Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых - Владимир Соловьев

Не могу сказать, что этот вопрос меня очень уж волновал. Да и совесть меня не больно мучила из-за того, что я присвоил себе средневековое право первой ночи, если только меня не опередил ее отец, — может быть, теперь у них с Ваней пойдет быстрее? Поспешная наша с Таней случка — как ты мог заметить из моего рассказа, по ее инициативе — была для меня не более чем эпизод в моей мужской жизни, хоть и немного досадный, если говорить честно. Но, слава богу, с этим покончено, все позади, пусть Ваня скажет спасибо, что я взял на себя его работу, так как у него самого ничего не получалось.

На следующий день он позвонил, и я, не вдаваясь в подробности, посоветовал ему потерпеть еще недельку, прежде чем возобновить осаду.

— Вы хотите с ней еще раз встретиться? — спросил меня Ваня.

— Нет. Думаю, уже достаточно, — сказал я, понимая всю двусмысленность нашего разговора.

А неделю я упомянул на всякий случай — чтобы Таня не испытывала никаких физических неудобств.

Однако уже через два дня она заявилась ко мне, даже не предупредив.

Нельзя сказать, что та наша спринтерская любовь прошла для меня совсем бесследно. Так уж я устроен, что секс сближает меня с женщиной не только физически, но как раз этого я и боюсь, а потому бегу от этой близости, как от слабости. Вот почему меня так трудно заарканить. Если хочешь знать, в душе я вовсе не циник. Совсем даже наоборот.

А с Таней вообще получилось как-то по-особенному — жена приятеля, одинокая в Москве провинциалочка, кроме Вани и меня, ни одного знакомого, ни кола ни двора, приткнуться некуда, я уж не говорю о ее детстве — не приведи Господь! Впервые я нарушил собственное правило и вступил в связь с ученицей. Естественно, я не мог так запросто выбросить ее из головы, тем более чувствовал, что за напускной бравадой кроется такая щенячья беззащитность, что, если бы не Ваня, я бы, конечно, привязался к этому одинокому и беззащитному существу еще как! А как она была робка, ласкова, благодарна в эти отпущенные нам двадцать минут!

Просто не даю себе воли, когда меня сантименты одолевают.

Я открыл дверь, Таня стояла все в том же стареньком, вытертом до блеска пальтишке, в какой-то несусветной белой вязаной шапочке, я ввел ее в комнату, помог раздеться, и как-то без лишних слов мы стали с ней целоваться. Так возобновилась наша связь. Я понял, что на этот раз попался.

Наш роман длился месяца три, наверное. Догадывался Ваня или нет, но, судя по его стихам, он мучился еще сильнее, чем прежде. Иногда мне казалось, что мы обманываем не его, а самих себя, а он все давно уже знает. Он стал чаще пропадать на охоте, но возвращался теперь без трофеев. Однажды отсутствовал больше недели, мы с Таней беспокоились. Наше с ней счастье не было таким уж безоблачным, обман отбрасывал конечно же густую тень, но одновременно придавал нашей любви какую-то особую остроту и прелесть.

Запретный плод, одним словом.

Я бы даже рискнул сравнить наши отношения с инцестом, которого, возможно, у Тани в детстве и не было, она все напридумала, а материализовалась ее выдумка только сейчас, со мной, в еще более усложненной и извращенной форме. Хочу, чтобы ты верно понял, на то ты и писатель, черт побери! Дело тут не только в возрастной разнице и в субординации «учитель — ученица». Спать с женой юного друга, да еще когда она ему не дает, а тебе дает — все равно что спать с дочкой. Точнее — с невесткой.

Мы оказались с ней в этаком милом тупичке, а когда новизна начала приедаться, я стал уговаривать Таню отдаться Ване. Я уже в том возрасте, что в любви мне нужны эмоциональные допинги — чем двусмысленней и рисковее ситуация, тем лучше.

— Хочешь от меня избавиться? — спросила Таня.

— Что ты! Но сколько можно его мучить!

— Что ты предлагаешь?

Я догадывался, чего она ждет от меня, и это был единственный способ разрубить этот гордиев узел, но как всегда, когда чувствую, что попадаю в матримониальную ловушку, из последних сил пытаюсь вывернуться.

О, если бы не этот проклятый мой инстинкт самосохранения!

— Я бы не стал возражать, если бы ты спала с ним тоже.

— С тобой и с ним? Одновременно?

— Господи, да что тут такого страшного! И зачем одновременно? По очереди. И что за предрассудки! Вспомни Бриков и Маяковского. Или Некрасова с Панаевыми. Да сколько угодно! Нет такого закона, чтобы все время спать с одним и тем же мужчиной. У тебя должен быть выбор. Не исключаю, что в постели Ваня тебе понравится больше. Он моложе меня, да и физически будет покрепче, а я поистаскался. Сколько он за это время поднакопил сексуальной энергии, тогда как я ее значительно уже поизрасходовал! Вы оба юные, вы просто не можете не подойти друг другу физически. А у меня это, может быть, последние всплески чувственности, кто знает… И хочешь знать — я просто заменяю тебе отца, который так рано ушел от вас. Думаешь, не понимаю? Нет, я совсем не о том, что у тебя с ним было или чего не было. Теперь это уже без разницы. В любом случае, я для тебя «отцовская фигура»: выполнил свою функцию и теперь могу устраниться. Помнишь «Дафниса и Хлою»? Как ни любили они друг друга, а кто-то из них должен был потерять невинность на стороне. Двум девственникам — ну ни в какую! У нас с тобой получилось наоборот — не с Ваней, а с Таней. Дафнис и Хлоя поменялись местами. Так что, если тебя не устраивает, что я играю в наших отношениях отцовскую роль, считай тогда меня бл*дью, которая обучила тебя этому несложному, впрочем, искусству, чтобы вам с Ваней было легче им заниматься.

Я и в самом деле чувствовал себя бл*дью, но в другом смысле. В любом случае, приятно было назвать себя этим словом вслух.

Я понимал, что перешел от обороны к нападению, но ведь и в самом деле получалось черт знает что: днем мы с ней занимаемся любовью, а ночью она лежит с Ваней в кровати и мучит его. Не может так продолжаться бесконечно!

— Во-первых, не обольщайся, — сказала Таня, — ты меня ничему не научил. Этому не надо учиться. Это заложено в нас природой, независимо от того, есть у нас опыт или нет. Кто знает, может быть, я тебя больше научила, чем ты меня.

— Не спорю. Тем более, ты продолжаешь меня учить — сейчас вот. У тебя тон даже становится дидактическим, когда ты мне что-нибудь выговариваешь. Взять хотя бы это твое «во-первых»! А что во-вторых?

— Во-вторых, представь, что я стану с ним спать и мне не понравится, что тогда?

— Что значит не понравится? Это в любом случае приятное занятие, в чем ты, надеюсь, уже успела убедиться. И особого разнообразия не жди — что тот, что другой. То же — с женщинами. Секс сам по себе достаточно хорош, а партнер, если хочешь знать, дело вторичное. Какая разница, с кем вместе вкусно пообедать? Нет, я, конечно, не сравниваю, но быть такой уж пуристкой! Извини… Если ты не думаешь о своем муже, то я, извини, думаю о своем друге.