Мертвое озеро - Николай Некрасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жизнь для нас копейка!
Тавровский также взял бокал и произнес:
– - Господа, за процветание и славу талантов, находящихся здесь!
Каждый и каждая поспешили отблагодарить хозяина скромной улыбкой.
– - Вот вельможа так вельможа! не чета нашему Семену Иванычу! -- заметила Лёна, на лице которой играл яркий румянец; ни смуглоты, ни желтизны не было и признаков, так же как и на лицах ее сестер.
– - Красавчик! -- с чувством произнесла Мавруша, у которой вместо тощей косички лежала на голове пышная коса, мелко заплетенная в виде корзинки.
Настя тоже хотела изъявить свое мнение; но рот ее был занят: она только промычала что-то.
– - Смотри, смотри Юльку-то! вишь, как коверкается! Ах, он подошел к ней! -- шепотом произнесла Лёна.
– - К чему было ее приводить к ужину? ведь он пригласил актеров и актрис, а не комедианток. Пусть бы в лакейской и ела: ведь для них да для мужиков ломалась утром.
– - Ай! -- воскликнула Лёна.
Тавровский в эту минуту чокнулся с Юлией.
– - Ну, вот подымет нос! -- заметила с грустью Мавруша.
– - А вот подошел к нашей франтихе… дура, да отвечай! -- с сердцем шептала Лёна.
– - Сестрица, смотри-ка, наш-то как надоедает ему.
– - Его бы спать положили… Право, никто из них не умеет с вельможами говорить,-- наконец проглотив, сказала Настя.
Остроухов, точно, ходил за Тавровским и что-то ему бормотал. Наконец Тавровский сказал ему:
– - Господин Остроухов, право, мне некогда!
– - Нельзя, важное дело! я должен, я обязан! она…
– - Позвольте вам заметить, что здесь не место и не время вести серьезные разговоры. Я хозяин и не могу исключительно принадлежать одному вам.
– - Павел Сергеич! -- умоляющим голосом воскликнул Остроухов, тоскливо глядя вслед Тавровскому, который, еще несколько времени поболтав с актерами и актрисами, ушел в свою спальню отдохнуть от дневных хлопот. Он только что хотел раздеваться, как услышал шум в соседней комнате. Раскрыв дверь, он увидел Остроухова, который чуть не боролся с его камердинером. Увидав Тавровского, он с радостью воскликнул:
– - А-а-а! Павел Сергеич! прикажите вашему лакею быть повежливее с человеком, носившим за несколько часов тому назад такое историческое имя и перед которым…
И Остроухов почти силою вошел в спальню; остановись и покачиваясь, он стал потирать лоб, как бы приводя в порядок мысли.
Тавровский с жалостью глядел на Остроухова, который, подняв голову и осмотрясь кругом, сказал:
– - Ну, здесь могу я говорить о ней.
Тавровский затворил дверь.
– - Вы, говорят, женитесь?
– - Кто вам это сказал? -- сердито спросил Тавровский.
– - Все, решительно все говорят об этом.
– - И решительно все ошибаются! -- утвердительно отвечал Тавровский.
Остроухов, покачавшись, сказал растроганным голосом:
– - Павел Сергеич! удостойте вашей откровенностью кочующего актера. Верьте, он свято сохранит…
– - Скажите мне, пожалуйста, наконец, чего хотите вы от меня? -- выходя из терпения, спросил Тавровский.
– - Чего я хочу?-- отрывисто отвечал Остроухов.
– - Ну да, что вам угодно?
– - Знает ли она, что вы женитесь?
Тавровский пожал плечами.
– - Она знает, или вы скрываете, а? За что вы хотите…
– - Вы говорите вздор! Замолчите: мне это надоело! -- сердито воскликнул Тавровский.
Остроухов вздрогнул, выпрямился, и опухшие глаза его устремились на лицо Тавровского, которому он глухо сказал:
– - Ну что же, прикажите своим лакеям вытолкнуть меня. Я актер: вы даже не согласитесь выйти на дуэль со мной; я погибший человек,-- а как легко презирать таких людей.
– - Вы слишком дурного мнения обо мне,-- устыдясь своего гнева, отвечал Тавровский.
– - Мое мнение?! да мое мнение что такое для всех,-- тем более для того, кто нанял меня сегодня, чтоб я его забавлял?
– - Перестаньте, пожалуйста!
– - Нет, оставьте меня, я всё скажу; я поклялся быть защитником ее. Я…
И Остроухов остановился, весь задрожал и сквозь зубы продолжал:
– - Не улыбайтесь, не улыбайтесь! Каков бы я ни был, я еще могу разгадать людей и их взгляды. Да, я требую от вас одного слова… Знает ли она, что вы…
Лицо Остроухова всё пылало, и он задыхался.
Тавровский гордо сказал:
– - Вы слишком во зло употребляете мою деликатность! Прошу вас выйти вон.
Остроухов хотел поклониться, попятился назад и упал в кресло. Он уперся руками в свои раздвинутые колени и, понурив голову, тихо заплакал, повторяя несвязно:
– - Бедная, бедная женщина!
Тавровский, позвонив, велел подать воды плакавшему Остроухову; но камердинер принес вина.
– - Я тебе велел подать воды? -- сердито сказал Тавровский.
– - Это-с для них лучше! -- отвечал камердинер и, наливая стакан вина, продолжал: -- Выпейте-ка!
Тавровский вышел из спальни.
– - Пей; ну, чокнемся! -- говорил камердинер, поднося вино Остроухову.
Старик осушил стакан и, упав на грудь камердинеру, повторял писклявым голосом:
– - Бедная, бедная женщина!
– - Ну что болтать! выпьем-ка за здоровье кого любим! -- отвечал камердинер, освободясь из объятий Остроухова.
Через четверть часа камердинер тихонько вел из комнаты Остроухова, облокотившегося на его плечо и декламирующего стихи из "Эдипа":
О дочь несчастная преступного отца!
Глава XLVI
РазлукаДня три еще все гости оставались в имении Тавровского; волтижированье, фейерверки, танцы и спектакли продолжались. Посреди этих развлечений Люба не обратила внимания, что Стеши более не видать. Когда же стала она собираться домой, Стеши нигде не нашли. Люба надеялась найти ее дома и очень удивилась, узнав, что и там ее не было. Рассказав всё брату бежавшей, который тотчас отправился искать сестру, Люба была уверена, что он приведет ее домой. Но цыган возвратился один и необыкновенно печальный. На все вопросы Любы он отвечал: "Ты ее больше никогда не увидишь". Но где она и как и чем она будет жить, цыган не говорил. Люба предлагала свои ценные вещи и деньги, какие у ней были, чтоб он отдал своей сестре. "Ей и так хорошо!" -- отказавшись, говорил цыган. Бегство Стеши произвело на Любу неприятное впечатление. Хоть и мало были ей знакомы нужда, люди и свет, но всё-таки ее пугала мысль, как Стеша будет жить без родных, без денег, не зная никакой работы. Люба боялась, не она ли причиной. Исключая ее и брата бежавшей, все думали, что Стеша погибла в озере.
Через несколько дней после бегства Стеши Люба с испугом заметила незнакомое лицо, глядевшее на нее через решетку сада. Что-то страдальческое было во всей фигуре старика, стоявшего у решетки. Черный старомодный, изношенный фрак, коротенькие брюки, явно не на него сшитые, запыленные сапоги, белый галстук, круглая старая шляпа -- весь туалет старика изобличал человека нуждающегося. Усталое лицо, всклокоченные волоса и давно небритая борода заставили Любу предположить, что он желает какой-нибудь помощи. Люба подошла к решетке и, просунув руку свою, сказала ласково:
– - Возьмите, пожалуйста.
– - Что это? -- попятясь назад, пробормотал старик, глядя с удивлением на деньги в руке Любы, которая очень сконфузилась и сказала:
– - Что же вам угодно? вы ищете кого-нибудь?
– - Не беспокойтесь; я скоро уйду; я вот только отдохну.
И старик, кряхтя, хотел сесть на карниз решетки.
– - Войдите, войдите сюда! -- сказала Люба, обежав сад, выглядывая в калитку и маня старика.
Старик подошел к ней и, поклонясь, сказал:
– - Благодарю-с; я, знаете, пришел узнать, то есть я желал бы…
И старик остановился. Он видимо был смущен; припухшие его веки то приподнимались, то опускались; он смотрел как-то странно на Любу, которая хотела идти; он остановил ее вопросом:
– - Вы знаете вашего соседа Тавровского?
Люба вся вспыхнула и, ответив, что знает, ожидала продолжения; но старик молчал. Наконец, покачивая головой и глядя прямо на Любу, он пробормотал тихо:
– - Жаль, жаль и ее!
И вдруг он быстро спросил:
– - Я могу видеть вашего батюшку?
– - Вы разве его знаете?
– - Мне нужно ему сказать два слова.
Люба позвала цыгана и передала ему желание незнакомого старика. Цыган повел его к Куратову, который только что встал. Со сна лицо Куратова не было привлекательно, так что вошедший старик не очень смело произнес, кланяясь:
– - Честь имею рекомендоваться: я-с актер, фамилия моя Остроухов.
– - Ну, что же ты можешь важное сказать мне? Я ведь до комедиантов не охотник,-- перебил его Куратов не очень приветливым голосом.
– - Я актер! -- с комическим достоинством заметил Остроухов.
– - Да слышал! Что же такое, говори?
– - У вас есть дочь,-- сказал нерешительно Остроухов.
– - Э-э-э, брат!! я не желаю видеть у себя в деревне вашей комедии,-- опять перебил его Куратов.
– - Я совсем не затем пришел! -- с досадою отвечал Остроухов.
– - Что же тебе надо? -- нахмурив брови, спросил Куратов.
– - Ваш сосед женится.
