Бухта надежды. Задача – выжить - Галина Громова

– Я тебя ни в чем не виню… – горько пробормотал мужчина, тяжело садясь на кровать.

Сознание будто затуманилось, не хотелось верить, что сын, которому еще нет и семи дней, умер. И не просто умер, а превратился в голодную бездушную тварь…

– Это случилось, и это нужно пережить, – говорил Виктор, будто пытался убедить не Алену, вернее, не столько Алену, сколько самого себя. А самого себя обмануть намного тяжелее.

– Да… – всхлипывала жена, соглашаясь с его словами и не прекращая гладить ребенка. – Нужно…

– Принести тебе воды?

– Да, пожалуйста…

Виктор расстегнул ремень, сняв его, бросил на стул, устало поднялся, медленно вышел из комнаты и побрел вниз по лестнице в сторону кухни. По городу начались перебои с водоснабжением – это сотрудники райотдела ощутили еще в осадном положении в отделении, поэтому там всегда был запас – вода хранилась в бутылках и пластиковых бутылях. Здесь же запасливый и головастый хозяин пробил скважину, что очень упрощало жизнь нынешним жильцам. Хотя центральный водопровод тоже присутствовал, как и канализация.

Виктор на автомате налил в чашку воды из чайника и собрался было возвращаться к жене, когда в комнате наверху грохнул выстрел. Чашка выпала из самопроизвольно разжавшихся пальцев и разбилась, расплескав содержимое.

Бах!

Грохнул второй выстрел. Буквально сразу же после первого.

Кобура на поясе!

Виктор бросился со всех ног вверх по лестнице в комнату, перепрыгивая через две ступеньки, торопясь изо всех сил, но было уже поздно. На кровати лежали два застывших тела – жены и сына.

Горло сдавила невидимая рука, стало больно дышать, на глаза навернулись слезы, которые он и до этого еле-еле сдерживал. Капитан на ватных ногах, чуть пошатываясь, подошел к телу жены – оно полулежало на подушке, левая рука будто гладила сына, застыв на его плечике, правая же все еще сжимала пистолет, из которого и были убиты самые дорогие ему люди.

Кобуру на ремне, который снял Виктор, не трогали – Алена стреляла из своего оружия, которое еще в роддоме отдал ей муж. Мужчина ватной рукой поднял женщину со стула, сам не понимая зачем.

Подушки и покрывало были забрызганы кровью и ошметками мозга. Тельце сыночка так и лежало на кровати, чуть приоткрыв беззубый рот с распахнутыми страшными белесыми глазами, которые Виктор прикрыл одним движением ладони. В его памяти сын должен остаться ребенком – плодом их с женой любви, а не бездушной тварью, целью которой было лишь жрать человеческую плоть.

Сейчас, когда ребенок уже никогда не протянет свои крохотные ручонки, не загорланит требовательным воплем, он казался таким родным и близким. Но почему это чувство пришло слишком поздно? Тогда, когда уже ничего нельзя было исправить? И никого нельзя было вернуть?

Мужчина стоял как пьяный, глядя в одну точку и чувствуя, как в ушах шумит кровь – будто нырнул на большую глубину и ощущал давление воды со всех сторон. Он чувствовал, что сейчас слетит с катушек, если уже не слетел.

Потеря двух самых близких ему людей ослабила все жизненные силы, которые Виктор так старался сохранить. Да и кому теперь нужны эти силы, когда из мира ушли те, ради кого он жил?

От навалившейся тяжести и мыслей, мелькавших вперемешку с воспоминаниями, Виктор чувствовал какую-то пустоту, наполнившую сердце и душу.

Может быть, это все результаты работы его больного воображения? И не было никаких мертвецов, не было бесконечной череды трупов и убийств, не было кровожадных тварей, которые вопреки всем законам природы продолжали жить, ходить, есть, убивать… Может, из-за своей работы он просто свихнулся и сейчас находился в дурке, в одиночной палате с мягкими стенами, пускал слюни и глупо улыбался, размазывая свое собственное дерьмо? Может, его друзья – это не его друзья? Может, это санитары и врачи, которые кололи ему транквилизаторы и приковывали к кровати? Хотя какие кровати в мягкой комнате? Бред! Все это – бред сумасшедшего! Может быть, все это ему кажется?

А за стенами Хутора, в городе, кипела жизнь, люди ходили на работу, смеялись, плакали, рожали, воспитывали детей, костерили на чем свет стоит власть и политиков, бегали на свидания и…

…Так хотелось верить, что мир не умер, не сошел с ума, не перевернулся с ног на голову, что он живет, как раньше… а все, что было, это выдумка.

Обыкновенная выдумка психа… Как там? Плод больного воображения?

Взгляд зацепился за пояс с кобурой в руке.

«Ха! Это все не настоящее. И пистолет не настоящий. И пули не настоящие. Какая же у меня богатая фантазия! Придумать такой мир! И главное, всему найти логическое объяснение! Вирус, поднимающий мертвецов! Ха! Добро пожаловать в матрицу, Нео!»

Никитин закрыл глаза.

«Какой, к черту, Нео?! Господи, да что же это?!» – Виктор, схватившись за голову, то ли тихо завыл, то ли заскулил, не зная, куда деться от безысходности и дикой щемящей боли в груди.

«Алена! Артемка! Алена! Артемка!» – как заклинание повторял он имена самых близких и родных людей, дававших неоспоримую поддержку в этом свихнувшемся мире, словно имена могли вернуть их из царства мертвых.

Да и нужно ли было их возвращать, когда Аид, или кто там был у греков богом подземного царства, окончательно потерял контроль над ситуацией и своими подчиненными? Разве не ожившие мертвецы сейчас заполонили улицы некогда прекрасного белокаменного города?

Нет, жена и сын навсегда должны остаться людьми. Но их больше нет. Нет и никогда больше не будет.

Почву выбили из-под ног. И смысла жить мужчина просто не видел. Незачем, да и не для кого.

Виктор расстегнул кобуру, вытащил свой ПМ, приставил к виску.

Вороненая сталь холодила кожу. Окружающие его предметы стали четче, пространство сделалось более глубоким, а звуки – многогранными…

Говорят, что перед смертью человек видит картины своей жизни от самого рождения до самой смерти.

Чушь! Виктор ничего не видел, кроме жены и сына – они были его жизнью и смыслом существования.

Мужчина прикрыл глаза и слегка надавил на курок…

Сноски

1

Казачка – бывший военный городок, построенный возле военной части Морской пехоты РФ и в дальнейшем разросшийся до небольшого микрорайона на берегу Казачьей бухты г. Севастополя. – Здесь и далее примеч. авт.

2

Сувора подяка – строгая благодарность (укр.), строгий выговор (жаргонизм).

3

Догана – выговор (укр).

4

Пятый километр – пятый километр Балаклавского шоссе, на котором располагается самое большое городское кладбище.