заговариваем зубы, то при появлении Коляна, с публикой случился полный ступор. А Колян уже входил в роль. Вид его и так был ужасен, а тут он еще оскалился, затопал ногами, обвел злобным взглядом аудиторию и, обращаясь то ли к собравшимся, то ли к нам с Андреем, выдал свой монолог:
— Да еб вашу мать! Где эти хуевы результаты!!!
— Николай Михалыч, Николай Михалыч! — засуетились мы с Андреем, — показывая ему незаметно кулаки: за то что матюгнулся, — все идет хорошо! Видите, вот мы делаем доклад. Вот — ученые сидят. Сейчас, сейчас мы все устроим. Все идет по плану!
Говоря это, я тихонько вытеснил «Николая Михалыча» в коридор, дал ему денег, показал, где выход и возвратился обратно, вытирая пот со лба.
— Господа! — обратился я в зал, показывая на дверь, что, мол, Николай Михалыч там и все слышит, так что — выручайте! — Господа! В нашем лице наука сделала потрясающий шаг вперед! Создано новое направление психотерапии!
Еще раз показываю на дверь, заговорщически подмигиваю и делаю знак, что необходимы аплодисменты. Сбитые с толку и ничего уже не соображающие ученые начинают хлопать в ладоши!
Лекция прошла с большим успехом. Никакого скепсиса. Вопросы были, но очень конструктивные и по существу. Завязалось несколько творческих контактов. О Николае Михалыче все как будто забыли… Так, при помощи неожиданной выходки, нам удалось создать у аудитории самое благоприятное для нас состояние восприятия…
Еще одна лекция, на том же ПсихФаке. Проводили мы ее с Рафом весной девяносто четвертого. Назвали тему «Духовная Практика и современная психология: точки соприкосновения и различия». Решили, учитывая прошлый удачный опыт, перед началом лекции чем-нибудь «сорвать присутствующим крышу».
А происходило все так: людей собралось, как и прошлый раз, достаточно много, в основном, — студенты. Мы дождались, пока публика усядется и начнет ждать: Первым появился я. Коротко и аккуратно подстриженный, с небольшой щетиной, в модном спортивном костюме, темных очках и кожаной куртке, из кармана которой торчала антенна сотового телефона (все эти атрибуты — писк моды «Крутой бандит 94»). В таком виде я прошелся по аудитории, смачно жуя жвачку, надменно поглядывая на публику поверх очков и вращая на пальце ключи от машины. Аудитория притихла. А я забрался на трибуну, еще раз всех оглядел, поставил руки в боки, хмыкнул и сказал:
— Ну, чо! Вы что ли собрались о Духовной Практике послушать? — Лады! Сейчас придет старшой и начнем!
Входит старшой — Раф, — в рваных джинсах, старой рубашке навыпуск, с переметной сумой через плечо. Волосы растрепаны, борода нечесана, взгляд сверкает. А дальше: садимся и просто начинаем беседу, — уже без всяких спецэффектов, — восприятие аудитории и так готово…
Чего-чего, а всевозможных лекций я прочитал очень много. Все — на разные темы и в разнообразнейших аудиториях. В Питере, Минске, Алма-Ате, Москве, на Урале и под Курском: От эпатажных спецэффектов я достаточно быстро отказался, так как нашел иные механизмы работы с вниманием группы. Механизмы эти — энергетические, учитывающие, к тому же и групповую динамику, которую, ежели уметь, можно «запустить» очень быстро. Например, некоторое время я пользовался такой схемой: вызывал агрессию группы, явно или намеками, а сам становился «прозрачным». В группе накалялись страсти, они были направлены на меня, но проходили мимо. Энергия внимания скачком подпрыгивала: не оставалось невнимательных или равнодушных. И тут остается «брать» внимание и вести его уже в конструктивное русло темы лекции, по пути расслабляя напряжение, и наращивая интерес уже позитивизацией, азартным рассказом и многими другими вещами. Фаза предварительной раскачки групповой динамики составляет пять-семь минут.
Последнее время в этих штучках тоже нет необходимости. Я рассказываю в том же состоянии, что и живу, и рассказываю по сути о том, чем живу и к чему устремляюсь. А если лектор соответствует тому, о чем он говорит, — состояние восприятия слушающих изменяется: они как бы «подтягиваются» к тем глубоким темам, о которых толкует рассказчик, внимание их предельно обостряется. Равнодушных в таких случаях не бывает.
Постепенно приоткрывались мне механизмы создания учебных ситуаций, — и для себя и для других, — у кого есть на это Запрос. Описать это словами почти невозможно, да и не нужно. Основное в этом деле — умение точно «увидеть» Запрос и соединение позиций Игры и Любви. Первый симптом, что что-то не так, это когда из внимания уходит позиция Любви. Тогда есть шанс соскочить на манипуляторство, а зачем это нужно? Хотя, мне понадобилось много времени, чтобы увидеть, что без Любви Игра и не Игра вовсе, а так, — дешевая рисовка…
Еще несколько историй в стиле «русский Дзен»:
Однажды, в летнем лагере девяносто восьмого года, я возвратился в свою комнату после вечерней практики. А перед практикой Петр говорил о точности словесных формулировок и ответственности за свои слова. Так вот, возвратившись к себе, я вознамерился немного отдохнуть, а потом попить чайку. Обитали мы в двухэтажном доме, — я и еще трое ребят жили на втором этаже, а Виталик Котиков и Игорь Таболов, — мои друзья, тоже методисты, — на первом. И вот, только я прилег отдохнуть, как заходит Таболов:
— Дай кипятильник.
— Только на десять минут! Потом я сам собираюсь пить чай.
— Ладно, принесем:
Проходит пятнадцать минут, двадцать, — ни Таболова, ни кипятильника. А слышимость в домике отличная: к Виталику с Игорем на первый этаж пришли еще ребята, — про меня забыли и все кипятят и кипятят чай для вновь пришедших: Сильно стучу по полу — напоминаю. Снизу слышен голос Таболова:
— Блин, Влад запарил! Если спустится за кипятильником, — возьму его за яйца!
Сказал, конечно, метафорически. Я же спускаюсь вниз, вхожу к ним в комнату и спускаю штаны:
— Ну что, Игорь, — отвечаешь за слова?
В то же лето, поздним вечером, в нашей комнате. Укладываемся спать. Леша Макаров рассказывает какой-то анекдот, употребляя пару крепких выражений. Выражения эти вызывают «праведное» возмущение Коли Меркина. Сам Коля вообще никогда не употреблял ненормативной лексики: по его мнению, это сильно «опускает сознание». Начинается спор, в который включается вся комната, кроме «виновника» — Макарова, который завернулся в одеяло и, казалось, задремал. Коле пытаются объяснить, что крепкие выражения далеко не всегда являются грубым и похабным сквернословием, а будучи произнесены особым образом, точно, как ничто другое, передают глубину некоторых переживаний. Коля не унимается и долго педантично гнет свою линию. Все уже замолчали, а он продолжает «лекцию». Тут из под одеяла показывается зевающий Леша Макаров:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});