Дети Барса. Туман над башнями (СИ) - Андрей Ренсков

— Подожди меня здесь, — сказал Магон, отстраняя Хейгу, который уже взялся за дверное кольцо. — Я сам сделаю это.

— Господин уверен? — озадаченно проскрипел сбитый с толка телохранитель.

— Нет, — честно ответил Кормчий и шагнул за дверь.

Воздух внутри был насыщен обычными для храма ароматами: мускус, мирро, камфара. Само помещение казалось лишь немного просторней той комнаты в таверне, где упокоился незабвенный Нюхач. Вряд ли здесь могло уместиться одновременно больше дюжины молящихся.

Магон повертел головой, пытаясь уловить источник запахов, но так и не уловил. Курильни вокруг идола Гаала, невысокого, в локоть, были потушены, едва тлеющие светильники питались обычным жиром. Скорее всего, ароматы благовоний за долгие годы впитались в стены, увешанные коврами.

— Хорошо тебе, — с завистью сказал Магон, глядя в чёрные опаловые глаза бога. — Все тебя боятся. Никто не отравит за обедом, никто не воткнёт нож из-за угла — ты же бессмертный! Может, Валидат и прав: если есть возможность стать богом, отчего бы не попытаться?

Звук его голоса достиг самого тёмного угла комнаты, отгороженного ширмой из плотной ткани. За ней возникло суетливое движение. Магон подождал, и спустя несколько мгновений из-за ширмы показалась голова немолодого мужчины. Его всклокоченные волосы были мокрыми от ночного пота.

— Кто здесь? — проговорил он испуганным шёпотом. — Уходите! Это бедный храм, здесь вам взять нечего!

— Я пришёл не воровать, — успокоил его Кормчий, не отрывая взгляд от тускло блистающего идола. — Поверь, коген, я достаточно богат. Мне нет необходимости воровать из храмов.

— Да? — только и смог ответить ошарашенный коген. — А зачем тогда? Сейчас время тёмной половины. Ещё не рассвело, и храм закрыт для молящихся.

— Я пришёл не молиться.

— А зачем? — Коген потёр глаза и неуверенно прибавил: — Господин…

— Просто не спалось, — пожал плечами Магон. — Скажи, коген — что ты видишь, когда смотришь на своего бога?

— Господин решил принести жертву? — Похоже, жрец ещё не отошёл от сна, да и вряд ли отличался большим умом даже при свете дня. — Надо подождать до рассвета. Приносить жертву ночью нельзя — это большое святотатство.

— Я не желаю приносить никакую жертву, — брезгливо процедил Магон. — Вы уже совсем обнаглели, попрошайки… Привыкли, чтобы вам жертвовали, жертвовали… Мне вот за всю жизнь никто не пожертвовал даже медной меры.

— Как же вам жертвовать, господин? — не понял коген. — Вы же не бог!

— И что с того? — хмыкнул Магон, наблюдая, как мелко трясётся отвисшая челюсть служителя Гаала. — Да, я человек, но стою сейчас перед тобой во плоти. А вот где находится твой бог, никому неизвестно. Да и существует ли он вообще? Так кто из нас более реален? И кому больше пригодились бы жертвы?

— Убирались бы вы, господин, подобру-поздорову, — мрачно сказал коген, запахивая полы халата. — А то я сейчас стражу позову.

— Все когены предсказуемы, — Магон не двинулся с места. — Сначала они выпрашивают подачку, а не получив, начинают угрожать. Но я пришёл сюда поговорить, а не выслушивать угрозы. Так чем это я хуже твоего Гаала?

— Гаал сотворил небо, землю и время, — ответил коген, путаясь пальцами в редкой рыжей бороде. — А также всех людей. И победил зверей Хаоса. Вам, господин, думаю, такое не под силу. А теперь убирайтесь вон!

— А где на небе, земле, или времени написано, что их сотворил именно Гаал? — поднял бровь Магон. — Даже горшечник ставит клеймо на свой горшок: сработал мастер такой-то, из Гончарного квартала. Что-то не видал я такого клейма ни в облаках, ни под ними. Людей я и сам сотворил достаточно — и девчонок, и мальчишек, по всем городам Юга и Востока. Что же до зверей Хаоса, уверяю тебя: мне пришлось побеждать врагов и страшнее.

— Ага, — сказал заметно побледневший коген. — Как же я сразу не понял-то? Что у вас под капюшоном, господин? Отчего вы лицо и волосы прячете?

— Третье и последнее, — вздохнул Кормчий. — Если не удалось выпросить подачку и напугать, значит, надо объявить упрямца слугой зла. Нет, я не Рогатый, глупый коген. Его, кстати, тоже не существует: всё зло на свете творят люди. Я и сам сотворил его немало. Но рога у меня так и не выросли.

Что-то в голосе Кормчего заставило когена завертеть головой в поисках пути для побега. Глупый поступок: как можно забыть, что в твоём собственном доме, всего один вход, перекрытый ночным гостем?

— Что бы вы ни задумали, господин, Гаал накажет вас, — заявил коген, отступая назад, к ширме, в темноту. — Кто бы вы ни были!

— Валидат был прав. — Магон медленно вытащил из рукава тонкую железную спицу. — Сейчас ты ничем не отличаешься от горшечника — без нарядного одеяния, без пожертвованного золота на плечах, без островерхого капюшона, в одном старом халате. Святотатство, говоришь ты? Да будет тебе… Не страшнее, чем забраться в лавку и побить все горшки!

Сопротивления коген не оказал. Даже и не кричал почти: Магон сразу накинул на его голову плотную ширму, чувствуя ладонью, как там, под тканью, бьётся чужое жаркое дыхание. Потом стал бить спицей, куда придётся. Специально взял железную, чтобы не гнулась.

Коген обмяк после десятка ударов, но Кормчий добавил ещё несколько — для верности. После чего отпустил тело, и оно поползло вниз, обрывая завязки, утягивая ширму за собой, на пол. Потом голова когена с глухим стуком ткнулась в камень, и труп повис вниз головой, завёрнутый в грубую ткань, словно в саван.

— Повиси так, — сказал Магон, переводя дыхание. — Ничего, скоро тебя найдут. Кто-нибудь достаточно набожный захочет принести жертву пораньше.

Из-под трупа начало щедро капать: плотная ткань пропиталась кровью насквозь. Кормчий повозил в лужице рукой, поднялся и принялся рисовать на стенах значки, похожие на уродливых пауков. Не забыл и про Гаала: щедро измазал лицо идола и его простёртые в ожидании жертвы ладони. Конечно, крови на всё не хватило и пришлось возвращаться к ширме, где её было в достатке.

— Как прошло? — поинтересовался Хейга, прикрывший дверь за выскользнувшим наружу господином.

— Обычно, — ответил ему Магон, с омерзением отбрасывая окровавленную перчатку. — Оказывается, убить когена не труднее, чем горшечника.

— Вот как, — хмыкнул оглядевшийся по сторонам Хейга. — Господину раньше доводилось убивать горшечников?

— Нет, — покачал головой Магон. — Это такой оборот речи, дубина.

В доме напротив, за толстым стеклом небольшого окошка, заблестели непонятные желтые блики — словно солнечные зайчики, уставшие ждать, когда взойдёт солнце. Ноздрей коснулся запах дыма, пока ещё слабый.