Книга о вкусной и нездоровой пище или еда русских в Израиле - Михаил Генделев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За столом она недопустима. Лучше организовывать ее между винегретом с ликерами и тортиком. Драка сервируется на 2, 4, 6 персон и т. п. «Драка массовая», где количество участников не ограничено.
Уход в ночьЭто парное, а отнюдь не индивидуальное, как считалось в доперестроечную эпоху, упражнение. Уход в ночь в слезах предполагает не только наличие убегающей, с целью утопиться навсегда, так называемой подруги, жены и т. д., но и настигающего («вернись, мой малыш, я всё прощу тебе, даже Колю, тьфу, ёка-лэ-мэ-нэ… – Мордехая».) Хорошо при этом хвататься за путающиеся под ногами березы и можжевел. Пусть гроза неистовствует и трещит бурелом.
Шведский стол«Это коварное нововведение пришло в наше русское разгульное застолье вместе со шведами, потому что пленных (с которыми надо было попировать после Полтавы) сажать было некуда». (Акад. Лихачев Д. «Садово-парковая культура древней Руси») «… Стульев не хватало. Их, венские, приходилось ввозить из-за рубежа, рубежи были неспокойны, кровавый Петр I, которому нельзя было отказать в сообразительности, нашел выход…» (Акад. Д. Лихачев. «К вопросу о зарубежье»)
Со шведским столом просто беда. Мало кому приходило в голову – и в первую очередь изобретателю шведского стола – так называемого «а-ля фуршета», – что недурно было бы сначала подсчитать количество задействованных предметов в аттракционе персональных конечностей – слева направо: левая рука, головогрудь, правая рука; или справа налево: правая рука – головогрудь – левая рука – и сравнить с количеством и характеристиками инвентаря: тарелка – раз, вилка – два, стакан – три (!), нож – четыре (!!!), салфетка – пять (!!!) масленок – шесть!!!! Чем пленные шведы поднимали ведерный «Кубок Большого орла» (см. «Хроники и острые случаи истории» акад. Д. Лихачева) в честь победителя при Полтаве – непредставимо. Фашла какая-то, то есть полная фигня. Я несколько раз подсчитывал.
Если вы приговариваетесь к а-ля фуршету и заранее прочли приговор, захватите с собой пристежной нагрудный столик с откидывающимися манипуляторами, стойте строго один, чтоб не забрызгаться, и наденьте что-нибудь плохонькое победнее, из бесплатных олимовских раздач. Сзади намертво закрепите стул или скамеечку. Вымуштрованный лакей должен и обязан знать и любить свое место – за левым крылом меня – гостя, дабы утирать мне сахарные губы втыкать зубочистку и вовремя заливать романе-эрмитаж в ротовое мое отверстие.
Иерусалим – Земшар – Москва – Иерусалим, 1992—1996
Послесловие
Протокол экстренного заседания подпольного клуба российских «фудрайтеров»Уездный город СПб, октябрь 2004 года
Пасмурно и сыро, дует.
Небогатая интеллигентская кухня.
Бутербродики – сырок «Волна»,
докторская куском; шпротики в банке;
алкоголь – яд
Тема заседания:Предстоящий с неотвратимостью выход в свет труда Михаила Самюэльевича Генделева под предварительным общим названием «Книга и вкусной и нездоровой пище» и еще двумя необщими: «Еда русских в Израиле» и «Ученые записки „Общества чистых тарелок“«
Присутствовали:Сергей Синельников – предводитель местного кулинарного дворянства (ниже именуемый Сергей),
Татьяна Соломоник – смотритель гастрономически-лингвистических училищ (ниже именуемая – Татьяна),
Илья Лазерсон – шеф-повар, попечитель богоугодных заведений общественного питания (ниже именуемый – Илья)
Слушали:Сообщение Сергея Синельникова о предстоящем вторжении на российский рынок вышеупомянутой книги. В прениях записались и еще как выступили – все трое.
Краткая стенограмма выступленийСЕРГЕЙ. Господа, мы собрались, чтобы обсудить пренеприятнейшую новость – к нам едет ревизор!
ТАТЬЯНА. Какой-такой ревизор? Мы уже который год как безгонорарные. Дети подземелья, прям какие-то…
СЕРГЕЙ (торжественно). Генделев Михаил – инкогнито из Израиля. Ин-когни-кто! Знать надо!
ТАТЬЯНА (всплеснув руками). Какой же он, прости господи, ревизор? Скорее, ревизионист! Его так и кличут в народе – Михаил Самюэльевич Ревизионист. Ревизионист-резервист.
СЕРГЕЙ. Именно! А это еще убойней. Шутка сказать: основоположник концепции «русскоязычной литературы Израиля» и вдруг взял да изваял собственную Кулинарную Книгу! Этот ужасный, этот Бич Божий, этот Сверх-быть-может-даже-человек на паре страниц машинописи способен опровергнуть все с таким трудом внедренные в простодушные умы читателей отечественные наши концепции борща, концепты и рецепты наших щей или замахнуться (страшно сказать!) на святой наш принцип триединства водки, селедки и молодой картошки или, не дай бог, на догмат соленого огурца. Например, с укропом. Всё с укропом.
ТАТЬЯНА. Этот, он может, – я его с юности знаю. Хоррррошенький! Поэт от Бога. И одевается теперь нарядно.
СЕРГЕЙ (сквозь зубы). При чем тут, извините за бестактность, поэт?
ТАТЬЯНА (пылко). Был поэт, был! И был гражданин. СССР был… Видимо, за границей решил, что поэтом можешь ты не быть, но есть три раза в день обязан… Помните, как он о себе пишет:
Всю ночь во сне ел эскарго.Съел. А проснулся, как раньше – не Гюго.
А я, дура, наоборот, – всю жизнь при огне, всю жизнь в чаду, всю жизнь при очаге… А ведь могла бы в пиитки выбиться. Стать, например, этой самой Гюгой…
ИЛЬЯ (задумчиво перебирая интересные, в том числе и несъедобные, предметы, время от времени пробуя их на вкус). Или я…
СЕРГЕЙ. Да ну вас, господа, с вашей кухней! Подгоревшим умом своим подумайте: явится городу и миру его книга, пред остолбеневшими рядами наших прикормленных поклонников, и куда пошли наши, по сусекам наскребенные, кулинарные шедевры?! Генделев, оне известные скандалисты, с репутацией – все устои с полпинка ниспровергнут-с.
ИЛЬЯ. Вот не было заботы, так подай! Я как будто почувствовал – сегодня мне всю ночь снились кошмары. Поди выспись. Какие-то необыкновенные мыши. Право, эдаких я никогда не видывал: черные мыши, неестественной величины! Пришли, понюхали – и пошли прочь…
СЕРГЕЙ. Не мыши, Илюша, а Миши! И правильно – не выспался. Вот приедет Генделев и спросит: «Кто тут накарябал „Кухню Ниро Вульфа“? Лазерсон? А подать сюда Лазерсона!»
ИЛЬЯ. Чуть что, так сразу Лазерсон! А вы что, скажете – не рукописали?
СЕРГЕЙ. Всем, всем достанется! И за «Эротическую кухню» он со своим дружком, тоже доктором, Щегловым нам навешает, и за…
ИЛЬЯ (пытаясь попробовать свежеприготовленную смесь из сахарного песка, водки, укропа, канцелярских скрепок и шпротиков). И «за» навешает, и «против» навешает…
ТАТЬЯНА. Лева не навешает – он наш друг. Он предисловие нам писал. Как друг.
ИЛЬЯ. Друг! А вдруг Генделев прикажет – Лева и навешает. Вы этого человека плохо знаете. (Отплевывается.) В смысле Генделева, а не Леву… И зачем он к нам?
СЕРГЕЙ. Зачем? Так уж, видно, судьба! (Вздохнув.) До сих пор, благодарение Богу, отвлекался он, больше на литераторов и политиков; теперь пришла очередь отведать и нас, смиренных едописцев. От него даже сам Бовин (будет земля ему пухом!) рыдал. Что ж нам, грешным…
ИЛЬЯ. Это который – посол? (Ищет взглядом солонку, солит композицию. Пауза. Морщится.)
ТАТЬЯНА. Надо бы подготовится как-то. Колпаки там чистые надеть, фартучки там с кружавчиками, книжки там умные подчитать, названия специй и продуктов освежить там. На идиш, по-арабски и на иврите. А то ведь мы иногда по простоте душевной такого в наших опусах туману поднапустим, что хоть святых вон выноси.
СЕРГЕЙ. Ну ладно – туман, мы ж искренне пишем, мы ж из глубинки, от станка, мы ж до всего сами доходили, собственным мозгом. Даже разумом, порой.
ТАТЬЯНА. В ином случае много умов хуже, чем бы их совсем не было, эмпирики!
СЕРГЕЙ. Дамы и господа! Не стремно ль нам рыдать, и кудри наклонять, и плакать? Чё делать-то будем? Добрые люди – они поевши.
ИЛЬЯ (с отвращением). Будем его хвалить – авось подобреет, поест славы и подобреет. Не железный, чай…
ТАТЬЯНА. Вы только послушайте, что он глаголет: «Я настаиваю на безукоризненности своего гастрономического вкуса и пристрастий: хорош бы я был, кабы выдавал рецепты манной каши с кетчупом вместо цыплят „монморанси“ или, что почти то же самое, „а-ля Ротшильд“!!! Иное дело – согласование моего вкуса со вкусом общества, которое желает трескать всякую пакость то ли по привычке, то ли по семейной традиции, то ли по недостатку времени, денег и воображения… Тут я бескомпромиссен и на поводу у пожирателей тефтельки не пойду, извините – не могу». Ну, кто первый из вас этот кошмар хвалить будет?
ИЛЬЯ (вскидываясь). А что? Манная каша с тефтельками… Оригинально.