Канал имени Москвы - Аноним

Как и товарняки, все постройки, щиты, укрепляющие земляной вал, цистерны и даже вагонетки были разрисованы яркими граффити. Некоторые смотрелись довольно зловеще, но по соседству та же тема обыгрывалась с простым и даже грубоватым юмором.

— Слышала про эти художества. — Анна предпочла вновь поменять тему. — Впечатляет.

— Окультуриваем пространство, — теперь уже добродушно ухмыльнулся Ваня-Подарок. — Тихон говорит, что это наша «Берлинская стена». Только не знаю, что имеет в виду.

Анна слышала и про это. Тихон, в отличие от верхушки полиции, был против изоляционизма и считал, что рано или поздно придётся выбраться из осаждённой крепости. И так же, как и подлиннику, этой их «Берлинской стене» суждено быть разрушенной. Только Рыжая Анна не знала, хорошо это или плохо.

— Если заставы падут… — начала было она. И тогда услышала:

— Вы все принимаете меня за кого-то другого!

На пороге каюты стоял Фёдор. Вид у него был жалкий. Юношу всё ещё лихорадило, под карими глазами залегли тени, щёки впали, и на бледном лице глаза казались огромными. Матвей Кальян встретил юношу каким-то новым взглядом — то ли испуганным, то ли сочувствующим.

— За кого-то другого? — спокойно поинтересовался Хардов. Гид сидел на корме, беседуя с капитаном Кальяном, и большим складным ножом очищал кожуру с яблока.

Фёдор затравленно посмотрел на него. Вымолвил чуть слышно:

— Я не… он. Это ошибка.

— Откуда же ты знаешь, что мы принимаем тебя за кого-то? — Нож Хардова всё так же ровно скользил по поверхности яблока, срезая кожуру.

Фёдор молчал. Покачнулся, и ему пришлось ухватиться за основание мачты. Глаза заволокло, и он понял, что увидел белое платье, в котором Лия предстала перед ним на болотах. Монотонно прошептал:

— Потому что существуют сны.

— Чьи сны?

Фёдор затряс головой. Поднял руку, как бы отгораживаясь от Хардова.

— Я… Сестра… Она что-то сделала со мной.

— Нет, — холодно возразил гид. — И пока это единственная ошибка в твоих рассуждениях.

Фёдор затряс головой сильнее, хмурясь; было в его движении что-то механистичное.

— Хардов, — тихо позвала Анна. — Он ещё не готов.

Гид не сводил с юноши пристального взгляда. Фёдора перестало трясти, на миг он уставился в пол. Потом, будто вспомнив что-то, с надеждой посмотрел на Хардова.

— Я случайно оказался на вашей лодке, — промолвил он. И с воодушевлением добавил: — Вы ведь не хотели меня брать! Забыли?! Ещё и ссадить грозились. Как же… Час на сборы или прощай! Случайно всё вышло.

— Я умею пускать пыль в глаза, — негромко сказал Хардов.

— Зачем?

— Иногда приходится делать то, что должно.

— Зачем? — огрызнулся Фёдор. — Я вам не верю. На моём месте мог быть кто угодно. Я не знаю, что вы сделали со мной, но не верю! Случайно.

Хардов отложил яблоко в сторону. Поднялся, ножа складывать не стал, и широкое лезвие поймало солнечный зайчик. Фёдор увидел нож, поморщился, и его взгляд на мгновение сделался пустым. Хардов вынул из-за пазухи запечатанный конверт и шагнул к юноше:

— На-ка. Это для тебя.

Фёдор попытался сделать шаг назад:

— Что это?

— Письмо от твоих родителей.

Фёдор с недоверием посмотрел на Хардова. Затем нехорошо усмехнулся:

— И что там?

— Правда.

— Какая правда?

— Держи.

— Какая правда?! — завизжал Фёдор.

Анна обеспокоенно посмотрела на юношу.

— Хардов, — с укором произнесла она.

— Я думаю, правда о том, что они любят тебя, — ровно сказал гид. — Не знаю, не читал. Держи.

Фёдор со страхом смотрел на конверт, словно ему предлагалось потрогать змею, но всё же рука через силу потянулась к письму. И повисла в воздухе.

— Я видел этот нож, — быстро сказал Фёдор.

Хардов посмотрел на свой нож и, чётким движением скользнув по брючине, сложил лезвие:

— И что?

— Там… когда Сестра… Знаете, когда становятся кровными братьями. Она мне сказала, что это очень важно. Сестра…

Лицо Хардова застыло:

— Ты о чём?

Фёдор снова мучительно поморщился.

— Она сказала, что связь очень сильна. Что из-за этого такой яркий свет. И что я должен рассказать вам о скремлинах.

— Что именно, Тео?

— Что они уязвимы. И… не помню.

— Пожалуйста.

Взгляд Фёдора потемнел, юноша покачнулся и крепче вцепился в мачту:

— Я… не помню.

— Пожалуйста, — настойчиво попросил гид.

— Я… не…

— Хардов, прошу тебя, — снова позвала Анна.

— Фёдор, посмотри на меня. — Хардов поднял нож на уровень взгляда Фёдора. — И не смей отключаться. Что она тебе сказала?

— По-моему, из-за этой связи мы все в опасности, — пролепетал юноша. — И прежде всего скремлины. Да, именно это.

Фёдор слабо поднял голову, и Хардов увидел, каким он сейчас был несчастным. Но Фёдор закричал:

— Именно это! Вот при чём здесь Шатун! Вот!

На его глазах выступили слёзы. И он закричал ещё сильнее, как будто на последнем импульсе своих сил:

— Вот! Но я не он!

И силы Фёдора закончились. Его тело начало оседать. Но перед тем как повалиться в обморок, он вдруг взглянул на Хардова как-то по-другому, словно узнавая его, или отстраняя всё ненужное, или просто мучительно желая быть услышанным:

— Хардов, я не виноват в гибели Лии.

— Я знаю.

Глаза Фёдора закатились. Но теперь Хардов не дал ему упасть. Он бережно подхватил его под руки и тихо прошептал:

— Знаю, мой друг.

10

Лодка Раз-Два-Сникерс прошла Зубной мост утром следующего дня. И ничто здесь не свидетельствовало о произошедшей накануне трагедии. Те, кого Хардов назвал «мародёрами», предали земле своих товарищей, однако когда появилась полицейская лодка, предпочли укрыться за железнодорожными цистернами — в отличие от купцов или гидов с этими шутки были плохи. Они были немало удивлены, что на полицейской лодке всем распоряжается женщина, и ещё больше автоматическому оружию в её руках и с надеждой поглядывали в сторону Сорочанских курганов. Но туман не пришёл. Они снова остались без поживы.

К полудню без особых проблем Раз-Два-Сникерс дошла до Тёмных шлюзов. В отличие от Трофима, чью лодку она приметила ещё издалека, Раз-Два-Сникерс знала, что у гидов здесь власти намного больше, чем у полиции. Правда, они были людьми Шатуна, и это многое меняло. Они были «парнями Шатуна», и единственным ренегатом в их команде оказалась женщина.

Раз-Два-Сникерс похлопала себя по нагрудному карману, где покоился сложенный вчетверо, а потом ещё пополам листок из старого журнала. Еле заметная улыбка мелькнула на её губах. Пришвартованная лодка «Скремлин II» покачивалась на волнах у причала для гидов. Раз-Два-Сникерс правильно всё рассчитала — Хардов вынужден был задержаться.

11

А Хардов теперь был убеждён, что Рыжая Анна ошибалась. Сильной действительно оказалась не белая зайчиха, сильным было что-то в тумане. И Хардов знал, почему такой яркий свет. Он смотрел на берега канала, на своё отражение в воде, близкие Темные шлюзы, и с мутным холодком внутри понимал, что они всё больше угождают в западню. Там, во мгле, для них искусно соткана паутина, в которую они послушно следуют, как безмозглые мухи. Отражение в воде…

Хардов раскрыл и снова закрыл лезвие своего складного ножа. Он понял, кто является причиной их ошибки, едва не ставшей роковой (а может быть, кое для кого уже и ставшей), кто делает их уязвимыми. Пожалуй, впервые он почувствовал себя прижатым к стенке. И ему пришлось принять, возможно, самое трудное решение в своей жизни.

Ещё с утра он отправил Мунира к Тихону с просьбой о помощи, просьбой поспешить. Он также просил попридержать, оставить пока Мунира у себя. Но не только.

«Шатун, — спустя несколько часов глухо вымолвил Тихон, откладывая в сторону послание Хардова. — Значит, он всё-таки сделал это».

Высшие гиды умели читать по глазам их скремлинов. Такая почта успешно работала. И, что не менее важно, исключала взлом. Тихон пристально смотрел в круглые бусины глаз Мунира и водил грифелем по деревянной доске. Потом ознакомился с содержанием, и оно ужаснуло его. Хмурая складка залегла у переносицы гида, однако в глазах сверкнуло негодование.

— Необдуманные решения молодости, — горько прошептал он. Хотел было добавить кое-что погромче и остановил себя.

«Ведь они даже не прошли Тёмные шлюзы, где обычно проявляются первые признаки, — подумал Тихон. — Как же такое возможно? Манок Учителя снова светится. И это произошло прежде времени? Такого никогда не случалось, но… Тогда им надо очень-очень спешить. Тео в большой опасности, он просто может не выдержать».

И главное, он так и не выбрал себе нового скремлина. А без этого возвращение неосуществимо. Всё пошло не так, как они ожидали. Раньше времени и совсем не так. И либо они не знают чего-то очень важного, либо все их знания ошибочны.