Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Анатолий Гейнцельман

ОБЛАЧНЫЙ ПУТЬ

Как тучам безразлично направленье,Так безразлично мне, – куда лететь.Вся жизнь – лишь мимолетное мгновенье,И важно только опрокинуть клеть,

Где бьюсь я головой, как перепелкаВ полотнищем покрытый тесный дом.А мне к Христу хотелось бы на Елку, –Петь с херувимами святой псалом.

Где эта Елка, я досель не знаю,Хотя и вижу ореол свечей:На карте у меня не видно рая,Нет у меня к его вратам ключей.

Вот и ищу путей я с облаками,То на далекий благодатный юг,То на холодный север – выть с волкамиИ в проруби бросать коварный крюк.

Так – в постоянной смене направленья –Проходит мой кончающийся век.И, кроме нового стихотворенья,Я не создам разумного вовек.

СХИМНИК

Я сиротливей схимника в пещере,Хоть и живу меж страждущих людей:Он умирает в христианской вере,А я отрекся от земных путей.

Он ночью спит в своем сосновом гробе,И молится усердно целый день,Я и в пугающей земной утробеНедоуменная лишь буду тень.

Ко мне никто с мольбою не приходит,И сам я ни к кому уж не хожу,Через меня, как через тень, проходят,Я безразличен к Страшному Суду.

Лишь серая я полоса тумана,Я только тень, – за что меня судить?Из мирового встал я океана,Но ненадежная я к небу нить.

ЦЕМЕНТ

Страшат меня цементные гробницыЧудовищных окраинных домов:Они – как исполинские темницыЗакрепощенных городских рабов.

Зачем они жужжат в огромных ульях?Какой они насобирают мед?Какой есть смысл в техническом разгуле,Какая суть пробьет духовный лед?

Зачем они покинули селеньяОтцов своих в таинственных горах?Для вавилонского столпотворенья,Для прозябанья в каменных дырах?

Не лучше ль полевой убогой мышке,В норе живущей над струей ручья,Чем муравьям – там, на цементной вышке,Клянущим все основы бытия?

ГЕБА

Я не Зевес, но, как орел, летаюМечтою дерзкой к трону Громовержца,И, словно облак белоснежный, таюВ полудня голубого ясном скерцо.

Но, как Зевес, живу я только Гебой,Несущей мне амврозию в кратере, –Душе нет доступа иного к небу,Нет выхода, помимо чистой веры.

Действительность одолевает душу,Слабеют крылья жалкие Икара,Пустынную вдали я вижу сушу, –И за дерзанье постигает кара.

Чудесного я снова жажду кубка,Налей его амврозией чрез край,Склонись ко мне устами вновь, голубка,Чтобы потерянный вернулся рай.1953

У ТУХНУЩЕГО КАМИНА

Красивы кучевые облакаИ крохотные на деревьях пташки,Красивы души детские, покаПохожи на пасхального барашка.

Но мы устали с облаками плыть,Устали созерцать всеувяданье,Словесная истлела в сердце нить,И скучно небылицы созиданье.

Что нам теперь обломок божества,Когда в душе испепелилась вера?Что меж могил атласная трава,Когда мы обескрылили химеры?

Мы смотрим тупо на огонь каминаИ превращаемся, как он, в золу,Давно уже в космической пустынеМы равнодушны и к добру и к злу.

ТУМАННОСТЬ

Ты видела ли пыль на клавесине,Собравшуюся там – Бог весть откуда?Так звезды собрались в небес пустыне,И до сих пор их появленье – чудо.

И как сметет прилежная хозяйкаС блестящей крышки клавесина пыль,Так звезд за стайкою исчезнет стайка, –Алмазный скосит кто­нибудь ковыль.

Будь это Бог, будь это вздорный Случай, –Всё алчет в мире скорого конца.И ты себя вопросами не мучай,Не веруя в Небесного Отца.

Не отрицай, всё суета на свете,Не заменяй один мираж – другим,И радуйся, что в звездной мы каретеЛетим в космический какой­то Рим!

МУЗА

Жить можно только потому, что любишьС тобой из рая изгнанную Музу.Смотря в ее глаза, души не губишь,Хотя она похожа на Медузу.

Да, на Медузу с ореолом змейИ скорбными, как у Мадонн, глазами,Которой жизнь твоя всего важней,Когда ты над загадкой жизни замер.

Она сражает жалами волос –Одолевающих тебя врагов,Она глазами жуткими хаосРассеивает для твоих стихов.

Она тебя лебяжьими крылами,Как мать родная, согревает в мраке,Когда ты борешься меж облаками,Или лежишь в глубоком буераке.

Нет на земле преображенней Музы:Она, как синий Ангел Благовестья,Снимает с рук твоих земные узы,Чтоб ты вернулся в Отчие поместья.

ГЛЯДЯ В ОКНО

Как ожерелье, фонариВ туман уходят к точке схода.Асфальт сверкает, как угриПод черной тенью парохода.Автомобили глазом скатаМигают на людские тени.Нет ни восхода, ни закатаМеж наших жалких привидений.А сам я что? Пугливый бликВоскресшего на миг, как Лазарь.Источен временем мой лик,Как силуэт на древней вазе.

Я – безнадежный лабиринт,Где замурован всякий выход,И в голове, как ржавый винт,Бурлит безвыходное лихо.Нет ни одной дороги в Рим,Хоть все они туда приводят,И как бы ни был купол зрим,Туда лишь пилигримы ходят.А я не верю в дважды два,Не верю в чудотворный атом:Землей набита голова,А дух мой – в измереньи пятом.

МОЩЬ ПОСЕЙДОНА

Громадные всклокоченные волны, –Несметная татарская орда, –Нахлынули, отвагой дикой полны, –И всё смела мятежная вода.

Суденышки, столетние плотины,Цветущие когда­то города, –Размыты плодородные равнины,Потоплены и люди и стада.

Повалены гиганты Дон­КихотаОт рыцарей Нептуновых копья, –На зрелище глядеть мне неохота,На торжество морского бытия.

Я муравей, считавший муравейникКонечной целью жизни на земле,И с ужасом, как спасшийся келейник,Гляжу на трупы в тине и во мгле.

АНАТОМ

Он тысячи изрезал мертвецов,Чтобы узнать хоть что­либо о жизни,Но к суеверью должен был отцовВернуться – на познанья жалкой тризне.

Он изучал кровавый, тяжкий плодБезумия людского и позора, –Погибших средь потока бурных вод,Повешенных, расстрелянных зазорно,

Умученных в острогах за мечту,Распятых за измышленную веру, –Как убивали в мире красоту,И люди умирали за химеру.

И он вернулся к Эросу ХристаИ умер у подножия Распятья,И древняя загробная мечтаЕго прияла в чистые объятья.

ПЕНА ЖИЗНИ

Что жизнь? Жемчужная на волнах пена,Несомая неведомо куда.В нее рядится, как в фату, сирена,Ее дробят бегущие суда.

Как кружево, она видна на гребняхБушующих неукротимых волн,Но жемчуг света – в голубой обедне –Лишь миг один одушевленья полн.

Как эта пена – наши поколенья:Подъемлются ликующей веснойИ, побезумствовав одно мгновенье,Скрываются в небытия покой.

Но во сто крат красивей пена моря,Разбившаяся о морщины скал,Всех несказанных летописей горя,Что Нестор в келье мрачной написал.

НАВЯЗЧИВЫЕ ДУМЫ