Москва в судьбе Сергея Есенина. Книга 1 - Наталья Г. Леонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тверская, дом 17
Павильон станции метрополитена «Чистые пруды»
Глава 5
«С милицией я ладить не в сноровке…»
Арест по доносу
Большой Афанасьевский переулок, дом № 30 и Варсонофьевский переулок, дом № 7 связаны с очень важным периодом в жизни Сергея Александровича Есенина, можно сказать, с переломным. 19 октября 1920 года поэт пришел переночевать к своему приятелю-имажинисту Александру Кусикову в Большой Афанасьевский переулок, где тот жил с родителями. Оба поэта были арестованы и отправлены во внутреннюю тюрьму ВЧК. По этому поводу Есенин писал своему другу и наставнику Иванову-Разумнику: «Дорогой Разумник Васильевич! Простите, ради Бога, что не смог Вам ответить на Ваше письмо и открытку. Так неожиданно и глупо вышло. Я уже собирался к 25 окт. выехать, и вдруг пришлось вместо Петербурга очутиться в тюрьме ВЧК. Это меня как-то огорошило, оскорбило, и мне долго пришлось выветриваться». Полковник милиции Э. Хлысталов в книге «13 уголовных дел Сергея Есенина» о деятельности ВЧК тех лет писал: «5 сентября 1918 года Советом Народных Комиссаров было принято постановление, согласно которому расстреливались «все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам». А поскольку в стране отсутствовало уголовное законодательство, правового понятия «контрреволюционной организации», «заговора», «мятежа» не было, то при желании можно было расстрелять кого угодно. Дзержинский набирал в ВЧК бывших уголовников, психопатов, параноиков, откровенных садистов и сексуальных маньяков, большинство из которых коммунистами никогда и не были.<…> В основу деятельности «чрезвычаек» было положено осведомительство». Можно только себе представить, ЧТО УВИДЕЛ И ЧТО ИСПЫТАЛ Сергей Есенин, находясь во внутренней тюрьме ВЧК (Варсанофьевский пер.,7). Расстрелы, к слову, производились непосредственно во дворе тюрьмы. Арест братьев Кусиковых был произведен по доносу. Из материалов дела: «В семье Кусиковых, проживающих по Б. Афанасьевскому пер. (Арбат) в доме № 30, есть один сын по имени Рубен. Он бывший деникинский вольноопределяющийся, служил в деникинской армии в Дикой дивизии, Черкесском полку. В одном из боев с красными войсками был ранен в руку. Теперь был привезен в Москву с партией пленных <…>Так как семья Кусиковых имеет большие связи среди старых партийных работников, сын этот, по хлопотам тов. Аванесова, был освобожден и находится ныне на свободе. Этот тип белогвардейца ненавидит Советскую власть и коммунистов, как и вся их семья<…>»
Сергей Есенин и Александр Кусиков (несколько позже) были освобождены под поручительство Якова Блюмкина, который в то время дружил с имажинистами. В деле имеется еще письмо с просьбой-ходатайством А.В. Луначарского и телефонограмма Замнаркома РКИ Аванесова. На заявлении А. Кусикова следователю ВЧК стоит подпись «ГОТОВЫЙ К УСЛУГАМ А. Кусиков». На это следует обратить внимание! Когда в январе 1922 года при содействии А.В. Луначарского Кусиков вместе с Борисом Пильняком отправился в заграничную командировку, в эмигрантских кругах ему дают кличку «чекист». Кусиков Александр Борисович (Кусикьянц) родился в Армавире, происходил из древнего армянского рода. В творчестве, из всех имажинистов, был ближе всего к Есенину. Автор популярных романсов «Слышен звон бубенцов издалека…», «Обидно, досадно до слез, до мученья…».
Большой Афанасьевский переулок, дом 30
Варсонофьевский переулок, дом 7
Путешествуя по миру с Айседорой Дункан, Есенин встречался с ним в Берлине. В 1924 году Кусиков переселяется в Париж. Скончался в Париже в 1977 году.
«Зойкина квартира»
Сразу подчеркну, что прототипом «Зойкиной квартиры» в пьесе М.А. Булгакова исследователи творчества писателя считают студию Георгия Якулова на Большой Садовой, в доме № 10, где некоторое время жил и сам Булгаков. А подпольный ресторан Зои Шатовой на седьмом этаже дома № 15 по Никитскому бульвару назван «Зойкиной квартирой» в мемуарах начальника Секретного отдела ВЧК Т.П. Самсонова. Хотя… Дело было громким. Чекисты полагали, что в июне 1921 года раскрыли контрреволюционную организацию, а оказалось – крупную спекуляцию. Но крупную настолько, что спустя десятилетие отметили дату этого раскрытия статьей в журнале. Слово Анатолию Мариенгофу: «На Никитском бульваре в красном каменном доме на седьмом этаже у Зои Петровны Шатовой найдешь не только что николаевскую «белую головку», перцовки и зубровки Петра Смирнова, но и старое бургундское и черный английский ром. Легко взбегаем на нескончаемую лестницу. Звоним условленные три звонка. Отворяется дверь. Смотрю: Есенин пятится.<…> Везет нам последнее время на эти приятные встречи. В коридоре сидят с винтовками красноармейцы. Агенты производят обыск. <…> Делать нечего – остаемся. Зоя Петровна пытается растянуть губы в угодливую улыбку. А растягиваются они в жалкую, испуганную гримасу. Почем-Соль дергает скулами, теребит бородавку и разворачивает один за другим мандаты, каждый величиной с полотняную наволочку. На креслах,