Три билета в кино - Яна Эдгаровна Ткачёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего ты возишься с этой извращенкой? – зло шипел Михаил.
– Господи, почему сразу извращенкой… – устало возражала Анна-Мария, и я поняла, что этот разговор у них не впервые. Я невольно остановилась и прислушалась.
– Они же трахаются втроем, – выплюнул парень. – А эти двое небось еще и гомики!
– Миш, какая тебе разница, кто с кем спит? – внезапно спросила Анна-Мария.
Я не стала слушать ответ, а только попятилась и прошмыгнула в нашу комнату. В его словах было столько злости, что это напомнило мне тех гопников из подворотни. И я задалась вопросом: а правда, почему людей так сильно волнует, кто кого любит и кто с кем спит? Будто это определяет человека. Вот Михаилу его очень традиционная ориентация не мешает быть мудаком. Я рассказала о подслушанном разговоре Сашке и Жеке. И хотя Анна-Мария меня защищала, теперь я не знала, как вести себя с ней.
Какое-то время мне удавалось избегать ее. Работы навалилось немерено, в город приехало много туристов, и мы зашивались в ресторане. Но однажды Джон послал меня в подсобку за мукой, и там я наткнулась на Анну-Марию. Девушка лежала на лавке, безучастно смотря в потолок. Лицо ее было сухим, но ресницы – мокрыми.
– Эй, Анна, – шепнула я. – С тобой все в порядке?
Она никак не отреагировала, словно меня вообще не было рядом. Я нахмурилась, но время поджимало, схватив муку, я рванула назад – и вдруг услышала ее ровный, без особого выражения голос.
– Так ты сходишь со мной на завтрак? – Я не понимала, почему ее волнует этот вопрос именно сейчас.
– Хорошо, поговорим об этом позже, – пробормотала я, недоумевая, что с ней творится.
Много раздумывать об этом было некогда, потому что мы с Жекой до конца вечера сделали более ста пицц, а Сашка резал лапшу специальной машинкой как сумасшедший. Заказы всё сыпались и сыпались. Когда около полуночи мы вывалились из ресторана, потные и уставшие, во мне боролись два желания – помыться или сразу упасть без сил. Но на лавке у ресторана курила Анна-Мария, и, помявшись, я сделала парням знак глазами. Сашка указал за угол ресторанчика, мол, они подождут меня там, и я подсела к девушке.
– Ты никуда не ходишь без них? – в лоб спросила она.
– Это долгая история, но да, – смущенно пробормотала я.
– Они могут пойти с нами на завтрак, – как будто небрежно бросила Анна-Мария, и я была благодарна ей за то, что она не лезла мне в душу.
– Ты в порядке? – осторожно спросила я ее. Вид у девушки был все еще какой-то отрешенный, словно она была здесь и где-то далеко одновременно.
– Буду в порядке, – заверила она и вдруг спросила: – Ты подслушивала под дверью?
– Что? – я смутилась и не знала, куда деть глаза.
– Твой шампунь очень сильно пахнет, – невесело рассмеялась она. – Я выходила на кухню и почувствовала запах, плюс под нашей дверью остались отпечатки мокрых ног.
– Я… не специально… – я попыталась оправдаться.
– Да ладно, – она махнула рукой. – Извини, что тебе пришлось это услышать. Миша… довольно сложный человек.
– Я это заметила, – мне не хотелось, но в голосе проскользнуло осуждение. Уверена, он был причиной ее сегодняшнего состояния.
– Брак – это не всегда простая вещь, – она говорила как старуха. В голосе было столько тоски и боли, а еще… одиночества. Но потом она встрепенулась, затоптала почти дотлевшую сигарету и поднялась со скамьи. – Ладно, увидимся. Спокойной ночи.
Я просто кивнула в ответ и проследила, как она скрылась за тем же углом ресторана, где ждали меня парни. Покачав головой, я двинулась следом. Мне было одновременно грустно и радостно. Грустно из-за Анны-Марии и радостно потому, что в наших отношениях царило больше принятия и гармонии. Я с тревогой вспомнила препирательства Сашки и Жеки за последние месяцы, но быстро выкинула это из головы. Разные взгляды на некоторые вопросы – это не одно и то же, что непримиримые противоречия. Но тревога не отпускала.
Приняв душ, я вернулась в нашу комнату и застала парней за шутливой потасовкой, которая, конечно, переросла в поцелуи и обжимания. Я любила наблюдать за соприкосновением их тел, за сплетением рук и ног. Это возвращало меня к самому первому разу, когда я увидела их вместе. И сразу пальцы зазудели от необходимости взять карандаш и запечатлеть этот момент. Но рано или поздно один из них слепо выбрасывал руку в сторону, пытаясь найти мое тело, приглашая присоединиться к ним. И мне становилось не до мыслей о рисунках – я всегда соглашалась, принимала эту руку с благодарностью и любовью.
Мы были сложным и многофункциональным шестируким организмом о трех головах. И я молилась. Молилась, чтобы эту конструкцию никогда не заклинило и она не сломалась.
Женя
Первая наша крупная ссора, к моему удивлению, пришлась на это счастливое лето. Мы, конечно, не были теми ребятами, которые вообще никогда не ссорятся: небольшие споры, маленькие недовольства, ежедневное ворчание и подначки составляют жизнь любых людей. Но, даже учитывая ту открытость, которую демонстрировали все трое друг другу, были вещи, о которых мы просто не говорили: например, о ссоре Сани и Олега, после которой их общение просто прекратилось, или о страхах Василисы, с которыми она в какой-то момент прекратила бороться и пустила всё на самотек, несмотря на большой прогресс; и я всегда думал, что мой острый угол – это непростые отношения с родителями. Но оказалось, что Сашка был другого мнения, и выяснилось это совершенно случайно.
Мне сложно сказать, что явилось спусковым механизмом ссоры. Может, Сашка переутомился и был не в меру раздражен, или я ляпнул что-то не вовремя… Мы просто смотрели новости (Василиса принимала душ), развалившись в креслах-мешках, Сашка лениво листал каналы. Мы всё еще были в рабочей одежде, и я думал пропустить в ванную Сашку, а самому еще поваляться, а потом можно партию-другую сыграть в приставку, но неожиданно Сашка задержался на канале, который передавал новости из Нью-Йорка. В репортаже рассказывалось о сегодняшнем Марше достоинства, участники которого с помпой шествовали по улицам города, я внимательно слушал корреспондентку, которая углубилась в историю и вспомнила о Стоунволлском восстании, положившем начало традиции ежегодных прайдов в городах Америки.
– Интересно было бы поучаствовать в таком шествии, – сказал я неожиданно даже для себя самого.
