Владимир Набоков: американские годы - Брайан Бойд

VII

Набоков, когда он писал о Пушкине, совершенно справедливо отметил, что темой поэта была трехсложная формула человеческой жизни: невозвратность прошлого, ненасытность настоящего и непредсказуемость будущего13. Возможно, это единственная формула, которую удается применить к роману столь нестандартному, как «Лолита».

Прежде всего, невозвратность прошлого. Рассказ о своей жизни Гумберт начинает с любви к Аннабелле Ли на зачарованной Ривьере его детского королевства за морем: «Но эта мимозовая заросль, туман звезд, озноб, огонь, медовая роса и моя мука остались со мной, и эта девочка с наглаженными морем ногами и пламенным языком с той поры преследовала меня неотвязно — покуда наконец двадцать четыре года спустя я не рассеял наваждения, воскресив ее в другой». Между тем, хотя ощущение Гумбертом величия его любви к Лолите отчасти основано на том, что эта девочка — воплощение Аннабеллы, он сознает также, что полностью заменить собой его первую любовь Лолите не дано. С Аннабеллой он мог разделять страсть и делиться мыслями, Лолита же отдает ему лишь свое тело.

Да и сама любовь Гумберта к Лолите отзывается темой невозвратного прошлого. В первый год, проведенный им с Лолитой, он наслаждается, объезжая мотели одного штата за другим и понимая, впрочем, что вечно это продолжаться не может. Он оседает в Бердслее, однако стремление Лолиты к свободе, ее желание проводить время со сверстниками, а не с пульсирующим от желания Гумбертом, приводит к тому, что жизнь в их доме на улице Тэера становится все более невыносимой. Когда Лолита предлагает просто-напросто уложить вещи и двинуться на запад, Гумберта охватывает несказанная радость: он надеется воскресить то, что было для него раем первого года страстной любви к нимфетке. Он, разумеется, не знает, и открытие это приходит к нему слишком поздно, что во втором путешествии, в этом предположительном воспроизведении прошлого, все будет по-иному, что Лолита сговорилась с Клэром Куильти и что на всем пути к западу машина Куильти будет следовать за ними подобно мерцанию страха, миражу воздаяния, призраку вины. Попытка повторить прошлое лишь показывает, насколько невозможно его воскрешение.

«Ненасытность настоящего» есть резюме сексуальных стремлений Гумберта: болезненного, давнего, возникшего еще на тринадцатом году его жизни желания овладеть Аннабеллой, желания, не исполнившегося из-за вмешательства ее родителей; безнадежного томления одиноких лет в Париже; нового, мучительной силы вожделения к Лолите. В дневнике, который Гумберт ведет в первые дни пребывания в доме Гейзов, он подробно описывает неожиданные восторги повседневной близости к Лолите, но все эти случайные соприкосновения одной плоти с другой выливаются лишь в танталовы муки ожидания куда больших наград.

Конечно, в конце концов Гумберту удается заполучить Лолиту, однако тема ненасытности лишь углубляется, обретая иное обличье — ненасытности его любовных требований: «я… отеческим жестом глубоко запустив пальцы под кудри Лолиточки… нежно, но крепко обхватив ее за шею, вел мою артачившуюся детку в наш укромный домик для быстрого сопряжения перед обедом». Даже блаженство обладания Лолитой не насыщает его: «Упрекаю природу только в одном — в том, что я не мог, как хотелось бы, вывернуть мою Лолиту наизнанку и приложить жадные губы к молодой маточке, неизвестному сердцу, перламутровой печени, морскому винограду легких, чете миловидных почек!»

А после исчезновения Лолиты Гумбертом овладевает новая потребность: он должен, чего бы то ни стоило, опознать, выследить и уничтожить человека, который отнял у него Лолиту, да еще и насмеялся над ним. Но когда он убивает Куильти, фривольность, с которой тот глядит в лицо смерти, его нежелание принять ее как торжественное разряжение страсти соперника, лишает Гумберта удовлетворения, которого он столь жаждал.

VIII

Утраченная любовь и неутолимое желание могли бы превратить «Лолиту» в трагическую историю, если бы не фантастически остроумное построение этой книги. И не в малой мере остроумие это обязано своим происхождением третьей из насмешек времени: непредсказуемости будущего.

Кажется, будто рок принимается играть Гумбертом прямо с того дня, когда он решает провести лето в Рамздэле, в доме, принадлежащем семье, у которой «две дочки, одна совсем маленькая, а другая двенадцати лет, и прекрасный сад невдалеке от прекрасного озера». В самый день его приезда дом Мак-Ку сгорает дотла, и хотя причина оставаться в Рамздэле таким образом уничтожается (позже выяснилось к тому же, что Джинни Мак-Ку кто угодно, но только не нимфетка), Гумберту не удается отвертеться от осмотра дома Гейзов. Все увиденное там заставляет его ежиться от отвращения — пока он не натыкается на Лолиту и не обмирает от наслаждения.

С этого мгновения сорванные планы, похоже, начинают чередоваться с волшебными воздаяниями. Вскоре после того, как Гумберт поселяется у Гейзов, и Шарлотта и Лолита, в нетерпеливом предвкушении дня, который они проведут с их неотразимым постояльцем на озере, покупают себе новые купальные костюмы. Первый многообещающий знак. Однако начинается дождь. Первая неудача. Дождь идет и на следующий день. Вторая неудача. В день, следующий за тем, Лолита заставляет сердце Гумберта учащенно забиться, произнося страстным шепотом: «Заставьте-ка маму повести нас (нас!) на Очковое Озеро завтра». Второе взволнованное предвкушение. Но к этому времени Шарлотта с Лолитой уже обратились в ярых соперниц, и когда Шарлотта, чтобы остаться наедине с Гумбертом, отправляет Лолиту в постель, девочка взрывается («А я считаю, что вы свинюги»), и мать в отместку отменяет пикник. Третья неудача. Гумберту, естественно, приходится скрывать, кто является предметом его любви, и Шарлотта беспокоится — не докучает ли склонному к уединению ученому внимание, которое проявляет к нему ее дочь. Два дня спустя она неуверенно спрашивает: «Вам было бы не слишком скучно… завтра поехать с нами на озеро купаться, если Ло извинится за свою выходку?» Третий положительный знак. Но Лолита извиняться не желает — и поездка на озеро отпадает снова. Четвертая неудача. Еще один дождливый день, Гумберт и себе покупает купальные трусики. Четвертое предвкушение.

Озеро вновь заволакивают тучи, Гумберт гадает: «Или это кознедействует Рок?» Пятая неудача. Буря и град, но метеорологическое бюро обещает ясный конец недели, и Гумберт, в пятый раз взволнованный ярким предвкушением, предается мечтам об озере. В этот вечер он вспоминает последний день, проведенный им с Аннабеллой, их «последнюю попытку обмануть судьбу» на пустом пляже с оброненными кем-то темными очками, единственным свидетелем их ласк. А ночью, во сне, он оказывается на Очковом Озере, говорит Шарлотте, что оставил часики или темные очки «вон там в перелеске», и углубляется в чащу со своей нимфеткой: «поход за очками на Очковом Озере превратился в тихую маленькую оргию со странно опытной, веселенькой и покладистой Лолитой, ведущей себя так, как мой разум знал, что она отнюдь не могла бы себя вести в действительности». Это самое экстатическое из всех его предвкушений. Во сне Гумберта будущее — завтрашний день — рисуется как воскрешение времени, проведенного им с Аннабеллой на берегу Ривьеры: он переворачивает песочные часы, заставляя время бежать вспять. Дневник обрывается, и Гумберт замечает напоследок: «Читатель также заметил и другое: занятный мираж озера. Было бы логично со стороны мистера Мак-Фатума (как хочу наречь моего дьявола) приготовить мне небольшой гостинец на обетованном бережку, в предусмотренном сосняке». На деле же Шарлотта, чтобы занять дочь и получить Гумберта в свое распоряжение, приглашает на пикник одну из школьных подружек Лолиты (шестая неудача), однако у Розочки Гамильтон поднялась температура — и пикник снова пришлось отложить. Седьмая неудача, впрочем, на сей раз разочарование Гумберта более чем искупается пламенным наслаждением, испытанным им в сцене на диване: шестая крупная удача.