Ксеноцид - Орсон Скотт Кард

– И что, после того как вы объяснили мне, будто люди тоже являются орудиями какой-то генетической молекулы, я, по-вашему, должен почувствовать себя значительно лучше?

– Вовсе нет, – пожал плечами Эндер. – Мы просто хотели сказать тебе, что практически все наши действия могут быть объяснены с точки зрения воздействия некоего гена. Но это вовсе не означает, что поступки пеквениньос бессмысленны.

– Человеческая история может быть представлена в виде борьбы между нуждами женщин и нуждами мужчин, – сказала Валентина, – но я хотела сказать, что даже в этом свете существуют герои и монстры, великие события и благородные деяния.

– Значит, когда дерево-брат отдает нам древесину, – сделал вывод Сеятель, – оно приносит жертву племени. А не вирусу.

– Если ты отказываешься от понятия племени и обращаешься к вирусу, пойди еще дальше – откажись от вируса и обратись к миру, – сказал Эндер. – Десколада поддерживает существование планеты. Поэтому дерево-брат приносит себя в жертву, чтобы спасти целый мир.

– Очень умно, – заметил Сеятель. – Только ты совсем забыл: ради спасения планеты должно отдать жизнь не какое-то определенное дерево, а бо́льшая часть всех лесов.

– Верно, – согласилась Валентина. – Десколаде безразлично, какие деревья погибнут, а какие уцелеют. Но сами деревья-братья не относятся к смерти с подобным равнодушием. Как и вы, маленькие братья, которые забираются в домишки, чтобы согреться. Вы высоко цените благородный жест деревьев, которые идут ради вас на смерть, даже если десколада не может отличить одно дерево от другого.

Сеятель не ответил. Эндер искренне надеялся, что они все-таки немного продвинулись вперед.

– С таким же безразличием относится десколада к вашим войнам, – сказала Валентина. – Ей все равно, кто победит, а кто будет разгромлен, главное – чтобы погибло достаточное количество братьев и чтобы из их трупов выросли деревья. Я права? Но это не меняет дела: какие-то братья благородны и мужественны, тогда как другие – трусливы и жестоки.

– Сеятель, – обратился Эндер, – десколада, может быть, и управляет вами, например заставляет мгновенно вспыхивать от ярости, чтобы обыкновенные споры перерастали в войны, а не улаживались деревьями-отцами, но это не умаляет того факта, что какие-то леса защищаются, а какие-то движимы жаждой крови. Ваши герои остаются прежними героями.

– А мне наплевать на героев, – внезапно вступила Эла. – Герои, как правило, погибают, как мой брат Квим. Где он сейчас, когда мы так нуждаемся в нем? Ведь не соверши он свой подвиг…

Она сглотнула слезы, на нее снова нахлынули воспоминания о недавнем горе.

Сеятель кивнул – этому жесту он выучился у людей, чтобы с ними было удобнее общаться.

– Сейчас мы живем в мире Воителя, – подтвердил он. – Кто он такой, как не дерево-отец, исполняющее повеления десколады? Температура на планете повышается. Нам нужно больше деревьев. Вот он и жаждет насадить побольше новых лесов. Почему? Им просто движет десколада. Поэтому-то к нему и прислушиваются столькие братья и деревья-отцы – он предлагает план, который удовлетворит их жажду распространиться по планете и вырастить побольше деревьев.

– Интересно, а десколада знает о том, что он намеревается посадить эти деревья на других планетах? – задумалась Валентина. – Вряд ли это поможет понизить температуру на Лузитании.

– Десколада вселяет желание, – ответил Сеятель. – Откуда вирусу знать о космических кораблях?

– А откуда какому-то вирусу знать о материнских деревьях и деревьях-отцах, о братьях и женах, о младенцах и маленьких матерях? – в ответ спросил Эндер. – Это очень умный вирус.

– Воитель – наилучшее доказательство моей теории, – сказала Валентина. – Его имя предполагает, что он участвовал и, главное, победил в последней большой войне. И вот снова наступил момент, когда потребовалось увеличить число деревьев. Однако Воитель решил направить свои желания на исполнение другой цели – достигнуть звезд и там насадить новые леса, вместо того чтобы вступать в войну с другими пеквениньос.

– Мы и сами собирались это сделать, независимо от того, что утверждает Воитель, – произнес Сеятель. – Вы посмотрите, что происходит. Партия Воителя намеревается распространиться по другим планетам и засадить их лесами. Но когда его лес убил отца Квима, нас охватил такой гнев, что мы уже решили было выступить в поход, чтобы наказать Воителя. Убийство, кровь – и вот уже зеленеют новые леса. Все равно мы поступаем так, как велит десколада. А теперь, когда люди сожгли наш лес, сторонников Воителя стало большинство. Так или иначе, тем или иным способом, но мы обязаны распространяться и воспроизводиться. Мы хватаемся за любой предлог. Десколада все равно заставит нас подчиниться. Мы ее орудия, жалко трепещущие и пытающиеся найти какое-то разумное объяснение собственным действиям, убедить себя в том, что действуем исключительно по своей воле.

В его голосе прозвучало такое отчаяние, что Эндер даже не знал, что сказать, как убедить его, что жизнь пеквениньос не так уж бессмысленна, как считает Сеятель. Вроде бы Эндер и Валентина использовали уже все доводы, какие только было можно.

Но тут заговорила Эла. Ее голос был абсолютно спокоен. Эндеру даже показалось, будто она совсем забыла, что сейчас испытывает Сеятель, какое потрясение переживает. Вероятно, разговор снова навел ее на мысли о работе, она снова стала собой.

– Если бы десколада знала обо всем этом, трудно сказать, чью сторону она бы приняла, – сказала Эла.

– В каком смысле – чью сторону? – не поняла Валентина.

– То ли сочла бы, что лучше уж насадить побольше деревьев на планете и спровоцировать похолодание, то ли предпочла бы пойти на поводу у инстинкта размножения и отправить пеквениньос на другие миры. Другими словами, что бы предпочли непосредственно создатели вируса – распространить вирус по Вселенной или заточить на одной-единственной планете?

– Вирус, вероятно, примет сразу оба варианта, потому что в данном случае оба вполне достижимы, – ответил Сеятель. – Вне всяких сомнений, партия Воителя так и так завладеет умами. Но либо до этого, либо сразу после разразится война, в которой поляжет по меньшей мере половина всех братьев. Из известного нам следует вполне определенный вывод: десколада приведет и к тому и к другому.

– Из известного нам, – эхом отозвался Эндер.

– Из известного нам, – повторил Сеятель, – можно сделать еще один вывод: может быть, мы и есть десколада.

«Значит, – подумал про себя Эндер, – они все-таки знают о таком предположении, несмотря на то что мы пока не хотели обсуждать его с пеквениньос».

– Ты говорил с Кварой? – взметнулась Эла.

– Я с ней каждый день встречаюсь, – пожал плечами Сеятель. – А она здесь при чем?

– Она одержима той же идеей. Она считает, что, может быть, это десколада сделала пеквениньос разумными существами.

– Неужели вы полагаете, после всех разговоров насчет разумности десколады, нам самим такое не пришло в голову? – удивился Сеятель. – А если это окажется правдой, что вы будете делать? Допустите, чтобы человечество вымерло ради каких-то наделенных второсортными мозгами тварей?

– Мы никогда не считали вас второсортными… – мигом возразил Эндер.

– Да неужели? – фыркнул Сеятель, – Тогда почему же вы считаете, что своим умом мы ни до чего дойти не можем, что мы все время кормимся подачками человека?

Эндер не нашелся что ответить. Ему пришлось признать, что к пеквениньос он относился как к детям, нуждающимся в защите. Зачем излишне беспокоить «детей»? Он никогда не понимал, что пеквениньос и сами способны заметить угрожающую им опасность.

– И если наш разум действительно пошел от десколады, а вы вдруг найдете способ уничтожить ее, чем тогда станем мы? – Сеятель обвел их взглядом триумфатора, как бы торжествуя в одержанной горькой победе. – Снова превратимся в древесных крыс, – ответил он сам себе.

– Ты уже второй раз используешь это определение, – сказал Эндер. – При чем здесь древесные крысы?

– Так обзывали нас люди, – произнес Сеятель, – которые убили дерево-мать.

– Такого животного не существует, – объяснила Валентина.

– Знаю, – кивнул Сеятель. – Грего уже сказал мне. «Древесная крыса» – так называют иногда белок. Он показал мне голографическое изображение одного такого зверька, когда я заходил к нему в тюрьму.

– Ты ходил навестить Грего? – Эла пришла в настоящий ужас.

– Я должен был узнать, почему он хотел всех нас убить и почему потом пытался спасти, – просто ответил Сеятель.

– Вот оно! – торжествующе воскликнула Валентина. – Ты же не утверждаешь, что когда Грего и Миро встали той ночью на пути у разъяренной толпы и спасли Человека и Корнероя, – ты же не можешь сказать, что они совершили это просто потому, что так приказали им гены!