Операция «Гадюка» - Кир Булычев

Увидев нас, она помахала нам рукой.

– Вы к кому? – спросила она.

– Ждем комиссию, – быстро ответил дядя Миша.

У девушки было грубоватое скуластое лицо и прямые русые волосы – волнующее лицо.

Стройная, легкая – в таких влюбляются безнадежно и безответно.

– Ждите, желаю успеха, – сказала девушка и пошла дальше по улице в сторону поля.

– Погоди, – понизил голос дядя Миша, – дай ей отойти. Я не хочу, чтобы местные видели, куда мы с тобой направились.

Когда девушка скрылась за деревьями, мы обежали здание, чтобы оказаться у задней двери.

От нее вели ступеньки вниз, в подвал.

Дверь в подвал была отперта и приоткрыта.

Пройдя через служебные помещения, ничем не выдававшие специфики этого подземелья, мы оказались в лаборатории.

Лаборатория была умеренно запущена.

В шкафу висели защитные комбинезоны.

Во мне росла тревога.

– Все неладно, – сказал я.

– Тогда быстро одеваемся, – предложил генерал.

Он снял с креплений самый большой комбинезон и влез в него. Я последовал его примеру. Но закрывать забрало шлема не стал.

– Бахилы надевать? – спросил я.

– Обязательно.

Мы потеряли еще минуту. Тревога во мне все росла, даже под ложечкой дергалась тоска.

– Скорее, – попросил я дядю Мишу.

– Сэкономишь минуту – потеряешь жизнь. – Он почти не шутил.

Мы пошли дальше.

К счастью, все двери на нашем пути были открыты.

Даже дверь в хранилище – достаточно скромное помещение с массивными стеллажами, на которых лежали различного вида баллоны. Самые большие, похожие на сардельки почти метровой длины, лежали на нижней полке. Одно место пустовало. Может быть, оно всегда пустовало, а может быть, именно этот баллон они и взяли.

Из хранилища двери вели дальше. В одну мы вошли, другая была закрыта. Дядя Миша потрогал рукоять двери – ничего не вышло. Он постучал в дверь.

И когда я уже хотел сказать, что он зря тратит время, изнутри послышался стук.

Нам ответили.

Дядя Миша склонил голову набок, будто надеялся прочесть в стуке азбуку Морзе.

Ничего не прочел, но вдруг спросил меня:

– Эта девушка... она пошла к станции?

– Наверное, к автобусной остановке.

– Ты ничего не почувствовал?

– Ровным счетом ничего, кроме возбужденных чувств.

– Дураки, – сказал дядя Миша. – Надо ее задержать.

Изнутри стучали. Даже молотили в дверь.

На двери было колесо, как в подводной лодке.

Я попробовал его, штурвал начал поворачиваться.

– А теперь погоди, – велел дядя Миша.

Он быстро прошел назад, закрыл дверь в лабораторию.

– Не надо рисковать, – сказал он. – Ты чего перчатки не надел? Они в верхнем кармане костюма. И забрало опусти.

Пока я надевал перчатки, он несколько раз повернул колесо.

От его напора дверь отворилась.

В отворившуюся дверь ввалился пожилой человек с бородкой клинышком. Как дедушка Калинин.

Он попытался сбить нас с ног и убежать.

– Погодите, – сказал ему дядя Миша. – Всему свое время.

Я окинул взглядом относительно небольшой подвал, в углу которого пол уходил полого вниз, к крупной решетке – метр на метр. На решетке лежал баллон красного цвета. На боку его было отверстие, и из него выливалась на прутья решетки маслянистая коричневая жидкость, похожая на плохого качества олифу.

Возле баллона, сложив на груди руки и не обращая на нас внимания, стоял человек в защитном, как у нас, комбинезоне, словно Наполеон, наблюдающий с холма за битвой при Ватерлоо.

Наконец, третьим человеком там оказался Егор.

Он стоял, прижавшись спиной к стене. Егор был напуган, но старался не подавать виду, как человек, услышавший плохой диагноз, но помнящий, что на него смотрит хорошенькая медсестра.

Болт, которым завинчивалось отверстие в баллоне, валялся на полу.

Первым делом дядя Миша подобрал болт и завинтил отверстие, прервав поток жидкости.

– Поздно, – сказал человек в комбинезоне. – Все уже свершилось.

– И что же свершилось? – спросил дядя Миша.

– Земля погибла.

– Сомневаюсь, – сказал дядя Миша, – и это ваше заявление требует проверки.

Затем дядя Миша обернулся к Егору и сказал:

– А ты чего здесь стоишь, студент?

– А что?

Егору хотелось кинуться ко мне в объятия, я всей шкурой это чувствовал, но он понимал, что положение настолько серьезно, что пока лучше постоять на месте.

– Немедленно выходи в лабораторию.

– В лабораторию?

– В следующее помещение.

Егор послушно вышел из моечной.

– Вы кто? – спросил дядя Миша у человека в комбинезоне.

– А вы?

– Его фамилия Лядов, – сказал из лаборатории Егор. – Он здесь раньше работал. Он убил коменданта.

– Ах, чепуха, – ответил Лядов. – Я фантом в мире мертвецов. Я не существую. Вы, кажется, тоже.

– Ваша гадость испаряется? – спросил дядя Миша.

– Мой тигренок слабо испаряется, но концентрация его в комнате такая, что вы все существуете в облаке. В смертельном облаке.

– Он не врет, – сказал я. – Эта штука испаряется.

– Почему все они живы? – спросил генерал.

– Потому что они помрут через шесть часов. Включая эту сучку.

– Кого?

– Убийцу, которую притащил с собой этот мальчик, – сказал Лядов. – Вашу агентшу.

– Ну да, конечно, – послушно согласился дядя Миша, к моему вящему удивлению.

– Если я до нее доберусь, – продолжал Лядов, – я ей покажу.

– Куда ведет слив? – спросил дядя Миша.

– Прямо в речку, – сообщил Лядов.

Он вел себя как террорист, выполнивший долг – убивший премьера.

– Не врет, – сказал я.

Вдруг Лядова прорвало:

– Да скажите вы вашему детектору на кривых ножках, что я никогда не вру!

Почему он решил, что у меня кривые ноги, – ума не приложу, никогда раньше меня в этом не подозревали.

– А теперь, – сказал дядя Миша, – все покидают это помещение. Я повторяю: все!

И тут я не отказал себе в удовольствии.

Я схватил Лядова за рукав и потащил к выходу. Он вяло сопротивлялся и заработал от меня подзатыльник, что, конечно, не так чувствительно, если у тебя на голове пластиковый шлем, но всегда обидно.

Дядя Миша закрыл дверь, повернул колесо.

Меня смущало его спокойствие. Словно Земля сейчас не была на пороге гибели.

Где-то щелкают часы – на экране появляются красные цифры: до взрыва шесть минут, до взрыва пять минут сорок секунд...

– А этого зовут Майоранский, – сказал Егор, который поджидал нас в лаборатории. – Это страшный убийца, хуже любого Менгеле, хуже Гитлера. Он испытывал смертельные яды на живых советских людях.

– Я выполнял долг, я боролся с мировым империализмом...

– Ага, – согласился дядя Миша. – Такие опаснее всего.