Семейщина - Илья Чернев

Этим же утром, задолго до прибытия на село милиции, престарелый Иван Финогеныч, не торопясь, ехал в санях с Обора в деревню. Дорога чуть-чуть отмякла, лошадь порою увязала копытами в снежных валках, везла плохо. Но не спешил Иван Финогеныч — куда ему? «Эка, малоезженая, наша дорожка! — думал он. — И сколь уж годов всё по ней… Вот и опять весны дождался… Которая эта уж будет весна?..»

Версты за три до Майдана, в том месте, где дорогу сжали покатые щеки сопок и сосны, будто ринувшись с верхушек гор, с разбегу едва удержались на самом краю обочин, по обе стороны, — в глухом и тесном этом месте из-за деревьев выбежали трое с винтовками и преградили старику путь.

— Стой! — крикнул коренастый парень в желтом солдатском полушубке и схватил под уздцы коня.

— Но-но! — предостерегающе сказал Иван Финогеныч из глубины саней. — Не замай!

— Вылазь счас же! Кто это? — заревел коренастый и подошел к санкам.

Бандиты окружили их, защелкали затворами.

— Убивать, чо ли, сбираетесь? — высоко подняв голову в треухе, тихо рассмеялся Финогеныч. — Неужто не дождетесь, когда сам помру. Мне в субботу сто лет…

Коренастый опустил винтовку, на искаженном злобой свирепом лице его обозначилась хмурая улыбка. Он потрогал зачем-то тремя пальцами обвислые черные усы и сказал:

— А, дед Иван с Обора!

— Узнал? — спросил Финогеныч с весельцою в голосе. — Кому же здесь больше ехать, как не мне.

— А ты поди тоже признал меня? — в свою очередь, осведомился коренастый.

— Как не узнать — Стишка, — тем же тоном веселого превосходства ответил старик. — Убивать, што ли, станете?

— Нет… зачем нам тебя убивать? Я не знал, что это ты, дед. И без нас помрешь… — И впрямь тебе уж сотня доходит поди, — будто извиняясь, проговорил Стишка.

— Сотня не сотня, а около того: девятый десяток не сегодня пошел… Ну, раз не убивать, так пущайте, — рассмеялся Иван Финогеныч.

— Говорят, ты, дед, и до сей поры в сельсоветчиках ходишь? — крикнул стоящий позади саней высокий парень.

— Тебя выберут, и ты будешь… — обернулся к нему Иван Финогеныч. — Куда денешься? Меня вон в старые-то года против воли два раза в старосты сажали. Стишка запыхтел, помрачнел.

— Пущаю тебя… только из-за старости твоей пущаю, — сказал с холодной строгостью. — Сельсоветчиков да коммунистов мы не жалуем. Да ты вить и сельсоветчик-то так себе, вроде ненастоящий… Далече тебе, и за их работенку тебе перед богом ответ не держать, не ты все это наробил, эту беду… Ну, поезжай с богом. Только уговор: никому не брякай, что видал нас здесь.

Иван Финогеныч тронул вожжами. Стишка ударил ладошкой по крупу коня, крикнул вдогонку:

— Прощай!.. Помни… а не то худо будет!

Иван Финогеныч подхлестнул лошадь сосновой веткой, припустил во весь дух.

«Пронесло!.. Ненастоящий сельсоветчик! — про себя рассмеялся он. — Похоже, будто гоню, как тогда от семеновцев… Тогда я пакет вез, а теперь… Узнает разбойник, какой я ненастоящий!..»

На рысях въехал он в деревню и погнал к совету.

У высокого крыльца толпились милиционеры, стояли оседланные кони, Иван Финогеныч вылез из саней, торопко поднялся по ступенькам вверх.

— Куда спешишь так, дед? — крикнул один из милиционеров. — Сейчас все равно не до тебя.

— Дело есть! — исчезая за дверью, отмахнулся Финогеныч. Председателя Алдоху окружали незнакомые военные люди…

Иван Финогеныч кашлянул у порога и поманил Алдоху пальцем.

— Стишка… — переводя дух, сказал он.

Не проронив ни слова, Алдоха выслушал до конца, потом резко повернулся к Рукомоеву:

— Товарищ начальник!.. Вот…

Алдоха потянул старика за рукав облезлой дошки к столу. Рукомоев вскинул глаза на высокого длиннорукого деда.

— Вот, — сказал Алдоха. — Он проведет сейчас… Надо безотлагательно. Он видел Стишку за Майданом.

— А кто это? — спросил Рукомоев.

— Наш же, член сельсовета, с Обора… Еще возил пакет товарищу Лебедеву. Верный человек и все тропки в тайге знает…

— Значит, нам повезло? — усмехнулся Рукомоев. — Прежнее решение отменяется: по дорогам людей не рассыпать, чтоб не вспугнуть бандитов… чтоб не ушли… Преследование малым количеством… Хорошо, что еще никто не выступил… — Рукомоев поглядел в угол, где возились с винтовками Епиха, Корней Косорукий, Карпуха Зуй и Мартьян Яковлевич.

— Партизан взять беспременно, — перенимая взгляд начальника и тоже глядя в угол, сказал Алдоха…

Не прошло и четверти часа, как по оборской дороге уже скакали вооруженные винтовками вершники: пять милиционеров, Епиха, Корней, Карпуха Зуй, Мартьян Яковлевич и Николай Самарин. Впереди отряда неслись начальники, а бок о бок с ними оборский дед в неизменном своем треухе… Любо-дорого было глядеть, как прямо и молодо сидит он на коне.

— Ну, молодец! — не удержался от восхищения Епиха. — Ай да Финогеныч!

Старик глянул на него через плечо:

— Будешь молодец, когда этакое дело!.. При таком, паря, деле будто и не было твоих годов!

За Майданом остановились… Старик посоветовал свернуть в сторону и, разбившись на две части, идти справа и слева от дороги лощинами и косогорами.

— Так будет правильней, — запаливая цигарку, согласился Самарин. — Отрежем им путь отступления… уничтожим неожиданным налетом.

— Оно, конешно, это самое дело, — поддакнул Корней, — перестрелять их, гадов, а то с вёшной-то и на пашню не поедешь… коней уведут, плуги таскать станут… бандиты, они бандиты и есть.

Рукомоев внимательно поглядел на встрепанного Корнея, и в глазах его блеснула на миг веселая искра.

— Товарищи, — сказал он, — а их не успели предупредить из деревни о нашем приезде?

— Кто же? — растерялся Корней.

— Корешки-то у них, конечно, на селе имеются, — подмигнул ему Рукомоев. — Не может быть, чтоб без корешков… Как ты думаешь, старина?

— Оно бы и не должно, — робея перед начальством, заторопился Корней. — Но, конешно, это самое дело…

— Это самое дело, — наставительно произнес Рукомоев, — заключается в том, что не может бандитская шайка так долго орудовать вокруг села и вовремя скрываться от преследования, если нет у нее своих людей в деревне. Кулацкие корешки да бандитские побеги… Понятно? И всем вам надо искать ниточку, осторожно докапываться, чтоб и корешки вытащить… Надо постоянно быть начеку, во всяком разговоре. Понятно?

— Так… это так, — поспешил согласиться Корней.

— Мы с председателем копаем, — высунулся Епиха.

— Плохо, значит, копаете, — оглянулся на него Рукомоев. — Ну, пора…

Начальник милиции взял одну часть отряда, уполномоченный ГПУ — другую. Иван Финогеныч, Епиха и Мартьян поехали с уполномоченным.

Тихо вел Рукомоев своих людей сквозь густой сосновый перелесок, и зорко всматривались они в таинственный сумрак лесной дали. Лес был напоен тишиною, сыростью, предвесенней свежестью. Под деревьями местами лежал глубокий снег, и кони пропаливались по колено. Низкое солнце прошло уж зенит, било лучами по вершинам сосен наискось, и внизу стоял неверный полусвет, какой обычно бывает в это время года в тайге. Рукомоев велел сдерживать коней, приготовить винтовки, разговаривать вполголоса.

— Вот напротив этого места лощинка… — склонился к нему в седле Иван Финогеныч. — Там они меня и застопорили… Рукомоев приказал спешиться, сам первый спрыгнул на снег. Рассыплемся… Дед остается с лошадьми… Куда, по-твоему, надо идти? — повернулся он к Финогенычу.

— Вот этак забирай, от дороги, — показал рукою Иван Финогеныч. — Больше им здесь некуда. Там как раз широкая лощина. Должно, по ней пошли.

Все дальше и дальше углубляясь в сумрак леса, рукомоевский отряд двинулся в путь. Люди шли не спеша, широкой редкой цепью, и Мартьян Яковлевич сплошь и рядом терял из виду Епишку, своего соседа справа, который кошкой скользил меж деревьев, пригибался под лапами сосен. Если б не милицейские непривычные сапоги, — тишину нет-нет да и расколет треснувший сучок, — вовсе бы не было слышно, что по лесу идут люди. Семейские-то ичиги охотничьи, партизанские — разве их услышишь. Мартьяна радовало, что мужики лучше справляются с обязанностью таежных преследователей, чем милиционеры.

Он пристально вглядывался вперед. Стало чуть-чуть светлей, и глазам его открылась небольшая полянка. На полянке дымил в кругу протаявшего снега дотлевающий костер.

«Вот-вот ушли! Неужто мы их всполошили?!» — Мартьян кинулся броским бесшумным шагом в обход полянки. Ичиги его увязали в снегу.

Пробежав саженей сто, он увидал впереди себя троих вооруженных. Винтовки их мирно покоились на ремнях за плечами, и шли они гуськом… о чем-то переговаривались. Мартьян видел их спины в полушубках, — они удалялись от полянки в чащобу.

«Эге!» прищелкнул языком Мартьян, спрятался за толстой сосною, осмотрел винтовку, — ладно ли заряжена, — и как свистнет по-разбойничьи, аж снег на него с веток посыпался.