Три билета в кино - Яна Эдгаровна Ткачёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Босс размахивал руками в разные стороны, но не было ни единого шанса, что я запомню всё с первого раза, не говоря уже про этих сонь. Вытащив рюкзаки из багажника, я помог Васе выбраться из машины, а Жеке просто швырнул его шмотье. Тот показал мне средний палец, проверив, не заметил ли Джон. Василиса закатила глаза на наше ребячество.
Я почему-то представлял цокольный этаж эдаким мрачным подвалом, но там оказалось очень светло за счет белых стен, хотя и довольно сыро. Джон сказал, что просто необходимо протопить помещение, и показал, где включается бойлер.
Мы по очереди осматривали комнаты, все они были более-менее одинаковые, но последняя отличалась. Большая, с зеркалом во весь рост, шкафом и необычной двухъярусной кроватью. Я такие раньше не видел. Будто к двуспальной кровати приделали наверх одну дополнительную, но только односпальную. А еще здесь были кресла-мешки.
– Это обычно комната девочек, – прокомментировал Джон. – Василиса, ты можешь занять нижнюю кровать, она довольно удобная.
– Мы займем эту комнату все вместе, – я сразу расставил все точки над «ё», протискиваясь в комнату мимо Джона.
Если он и удивился, то виду не подал. Просто пожал плечами и сообщил, что с рабочими обязанностями познакомит завтра, а сегодня у нас свободный день.
– Можно сходить в банк или прогуляться по городу, – предложила Васа, усаживаясь в кресло-мешок.
И только Жека стоял на месте, будто аршин проглотил. Я вопросительно приподнял брови.
– Зачем ты сказал ему, что мы будем жить все вместе? – недовольно буркнул Жека.
– Господи, а ты что, предлагаешь три месяца шифроваться и бегать друг к другу, как какие-то подростки? – удивленно спросил я.
– Тем более тогда у меня появилась бы соседка, – резонно заметила Василиса.
– Я не хочу, чтобы все судачили о нас, – этот бука все еще был недоволен.
– Нас тут никто не знает, ёк-макарёк! – я упал во второе кресло-мешок, стараясь не психовать. – Разве не в этом смысл ехать туда, где никто тебя не знает? Не надо скрываться!
Жека все еще хмурился. Я швырнул в него первым, что попалось под руку. Это оказался плед. В полете он раскрылся и плюхнулся на Жеку, будто греческая тога. Василиса засмеялась.
– Да расслабься ты, Жек! – предложил ему я. Он выглядел донельзя смешно, и я видел, что уже тоже еле сдерживает смех, хоть и пытается казаться серьезным и недовольным. – Рас-слабь-ся! Разве это не должно быть самым счастливым летом в нашей жизни?
– Хорошо-хорошо, ты прав, – наконец засмеялся Жека и прыгнул на меня, выбивая коленями весь воздух из легких.
Под громкий смех Василисы мы скатились с кресла-мешка на пол и завозились, как пара щенков. Чтобы эта дамочка не смеялась так громко, я дернул ее за ногу, и она с удовольствием упала в нашу кучу-малу. Ох, иногда эти Жека с Василисой – сущие дети!
Василиса
Я даже не думала, что, оказавшись на другом конце света, мы получим столько свободы и порицания одновременно. Конечно, Жека оказался прав и его недовольное «Я же тебе говорил!» в сторону Сашки испортило нам пару вечеров, но… Кто же мог предугадать. Ни у одного из нас не было опыта жизни в деревенской среде. Да, когда мы приехали, нас никто не знал, но слухи в таких местах разлетаются быстротечно и беспощадно. На пару недель наша троица стала объектом всеобщего внимания. Где бы мы ни появлялись, всюду эти взгляды. Так как мы особо не скрывались ни в первое время, ни позже, то стали «теми ребятами, что живут втроем». Но потом я заметила нечто поразительное: если маленькое сообщество принимает тебя, то принимает и все твои особенности. Ты становишься своим. Потому что завтракаешь по выходным в одной и той же милой домашней закусочной, покупаешь преступно великолепное мороженое «Миссия на Марципан» в одном и том же фургончике (потому что других нет!), бегаешь за пивом в единственный в городе небольшой супермаркет. И вот настороженные пытливые взгляды превращаются в добрые искренние улыбки. И никто уже не шепчется и не шушукается, стреляя глазами, когда вы втроем, взявшись за руки, стоите в очереди за билетами в старый, но очень аутентичный кинотеатр.
– Это потому что общество здесь более терпимое, – подытожил Жека, переворачиваясь на живот и кидая в меня бутылкой лосьона. Он был в восторге от этой страны.
– Это потому что людям вообще насрать друг на друга, – отрезал Сашка. – Если ты ведешь себя как ни в чем не бывало, они решают, что все нормально.
Жека просто молча ткнул в шрам друга, пересекающий то место, где когда-то была селезенка. Сашка состроил недовольную гримасу.
Меня расстраивали их частые перепалки, и я отказывалась принимать ту или иную сторону. Как и выбрать себе купальник в магазине, хотя почти каждый выходной день мы проводили на городском пляже. Туристический сезон еще не разгорелся, работы было не так уж и много. Поэтому мы вели довольно странную жизнь, очень открытую и уединенную одновременно: пляж, прогулки по холмам, поездки на велосипедах, которые любезно предоставил нам Джон.
В Олд Фордж мы открыли для себя прелесть обрезанных до колен джинсов, выгоревших футболок, кедов «Конверс» и очков «Рэй-Бэн», которые удивительно шли всем троим. Сашка выглядел в таком полусельском наряде словно рыжая длинноволосая копия Джеймса Дина. Девчонки то и дело оборачивались на него на улице, когда он катил на велике, лениво жуя травинку. Жека ровно в такой же одежде напоминал приехавшего на каникулы студента Лиги Плюща. И да, на него тоже оборачивались все эти американские школьницы, которые жутко меня раздражали.
Я же… Свободная мне мужская одежда скрывала любой намек на округлость бедер, огромные солнечные очки прятали половину моего лица, и я все еще была похожа на мальчишку – уже не истощенного, но все еще худосочного. Даже в розовых кедах. И впервые за очень долгое время это вызвало во мне давно забытое чувство разочарования. Не способствовало спокойствию и глупое ощущение, что девушки в этой стране приобретали выпуклости, только-только выбравшись из детского сада. Еще и это прозвище, которое прилипло ко мне на работе, – Твигги, что переводилось как «худышка». В любом случае я предпочитала Твигги, а не Бин, что, как нехотя объяснил мне Сашка, значит «жердь». Так называли меня некоторые местные девушки. По-моему, кому-то нужен толковый словарь. Да, я была худой, но не такой уж высокой. Хорошо,