За Сибирью солнце всходит... - Иван Яган

Штурмовщина — давно опорочивший себя метод выполнения плана. С этим злом ведется борьба, и оно отступает. Но это в производстве. А кто хочет посмотреть штурмовщину в ее натуральном облике — зайдите в БРИЗ завода в конце квартала. Там стоит такая запарка, что представить трудно. Трещат телефоны, стучат костяшки счетов, взвиваются над столами бумаги, люди разгорячены и взвинчены до предела. Они «выбивают» из цехов отчеты, натягивают запланированную сумму эффекта. В этой-то горячке все принимается, все засчитывается. Многие руководители цехов тоже заинтересованы: чем больше наберут условного экономического эффекта, тем больше шансов у цеха получить первое место по заводу, а с первым местом — премию. К тому же, вознаграждение рационализаторам выплачивает не цех, а завод.

Порождением планирования рационализации «сверху» является штурмовщина в БРИЗе, а она в свою очередь порождает массу нежелательных явлений — халтуру, рвачество, очковтирательство. Вживается опасная болезнь — отдельные люди разучиваются думать только за оклад. Происходит вопиющая путаница между рационализацией и мероприятиями, которые должны выполняться по долгу службы. Те, у кого нет совести, привыкают с помощью БРИЗа любое мало-мальски полезное дело оформить по линии рационализации, чтобы урвать у государства в свой карман. Эта проблема наиболее остра, это проблема морального плана, проблема совести. Касаясь ее, я чувствую большую ответственность, потому что именно здесь возможно наибольшее количество возражений со стороны рационализаторского люда. В этом я убедился, когда газета опубликовала фельетон «Вознаграждение за букву «у».

Паузу опять заполняет своим вопросом главный инженер:

— Вы считаете, товарищ Зайцев, что в вашем фельетоне все правильно, все объективно?

— Да, все правильно и объективно, потому что в фельетоне использованы факты, собранные не одним автором, а комиссией. Собраны и обсуждены.

— Но вы в фельетоне намекаете на наличие подобных фактов и в других цехах. Вы и теперь утверждаете это?

— Да, и могу привести десятки и сотни примеров. БРИЗ у нас действительно превращен в дойную корову. Доят ее, кому не лень, у кого, повторяю, нет совести. Но молочко-то бежит в виде рублей в карманы некоторым, а заводу — один звон. Кто может сегодня сказать, что экономический эффект от рационализации действительно составляет два миллиона? А может, это двести тысяч? Ведь тридцать процентов проверенных рацпредложений оказались вовсе не внедренными, то есть «липовыми». Комиссия выявила большое число рацпредложений с «дутым» эффектом. Тот эффект, который фигурирует в документах БРИЗа, является чисто символическим, у нас он называется условным. За этим выгодным термином прячется многое. А почему он не безусловный? Бризовцы любят повторять: дескать, в заводскую копилку положили столько-то... Можем ли мы сейчас взять из этой копилки сотню тысяч и построить на них детский садик? Нет, не можем. Потому что названные два миллиона не проведены никакими бухгалтерскими документами, они нереальны, их просто нет. В то же время гонорар авторам рацпредложений выплачивается из заводской кассы, и эти расходы относятся на себестоимость продукции. У нас много денег выплачивается лицам, не внесшим вклада в дело рационализации. Платят за «инициативу», за «содействие» и так далее...

Главный инженер не выдержал, со злорадством в голосе перебил меня:

— Мне помнится, товарищ Зайцев, ваша фамилия тоже стояла в ведомости на премию за рационализацию в прошлом месяце. Какое предложение подали вы? Кажется, сто рублей была сумма. Так, Аркадий Петрович?

Аркадий Петрович от неожиданности заерзал на стуле и машинально сказал:

— Да, так.

В зале зашумели. Сеньков удивленно вскинул голову.

У меня забился кадык, и я придержал его рукой, хотя делал вид, что ослабил воротник рубахи и поправил галстук.

— Да, действительно, моя фамилия стояла в ведомости. Это был единственный случай. Но то была взятка. Мне ее предложил Аркадий Петрович, когда узнал, что намечается проверка работы БРИЗа. Я от взятки отказался. В ведомости нет моей росписи. Так, Аркадий Петрович?

Центнер ничего не сказал, но всем было понятно, что сказать ему нечего. Сеньков обмяк за столом, и на его лице вздулись скулы. Обращаясь к Ерохину, он едко, даже зло сказал:

— Вы довольны ответом, товарищ Ерохин?

— Вполне, — ответил тот.

— Продолжайте, Андрей Петрович.

— Здесь не случайно задавали вопрос товарищу Центнеру о его личных премиях. Комиссия установила, что ежемесячно доходы Аркадия Петровича, считая оклад, пенсию и премии, составляют пятьсот пятьдесят рублей. Не многовато ли? Примерно столько же выходит у энергетика литейного цеха Савича и у некоторых других. Думается, что им есть резон держаться обеими руками за устаревшие формы организации рационализаторской работы, выбиваться в передовые за счет показухи и очковтирательства. Они примут любое предложение, если есть возможность сфабриковать приличный условный экономический эффект, если на нем можно погреть руки. Вот один характерный пример. Вы все помните, как в начале года вдруг остановилось строительство нового цеха из-за отсутствия кровельного материала. Потом выход был найден: цех накрыли другой кровлей, имевшейся, а не той, что предусматривалось проектом. Хорошо это или нет для качества, не знаю, во всяком случае строительство не остановилось.

— Да, и уже, как видите, подходит к завершению! — почти крикнул Ерохин и нервно оперся руками о подлокотники, даже приподнялся, будто ему на сиденье подложили ежа.

— Но дело в том, — продолжал я, — что на этом деле кое-кто погрел руки. Снабженцы ОКСа не сумели своевременно обеспечить стройку кровлей, предусмотренной проектом. Они и предложили использовать имеющийся на заводе кровельный материал. Но только каким-то образом все это вылилось в рационализаторское предложение. Как же подсчитывался экономический эффект? Очень просто. Учли разницу в стоимости материала, возможные убытки, которые могли бы произойти со дня приостановки строительства до дня получения кровли, предусмотренной проектом. Все очень просто.

— А как бы вы поступили? — выкрикивает начальник ОКСа.

— Может быть, и я так поступил бы, но зачем оформлять рацпредложением? По существу, вы с трудом исправили свою оплошность, свою неразворотливость и тут же обворовали государство, получив деньги за «рационализацию». Кстати, это предложение было коллективным, и одним из его авторов являетесь вы, Всеволод Сергеевич. — Я глянул на главного инженера. Тот низко опустил голову на подставленную ладонь и молчал. — Это и есть извращение и рвачество, это продукт несовершенства Положения о рационализации. Нужны точные определения: что можно считать рационализаторским предложением, а что голой идеей, да еще преследующей корыстные цели.

Что касается предложений комиссии по улучшению рационализаторской работы на заводе, то они записаны в проекте решения и рекомендациях парткома и будут сегодня обсуждены. Но коротко можно сказать и о них. Во-первых, в наше время любая творческая индивидуальная работа проигрывает перед коллективной. Вы читали недавно в нашей газете рассказ о делах комплексной бригады рационализаторов, которой руководит товарищ Гребнев. Мы советовали бы всем присутствующим здесь сходить в тракторное отделение и своими глазами посмотреть на результаты работы этой комплексной бригады. Во-вторых, предприятия, их подразделения давно перешли на хозяйственный расчет, ищут пути к рентабельной работе. И от организации рационализаторов пора требовать того же. Пора условный эффект сделать безусловным, дать заводским БРИЗам больше самостоятельности, но не такой, какая есть сейчас, а в хорошем смысле. Не надо им планировать сумму эффекта с потолка, в то же время надо поставить их в такие условия, чтобы рационализаторы поощрялись за реально принесенную пользу. В-третьих, ответственным руководителям и финансовым органам нужно дать право не считать рационализацией то, что люди обязаны делать по долгу службы... И еще об одном. В штаты завода следует ввести должность работника, который бы определял истинную ценность предложений, их действительную эффективность. Он не должен быть втянут в бюрократическую бумажную карусель...

В перерыве ко мне подошел корреспондент центральной газеты Лобов.

— Вы знаете, Андрей Петрович, я не представлял, что увижу и услышу сегодня такое, не думал, что это такая проблемища... Я хотел бы взять у вас доклад, если можно.

— У меня нет доклада, я по блокноту. Эта рационализация засела у меня вот где! — Я показал на то место, где, по моему разумению, должна быть печенка. — Так что и без блокнота можно бы, наизусть.

— Тогда, может быть, вы возьметесь написать для нашей газеты проблемный материал? Ручаюсь, пойдет без задержки.