Наследник для Шаха - Анна Гур

Глава 47

Полина

Поезд останавливается на станции, и я улыбаюсь, глядя в окно, когда вижу до боли знакомый пейзаж и собаку Марсушу. Все еще тут. Так же и провожала меня в Москву блохастая, любимец бабы Клавы, которая сидит на кассе, билеты продает.

Все знакомое, родное.

Выхожу из купе, спускаюсь по лестницам и как только оказываюсь на улице, запускаю воздух в грудь, дышу, здесь все другое, свежестью веет, а еще травой…

Иду в сторону остановки. Деньги на такси есть, конечно, но мне привычнее сесть на желтый рейсовый автобус. Проехаться и подумать.

— Полина! — неожиданный оклик и я поворачиваюсь, чтобы увидеть мамину коллегу по цеху, дородную женщину с выбеленными волосами и яркой помадой.

— Татьяна Авдеевна, здравствуйте!

— Сколько лет! Москвичка! Приехала! — обнимает меня и трясет изо всех сил. — Ну как там в столицах?

Пожимаю плечами. Что отвечать, не знаю.

— Многолюдно, — наконец, нахожусь с ответом.

— А ты расцвела, Полиночка! — окидывает меня внимательным взглядом. — Похорошела, да и одежда какая красивая…

Женщина проводит рукой по лацкану моего пиджака, смотрит в лицо очень пристально, внимательно.

— Чай, мужика себе богатого отхватила?

Понимаю, что, если не отвечу, слухи к вечеру поползут уже по всей округе.

— На работу хорошую устроилась.

Прищуривается.

— Это кем же?

Вспоминаю должность в заведении Байсарова и отвечаю частично правду:

— Менеджером.

— Это сколько же столичные менеджеры зарабатывают?!

— Достаточно.

Как раз приезжает нужный номер и я, улыбнувшись, прощаюсь с местной сплетницей.

Забегаю внутрь и занимаю место у окна. Отключаюсь от мыслей. Устала. Устала думать и хандрить, вспоминать мужчину, который отнял у меня сердце.

По дороге к нашему дому встречаю все больше знакомых лиц. В маленьких городах все соседи знают друг друга не просто в лицо, но и по именам.

Эта приятная особенность отличает мой родной край от столицы, где не особо знаешь того, кто живет за стенкой.

Воспоминания о том, как снимала квартиру у Мудаевны, вызывают легкую улыбку.

Ступаю по ухабистой дорожке, мимо пробегает малышня, звонко смеясь.

— Полька, привет! — кричит дед Михаил, выглядывая из-за забора. — Ты чего приехала-то, городская?

— Отдохнуть, родителей проведать, а вы как?

— Нормально, ты заходи на чаек, моя Глаша как раз про тебя спрашивала.

— Обязательно, спасибо!

Дохожу, наконец, до знакомой калитки и толкаю, колокольчик весело звякает, поднимаюсь по лестницам и звоню.

— Сейчас, — слышу родной голос, немного промедления и дверь распахивается.

— Поля… Полечка! Приехала, родная!

Мама с криком обрушивается на меня и прижимает к груди, обнимает сильно-сильно и я притягиваю ее к себе.

Слезы сами начинают течь из глаз ручьем.

— Мама… Мамочка… Как же я истосковалась.

— Доченька, ты чего ревешь?! — спрашивает, а сама платком нос вытирает.

— Я рада, что приехала…

Чмокает меня, на мгновение отнимает от себя и в глаза мои смотрит.

— Изменилась, дочка, изменилась… — и кричит во все горло: — Володя, Володечка, Поля приехала, радость-то какая.

Ловит меня за руку и ведет в дом.

Стоит увидеть отца, сидячего в кресле, как я подрываюсь с места, папа встает тяжело, но когда обнимает, чувствую, что руки у него по-прежнему крепкие.

— Дочка, — выговаривает с трепетом и мозолистые руки вплетаются в мои волосы, а я вдыхаю родной запах.

Это не парфюм, не дорогой одеколон, а примесь ментола и тайком выкуренных парочки сигарет, против которых всю жизнь борется мама.

Я смотрю на своих родителей. Скромную пару работяг, которые всю жизнь прожили душа в душу, ну иногда покрикивали, правда, друг на друга. На сердце у меня теплеет.

Я тоже хочу так же, чтобы раз и на всю жизнь…

Чтобы вот так вот бок о бок.

— Кушать будешь? — подрывается мама в вечном желании меня накормить.

— Нет, мам, не голодна пока.

— Ты с дороги устала, видать, да, доча?

— Немного.

— Ну тогда иди к себе в комнату, отдохни, а я нам ужин праздничный приготовлю, мяса запеку, как раз вчера получка была, купила, как сердце чувствовало…

Мама суетится рядом, такая родная, в домашнем платье, а я захожу в свою комнату. Окидываю взглядом.

Ничего не изменилось. Старый мишка на полке, моя игрушка родом из детства. Стол с учебниками, лампа, односпальная кровать в углу.

Словно в прошлое вернулась. Когда я была еще маленькой и проблем не знала, беззаботный ребенок, бегающий босиком по двору.

Подхожу к полке, забираю своего старенького мишку с потертым носом, и как есть в одежде заваливаюсь на кровать.

Прижимаю игрушку к груди, зарываюсь лицом в мягкий серый ворс, прикрываю глаза и лежу не двигаясь.

Постепенно солнечные лучи перестают проникать сквозь незашторенное окно, и комната погружается во мрак.

Я словно нахожусь на периферии сна и яви, когда дверь в мою комнату открывается и полоска света падает на мою постель.

Отлипаю от своего мишки и моргаю, ощущая, что реснички мокрые и слипшиеся, прищуриваюсь, так как свет бьет по глазам, очерчивая лишь силуэт того, кто замер в дверном проеме…

Моргаю раз, другой и взгляд проясняется. Мама тихонечко входит в комнату и прикрывает за собой дверь.

Свет от луны проскальзывает в комнату и развеивает темноту, поэтому я довольно хорошо вижу выражение лица, обеспокоенное, печальное.

Мама проходит к моей кровати и садится рядом. Поворачивается ко мне, замечает моего мишутку и поправляет игрушку, добродушно фыркнув.

— Маленькая моя… Ты у меня всегда была хорошей девочкой, прилежной… Вот так вот и в детстве спала, прижимая игрушку к груди, когда тебя обижали, когда думала о своих детских проблемах и переживала из-за склок с соседскими девчонками…

Улыбаюсь уголками губ. И вправду. Дом — это дом. И пока родители рядом, ты ощущаешь себя в безопасности.

Вздыхаю и мама кладет мозолистую руку мне на голову, гладит мои волосы.

— Спишь? — спрашивает шепотом.

— Нет, мам, — отвечаю охрипшим голосом.

— Знаю, — говорит тихонечко, делает паузу, накручивает мой локон на палец. Ровно так же, как в далеком детстве, — а теперь расскажи мне, дочка, что у тебя случилось.

— Мам…

— Не ври. Ты не умеешь.

Резко поворачиваюсь к маме. В таком освещении ее глаза блестят и очертания лица лишь угадываются. Обстановка располагает к тому, чтобы я действительно призналась во всем.

— Не бойся, Полечка, что бы ни приключилось, мы с отцом поддержим, не осудим, я же вижу, что гложет тебя что-то, материнское сердце не обманешь, я чувствую…

В груди начинает печь, горло сковывает спазм, и я отчего-то даже слова выдавить не могу. Плачу беззвучно, а мама проводит по моей щеке рукой, стирает слезы.

Не выдерживаю, подрываюсь, сажусь на кровати и