Журнал Наш Современник 2008 #8 - Журнал Современник

Деревенский быт Н. С. Леонов помнит до мелочей, до оттенков цвета и характерных запахов.

- Сейчас, - говорит Николай Сергеевич, - в Алмазово уж не осталось молодежи - доживают свой век старики, нет непрерывного крестьянского труда и традиционного рукоделия. Но у меня в памяти до сих пор клубятся веселые дымы над избами и звучит утренняя перекличка петухов.

ПОЛЯКОВА Лидия Александровна родилась в 1948 году в селе Просечье Новодеревенского района Рязанской области. Закончила институт народного хозяйства. Работала экономистом. Сейчас на пенсии. Пишет стихи и прозу. Лауреат литературной премии “Московский Парнас”. Живёт в Москве

Зимой работа перемещалась в дома. Приходило время рукоделия. Мужики правили инструменты, шили обувь, шапки, дубленые шубы и тулупы. Женщины всю зиму пряли шерсть либо коноплю и ткали длинные серые полотна, вязали платки, варежки и носки. Сегодня конопля у нас воспринимается только как сырье для производства наркотика. Русские крестьяне прошлого века из конопляного полотна шили почти все - простыни и полотенца, нижнее белье, штаны и рубахи. И саваны для усопших. Конопля одевала нас с ног до головы. Конопляное масло применялось в хозяйстве. Как случилось, что теперь матушка-конопля стала отравой, губительницей, наркотиком?..

Старый год провожали весело. Ребятня натаскивала огромную копну соломы. Костер озарял на версту вокруг всю деревню. Мальцы носились вокруг костра с визгом, парни и девушки затевали песни и танцы под потертую гармошку.

На пасху все пекли куличи. Ребятишки катали крашеные яйца: чье укатится дальше, тот и выиграл, или бились ими: у кого скорлупа лопалась - должен был отдать святое яичко победителю.

Перед началом сева вся сельскохозяйственная техника проходила осмотр и выставлялась перед зданием правления. Ребятня кругами ходила вокруг плугов, борон, веялок и крупорушек. Даже телеги и водяные бочки стояли наизготове, увешанные залатанной сбруей.

Пахота и сев - в этот период отдыхали только из-за лошадей. Обедали мужики на борозде. о время жатвы деревня - кроме стариков и младенцев - переселялась на гумна. Нас, ребятишек, отовсюду гоняли, чтобы не попали под вилы, поручали нам либо воды с родников принести, либо солому в ометах утаптывать…

Зато конец полевых работ отмечался с размахом: председатель всегда выделял быка, пару баранов, поросенка для праздничного стола. Хорошо помню деревенские яства - студень, требушиные колбасы. Кишки промывали и заплетали в "косы", которые затем жарили до золотистого цвета… Из самого мяса готовили только первые блюда - так велось испокон веков. Гулянье длилось два-три дня, да с песнями и плясками. Не будь тех лет, - продолжает Николай Сергеевич, - я бы считал себя безнадежно обездоленным.

Слушая Н. С. Леонова, я понимаю, что деревня тех лет представляла собой неповторимый мир, в котором труд, быт, уклад, природа соединялись в единое целое, формируя особую русскость натуры маленького человечка, прививая уважение к труду, почитание традиций, упоение национальной культурой, любовь к отеческим корням.

И во всех последующих обстоятельствах и событиях жизни неизменно сохранились в нем кристаллы Алмазово, зародившиеся в детстве.

- Как же случилось, что ы перебрались в Москву?

- До Москвы была Электросталь, где к тому времени уже обосновались мама и отчим. Он работал на железной дороге, был очень добрым человеком, и до 1947 года я прожил с новой семьей. За это время у меня появились четыре чудесных сестрички, с которыми мы до сего дня живем душа в душу.

Железнодорожники жили бедно. Так как многие из них вышли из сел или городских предместий, то разбивали огороды, заводили скотину, чтобы сводить концы с концами. Но отчима огородно-коровьи дела не очень увлекали - он считал, что в семье есть второй мужик, то есть я, и переложил эти обязанности на меня.

- А как же учеба?

- Да в нашей среде молодежь не особенно стремилась к учебе. Почти все мои сверстники школу бросили рано. Мне же учеба нравилась и давалась легко. Я без проблем переходил из класса в класс. Пока не началась война. С этого момента мне пришлось резко взрослеть - слишком жестокие вещи происходили вокруг. Железнодорожников в армию не брали, но все они были переведены на казарменное положение. Огорода для выживания стало не хватать, и я с приятелем Сашкой, отца которого расстреляли за неосторожные высказывания, стал ходить за почасовую оплату на очистку железнодорожных путей от снега.

Два года школа не работала. Семья голодала - ведь на руках у матери были четыре дочки мал мала меньше. ыхода не было - пришлось совершать дальние поездки за хлебом в Горьковскую область, где мы с товарищами меняли скудный домашний скарб на муку, пшено, крахмал.

Ездили на крышах вагонов, в товарных составах. Случилось двое суток ехать, закопавшись в каменный уголь в открытом полувагоне под непрерывным дождем. И милиция, и уголовники были опасны - первые могли принять за диверсантов, вторые просто убить за те жалкие узелки с продуктами, которые мы везли домой. Спасали только мальчишеские слезы и крайняя тщедушность, больше и рассчитывать-то было не на что.

Когда в 1943 г. школа возобновила регулярные занятия, я совершенно не хотел возвращаться к учебникам - отвык! Но здесь отчим проявил требовательность, и пришлось снова начать учиться.

Как больно слушать воспоминания о жизни подростка в годы войны. Четырнадцатилетний парнишка добывал пропитание для семьи, и каким опасным и тяжелым способом! И ведь это не был исключительный случай - сколько подростков тогда работали наравне со взрослыми, чтобы прокормить не только себя, но и родителей, братьев и сестер.

Что же происходит с нами сейчас, Боже праведный, когда нынешние "тинейджеры" - наши дети! - сбиваются в стаи, утопают в наркотической трясине, выходят на панель (и девочки, и мальчики!), а благополучные "выбирают пепси"! И не война вроде, и можно не умереть с голода… Что-то случилось со всеми нами, и нет примеров для подражания, нет положительных героев в нашей стране!

- это время я очень сблизился с иктором Рейтблатом, отец которого погиб на фронте, - продолжает рассказ Николай Сергеевич. - иктор давал мне читать книги из библиотеки отца. Прочитав фундаментальные исследования по современной истории, я очень увлекся этой наукой. Через много лет я стал заниматься ею профессионально.

иктор же привил мне любовь к изучению иностранных языков. Шла еликая Отечественная война, и потому мы с особым тщанием штудировали немецкий. К концу обучения в школе я читал в подлиннике "Так говорил Заратустра" Ницше.

1947 г. голод в семье был нестерпимым. Я готовился к выпускным экзаменам и не мог надолго уезжать из дома. Жили только тем, что получали по карточкам. Учителя из школы тайком собрали в складчину деньги и купили мне абонемент на получение горячих обедов в школьной столовой. Сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю, что они просто совершили подвиг - ведь у каждого из них были семьи, и эти деньги для меня изымались из скромных семейных средств. Но возможно, что эта поддержка спасла мне жизнь.

Окончив школу с золотой медалью, я качался от истощения - и от счастья! Я твердо решил: буду поступать в вуз.

Я спросила у Николая Сергеевича, как для дальнейшего обучения был выбран МГИМО, не самый популярный тогда среди абитуриентов институт.

- Я склонялся к тому, чтобы подать документы на юридический факультет МГУ. Но иктор стал убеждать меня поступать вместе в МГИМО. Подготовив два заявления для подачи документов, я приехал в Москву. Первый же милиционер объяснил мне, что гораздо проще и дешевле от вокзала добраться до МГИМО, и мой выбор был сделан.

Экзамен по немецкому сдал легко. Для специализации выбрал испанский язык - все мы еще помнили республиканские события в Испании. И был зачислен в институт.

Студенческая жизнь Николая Леонова не была особенно веселой. Отпрыски высокопоставленных руководителей, заранее знавшие, как будет складываться их карьера, не очень сближались с ним, все пять лет носившим отцовский мундир железнодорожника - другого костюма просто не было. Привыкший со школьной скамьи с ответственностью исполнять работу, он и в институте не отступал от своих принципов. Трудолюбивого, талантливого юношу заметили "наверху", и уже перед последней сессией он получил предварительное распределение в МИД, куда и направили его личное дело. Он был не только отличником, но и активным комсоргом академической группы.

А затем произошли события, коренным образом изменившие его перспективы.

Одна из студенток, дочка ответработника, написала заявление о том, что пятеро студентов, готовившихся к экзамену в институтской аудитории, якобы хотели ее изнасиловать. Мать девушки отправила письмо министру иностранных дел А. Я. ышинскому, требуя расправы над "насильниками". се сту-