По дороге к любви - Дж. Редмирски

Мне кажется, ответ его прозвучал с довольно большой задержкой, да и голос какой-то странный. Отворачиваюсь от холодильника, смотрю на него. Он продолжает стоять, уставившись на сковородку.

— Малыш, с тобой все в порядке?

Закрываю дверцу, так ничего и не найдя.

Он даже не поднял головы, чтобы посмотреть на меня.

— Эндрю!

Сердце мое колотится все быстрей, хотя, казалось бы, с чего это вдруг?

Подхожу ближе, кладу руку ему на плечо. Он отрывает взгляд от сковородки, медленно переводит его на меня.

— Эндрю…

Вдруг ноги его медленно подкашиваются, и он с грохотом падает на белую кафельную плитку. Лопатка, которую он держал в руке, ударяется об пол, разбрызгивая горячий жир. Пытаюсь подхватить его, но не успеваю. Все происходит как в замедленной съемке: я кричу, протягиваю к нему руки, тело его неудержимо валится вниз, голова со стуком падает на твердую плитку. Его начинает трясти, тело дергается в страшных конвульсиях, и замедленная съемка словно сменяется ускоренной. Мне становится страшно.

— Эндрю! Боже мой, Эндрю!

Хочу хоть как-то помочь ему, но его продолжает трясти. Глаза выкатываются из орбит, челюсти стиснуты, губы застывают в жуткой гримасе, обнажая зубы. Руки и ноги нелепо скрючились, сведенные судорогой.

Я снова вскрикиваю, из глаз потоком текут слезы.

— Помогите! Помогите, кто-нибудь!

Внезапно я прихожу в чувство и бегу к телефону. Ага, вот его телефон, на столике. Набираю девять один один, через две секунды нас соединяют, а я тем временем выключаю плиту.

— Умоляю, помогите! У него припадок! Кто-нибудь, приезжайте скорее!

— Прежде всего успокойтесь, мэм. Припадок продолжается?

— Да!

С ужасом гляжу, как Эндрю трясется на полу. Я так напугана, что, кажется, сейчас сама потеряю сознание.

— Мэм, немедленно уберите подальше от него все, обо что он может пораниться. Он носит очки? Он может удариться головой обо что-нибудь твердое?

— Нет! Но он уже ударился головой о пол, когда падал!

— Хорошо. Сейчас найдите что-нибудь подложить ему под голову, подушку или еще что, чтобы он снова не ударился.

Озираюсь по кухне, ничего подходящего не вижу, бегу как сумасшедшая в гостиную, хватаю маленькую диванную подушку и несусь обратно. Кладу мобильник и довольно долго пытаюсь подсунуть подушку ему под голову; она продолжает дергаться.

«О господи, что же с ним?»

Снова прикладываю мобильник к уху:

— Да, подложила под голову подушку!

— Хорошо, мэм, — слышу спокойный голос дежурной, — теперь скажите, как долго у него длится припадок? Вам известны причины, которые могли привести к припадку?

— Я… я не знаю, минуты две, может быть, самое большее три. И при мне с ним ничего такого не было… Это в первый раз. И он никогда ни на что не жаловался…

О господи, ведь и правда, он никогда мне об этом не говорил. В голове полный раздрай, и я снова теряю самообладание.

— Прошу вас, скорее пришлите «скорую»! Слышите? Как можно скорее!

Слезы душат меня.

Тело Эндрю больше не дергается.

Дежурная молчит.

— Он больше не двигается! Что мне делать?

— Так, мэм, теперь поверните его на бок. Высылаем «скорую». Ваш адрес?

Смысл вопроса доходит до меня, когда я пытаюсь повернуть его на бок, и у меня леденеет кровь в жилах.

«Господи, не знаю! Проклятье, я не знаю адреса!»

— Я не знаю…

Вскакиваю с пола и мчусь к полке, где лежит почта, нахожу на верхнем конверте адрес, диктую.

— «Скорая» выезжает. Хотите оставаться на линии, мэм, пока она не приедет?

Не понимаю ни слова, что она говорит? Может, мне показалось и она ничего не сказала? Не отвечаю. Не могу оторвать глаз от Эндрю, который лежит на кухонном полу и не движется.

— Он без сознания! Боже мой, почему он не приходит в себя?

Я испуганно закрываю ладонью рот.

— Это нормально, — говорит она, и я вдруг снова обретаю способность слышать ее голос. — Так все-таки, мэм, вы хотите оставаться на линии, пока не прибудет «скорая»?

— Да, прошу вас… не вешайте трубку. Пожалуйста…

— Хорошо, я буду с вами.

Единственное утешение теперь для меня — ее голос. Я задыхаюсь. Мысли путаются. В горле комок, говорить трудно. Сейчас я способна только стоять и смотреть на него. Мне страшно даже присесть на пол рядом с Эндрю, я боюсь, что у него снова начнется припадок и мне тоже достанется.

Через несколько минут слышу за окном сирену «скорой помощи».

— Думаю, они уже на месте, — слышу я в трубке далекий голос.

А я все еще боюсь оторвать взгляд от Эндрю.

«Почему это случилось?»

Слышу стук в дверь, собираюсь с силами, вскакиваю и бегу открывать. Не помню даже, что уронила мобильник Эндрю на пол, он включен, и дежурная все еще на линии. Вижу только, как Эндрю поднимают, кладут на носилки и затягивают ремешки.

— Как его имя? — слышу я чей-то голос, думаю, что это кто-то из бригады «скорой помощи», но лица не вижу; вообще ничего не вижу, кроме Эндрю, которого вывозят из квартиры.

— Эндрю Пэрриш, — отвечаю я едва слышно.

Смутно слышу, как кто-то сообщает мне название больницы, куда его повезут. Они уезжают, я стою на месте как столб, тупо глядя на дверь. Проходит несколько долгих минут, пока в голове у меня все не выстраивается. Я хватаю мобильник Эндрю и начинаю искать номер его матери. Звоню, сообщаю, что случилось, слышу ее плач в трубке, потом она, кажется, роняет телефон.

— Мисс Пэрриш? Мисс Пэрриш? — Глаза щиплет от слез. — Мисс Пэрриш?

Но на другом конце тишина.

Я наконец одеваюсь, напяливаю что под руку попадет, хватаю ключи от машины Эндрю, сумочку и выбегаю на улицу. Выезжаю, и только через несколько минут до меня доходит, что я совсем не знаю, куда ехать и где я теперь. Вижу заправочную станцию, останавливаюсь, чтобы спросить, как добраться до больницы, выслушиваю объяснения, еду дальше, с трудом нахожу нужное здание, едва не заблудившись. Голова плохо работает.

Хлопаю дверцей, бегу в отделение скорой помощи. Сумочка висит на плече и хлопает меня по спине. Если бы я ее уронила, то вряд ли заметила бы. Сестра за стойкой набирает на клавиатуре его имя, сообщает, куда идти, я бегу и попадаю в приемный покой. Я здесь совершенно одна.

Думаю, прошел уже час, но могу ошибаться. Час. Пять минут. Неделя. Для меня это сейчас совершенно безразлично, ощущение такое, что времени вообще больше нет. В груди больно, я слишком много плакала. Хожу по коридору взад и вперед без остановки, бездумно считая пятнышки под ногами на ковре.

Проходит еще час.

Обстановка в приемном покое невероятно унылая: безвкусные коричневые стены и коричневые скамьи в два ряда по центру. Высоко на стене над дверью часы, тикают, секундная стрелка ходит по кругу… Или не тикают? Похоже, у меня что-то со слухом, да и соображаю туго. На столике кофейник, рядом умывальник. Появляется какой-то человек, кажется, выходит из той двери, наливает в пластмассовый стаканчик кофе и исчезает.