Большая и маленькая Екатерины - Алио Константинович Адамиа

— Он ушел рано утром.

Пауза.

— Отец, ты сам завтракай, а я пойду в школу, у меня там дела, — сказал Реваз и вышел из кухни.

Он медленно прошел по двору, легко перепрыгнул через изгородь и, прибавив шагу, поспешил в школу, чтобы не опоздать.

…Уже третье лето, как Русудан и Татия живут отдельно, мы с Сандро — отдельно. А впрочем, почему третье лето? Уже целых три года! Год назад они всего только неделю и пробыли в деревне, в прошлом году они поехали отдыхать в Коджори, а этим летом отправились в Гагру, хотя мы договорились, что, как только в художественном училище кончатся занятия и студентов распустят на каникулы, Русудан с Татией приедут в Хемагали, а в августе мы все вместе поедем в Гагру. Но потом Русудан под предлогом каких-то дел осталась в Тбилиси и, заявив, что одна она жить не может, оставила у себя Татию.

Татия наотрез отказалась сдавать экзамены в институт иностранных языков, куда давно собиралась, и решила поступать в консерваторию, но не в этом году. Мать ее поддерживает. Она заявила, что у ее дочери и слух лучше, и играет она лучше, чем Дали Гардапхадзе. Мол, ей сам бог велел учиться в консерватории, если туда смогла попасть Гардапхадзе. Русудан намерена нанять педагогов, чтобы как следует подготовить Татию к поступлению в консерваторию на будущий год.

Так и не заехав в Хемагали, мать с дочерью отправились в Гагру, и уже оттуда Русудан написала мне письмо, в котором просила прислать к ней Сандро, если я сам не сумею приехать. Мне выбраться так и не удалось, а Сандро ехать один не захотел, заявив, что он предпочитает Черному морю Сатевелу. Я и не настаивал.

Русудан не сообщила мне о дне выезда из Гагры, решив, вероятно, что я и так хорошо знаю, когда и каким поездом она с Татией едет в Тбилиси, и, если у меня будет настроение, я встречу их их хергском вокзале.

Она сердится на меня, но при чем же Сандро? Неужели она по нему не соскучилась? Я если не каждый месяц, то в два месяца раз обязательно бываю в Тбилиси, а Сандро в прошлом году приезжал со мной только на ноябрьские праздники, всего на два дня… Удивляет, очень меня удивляет твое поведение, дорогая Русудан!

…Русудан думает, что пройдет еще год, и Реваз закончит свои дела в Хемагали. Деревня почти вся заселена заново, шелковичные деревья выросли, лаборатория работает, виноградная лоза начнет плодоносить уже в этом году… Ему так хотелось выстроить новое здание для школы, он и это сумел сделать! Какие еще дела остались у него в Хемагали? Неужели он не откажется от должности директора совхоза? Нет, Реваз Чапичадзе не такой! Разве теперь любой не согласится стать директором такого благоустроенного совхоза? Можно найти и руководителя лаборатории. Ведь Реваза в Тбилиси ждут жена и дочь, у него там свой дом с садом, хорошая работа в институте. Вот он возьмет и вернется в Тбилиси, — в конце концов, хватит ему жить отдельно от семьи! Слава богу, что догадался! Он всю жизнь должен быть благодарен Русудан за то, что она настояла на своем.

Самое большее — еще год, и мы с Сандро переедем в Тбилиси. Русудан известен даже день нашего приезда. Да, однажды ранним утром мы позвоним у ворот, и Татия, первой услышав звонок, еще полусонная побежит открывать калитку. Она распахнет ее настежь и бросится отцу на грудь. Сандро одним духом взлетит по лестнице, вбежит в комнату матери… Русудан быстро приведет себя в порядок, но к мужу выйдет с обиженным выражением лица, давая ему понять, что все еще сердится на него. Но она не сможет скрыть охватившей ее радости и, здороваясь с Ревазом, улыбнется ему. Смущенный Реваз не осмелится взглянуть ей в глаза и, опустив голову, тихо, совсем тихо скажет:

— Ты прости меня, Русудан! Вот мы и приехали…

Так думает Русудан, да нет, она просто уверена в том, что все произойдет именно так.

…Я знал, что они выедут из Гагры тридцатого августа сочинским поездом. Насколько мне известно, для отдыхающих санатория «Тбилиси» обычно бронируются места в седьмом вагоне поезда Сочи — Тбилиси.

Когда Сандро ложился после обеда спать, я сказал ему, что вечером мы поедем в Хергу. Было уже восемь часов, а он, казалось, и не собирался просыпаться, и хотя мне было его жалко, пришлось-таки его разбудить. Мне хотелось попасть в Хергу засветло: я почему-то боюсь водить машину в ночи. Причем боюсь не тогда, когда я один, а когда со мной рядом сидит кто-нибудь.

Только у самой Херги Сандро спросил, почему мы туда едем. Я сказал, что его мама и Татия едут в Тбилиси и мы должны их встретить.

— Они прислали письмо?

Пауза.

— Нет, мне сказали, — соврал я и посмотрел в сторону, чтобы не встретиться взглядом с сыном.

— Какой вагон? — спросил Сандро.

— Седьмой, — уверенно сказал я, останавливая машину около гостиницы «Перевал».

— Наш дом! — сказал Сандро.

Я посмотрел на часы. До прибытия поезда оставалось не меньше двух часов. Подумав, что Сандро проголодался, я решил, что нам нужно перекусить, и мы вошли в большой зал ресторана гостиницы.

Зал был переполнен, столы составлены в один огромный стол, тянувшийся вдоль стен зала. В центре зала стоял заставленный цветами круглый стол, за которым сидело пятеро мужчин.

Я схватил Сандро за руку и поспешил к дверям, но тут перед нами словно из-под земли вырос Диомиде Арчвадзе.

— Реваз, дорогой, просим вас, — улыбаясь сказал он и, не дожидаясь моего ответа, одной рукой обнял меня, другой — Сандро и подвел нас к круглому столу.

Я оглядел зал. За столом было много знакомых.

— Друзья мои, — басом начал Диомиде, — на нашем свадебном торжестве случайно оказался дорогой гость. — И он стал представлять меня присутствующим: наш любимый и всеми уважаемый профессор, что и говорить, не чета другим профессорам. Реваз Чапичадзе широкообразованный ученый, он не витает в облаках, как некоторые, а всегда среди людей, он любит свою родную деревню и т. д. и т. п. Не забыл Диомиде сказать и о совхозе, и о плантациях шелковицы, и о шелковичном черве и затем категоричным тоном заключил: я написал новую пьесу «Сила шелковичного червя», главными действующими лицами которой являются как раз Реваз Чапичадзе, Екатерина Хидашели, Александре и Гуласпир Чапичадзе. Скоро она будет поставлена в вашем любимом хергском народном театре, но премьера ее, как