Третьего не дано? - Валерий Елманов

Сам царевич отчаянно сопротивлялся, но силы были явно не равны.

Веревку почти удалось накинуть, но тут дверь, охраняемая Молчановым, слегка приоткрылась и из-за нее в сторону боровшихся кошкой метнулся худенький, щуплый светловолосый подросток, который с яростным визгом в отчаянном прыжке впился зубами в руку дюжего стрельца с веревкой.

Разумеется, управиться со здоровенным детиной мальчишка не сумел и через секунду, отброшенный могучей рукой, отлетел прочь, впечатавшись головой в стену и сползая по ней вниз, но зато веревку убийца уронил на пол.

Этот яростный вопль мальчугана и вывел Квентина из ступора. Удивляться тому, что князь Голицын, дьяк Сутупов и Михайла Молчанов безучастно взирают на эту чудовищную картину, Дуглас уже не стал, да и не до того ему было.

Сабля в его руке описала сверкающий полукруг и обрушилась на ближе всех стоящего к нему огромного стрельца. Остальные сразу шарахнулись кто куда.

— Вы что?! — заорал Квентин, закрыв спиной своего бывшего ученика.

Голицын в сердцах сплюнул и сердито изрек:

— Уйди от греха, князь, а то мы тебя тут с другой невестой обвенчаем, покостлявее.

— Вы что? — уже гораздо тише, почти шепотом повторил Дуглас. Возникшая в его голове догадка, такая простая и все объясняющая, сдавила его горло так, что громко, как ему хотелось, закричать он попросту не мог и потому вынужден был кричать шепотом. — Вы… за этим… сюда… идтить? — И в его памяти вновь всплыло предостережение стременного Дубца, которое оказалось мрачным пророчеством: «Худое они умыслили, княже. Чую я…»

Еще раз остро пожалев, что паренька нет рядом, а как бы он пригодился, шотландец оглянулся на Федора, прижавшегося к стене и затравленно смотревшего на своих палачей.

— Уйди, сказываю! — возвысил голос Голицын и обрушился на спускающегося по лестнице Мосальского. — А ты куда глядел?!

— Не уследил, — развел руками тот.

— «Не уследил», — передразнил его Голицын. — А мне таперича расхлебывай тут за тебя! — И рявкнул на стрельцов: — Чего встали?! Он один, а вас ажно трое. И ты давай, Михайла! Неча там в сторонке отсиживаться! — прикрикнул он на Молчанова, по-прежнему стоящего у двери на мужскую половину.

— Сам сказывал, боярин, чтоб задавить без крови, — нерешительно произнес один из стрельцов, — а у него сабля.

— Это Федьку задавить, а ентого как хошь валите. Или сам уйдешь, иноземец? — в последний раз спросил он у Квентина, с тоской понимая, что теперь весь пол будет в крови и что именно обо всем произошедшем здесь завтра станет говорить вся Москва — бог весть, но ничего хорошего — это точно.

— На што он тебе сдался-то, дурачина? — попытался напоследок урезонить ополоумевшего учителишку Голицын, но тот в ответ — дурак и есть дурак — лишь непреклонно помотал головой, после чего, отступив на шаг и наглухо закрыв собой царевича, изготовился к бою.

«Ну и пущай, — отмахнулся боярин. — Нынче главное по веление ентого… путивльского царька выполнить, а там… видать будет».

И он поторопил медливших стрельцов:

— Быстрее с им, а плату удвою.

— Вот с ентого и надобно было начинать, — удовлетворенно откликнулся самый здоровенный и, хищно оскалившись, пошел в атаку.

Боярин меж тем опытным глазом старого бойца окинул противостоящих иноземцу стрельцов, к которым нехотя подошел Молчанов, и повернулся к Сутупову:

— Живо слетай в сенцы, да ишшо троих сюды. Чую, маловато будет.

Квентин, как и всякий английский дворянин, искусством фехтования владел относительно прилично. Имелось только три, но весьма существенных «но».

Шпага — не сабля, английские дворяне ничем не походили на четырех громил звероватого вида, к которым вот-вот должны были присоединиться еще трое, а виртуозная игра в тренировочном зале мало напоминала смертельный бой.

Нет, он не струсил. В самые последние секунды перед началом схватки он еще успел весело заметить Федору:

— Смотри, царевич, это новое па, которое я тебе сейчас покажу.

Победить ему было не суждено — он это видел, понимая, что в его силах сейчас только достойно умереть, не посрамив чести Дугласов, что Квентин и сделал.

Но вначале шотландец выкупил еще несколько драгоценных минут, которых мне не хватало. Оплата была щедрой — Квентин не стал скупиться, поставив на кон свою собственную жизнь.

А Снегирь старательно вытирал кровь, продолжающую понемногу выступать на рассеченном виске священника.

— Ништо, батюшка, — пообещал он, с сочувствием глядя на отца Антония. — Рана неглубока, не оглянешься, яко заживет. Ты еще мово Васюка обвенчаешь, егда он в полное здравие придет.

— Болеет? — шевельнулись губы священника.

— По царскому повелению в темнице сиживал, да на дыбе там повисеть довелось. Вот с тех пор руками не больно-то володеет, — скупо пояснил Снегирь.

— То не вина Федора Борисовича, — выдохнул отец Антоний. — Не верю я, что по его повелению…

— И Васюк таковское мне поведал, — кивнул Снегирь. — Мол, второй воевода полка, где он ныне служит, тож туда угодил и не раз ему сказывал, будто не ведает о том царь. А я инако мыслю: нешто могут без его ведома эдаких людишек в темницу саживать? Ладно, сына моего, он из простецов, но коль второго воеводу, кой князь к тому же, — да быть такого не могёт! Вот и не поверил Васюку. Опять же и сердцем разъярился, глядючи на руки его. Тока вот ныне ушла моя злоба куда-то и уж сам толком ничего не пойму. Оно, конечно, таковскому царю на престоле быть не след — бояре живо всю державу на куски раздерут, но и убивать-то его на кой?

— А ты второго воеводу сам о том спроси, — посоветовал священник. — Он и мудер, и добр. Ему во всем верь. Я сам ему верю, и ты тоже…

— Поспрошал бы, коль встретил, — вздохнул стрелец. — Я ить его и в лицо знаю — довелось ранее раза три-четыре зрить, егда на стороже у царских палат стоял. С виду-то хошь и князь иноземный, ан не чинится, да и ходит прямо, нос не дерет. Опять же и Васюк про него изрядно славного мне поведал. Да где ж его сыщешь-то? — усмехнулся Снегирь.

— А ты… — Но договорить отец Антоний не успел. Лицо его исказилось от боли, и он, тяжело застонав, закрыл глаза.

— Эй, отче! — встревоженно окликнул его ратник. — Ты чего?! — Но потом, приложив ухо к груди священника, несколько успокоился. — Дышит, — прошептал Снегирь.

«Ему бы лекаря», — подумалось стрельцу, и он, продолжая бережно держать на руках седую голову священника, принялся оглядываться по сторонам. В первый раз на его зов никто не откликнулся, но теперь людей вроде как поприбавилось, может, и сыщется.

Однако крикнуть ратник не успел — толпа как-то раздалась в стороны, и в образовавшемся проходе Снегирь увидел того, о котором только что сетовал, что сыскать не удастся.

Выглядел тот чудно и совсем не по-княжески. Платье изрядно помятое и кое-где в пятнах грязи, сам растрепанный и без коня. Да что без коня, когда у него на голове шапки и той не имелось.

«Вот тебе и на!» — обомлел стрелец, но от удивления таким загадочным видом даже не сумел ничего вымолвить, а загадочный бегун так и проследовал бы мимо, но бросил взгляд на лежащего священника и резко сбавил ход.

Остановившись подле Снегиря, он коротко спросил:

— Жив? — И, даже не дождавшись утвердительного кивка, поинтересовался: — Они там?

Стрелец снова молча кивнул, и второй воевода его сына опрометью поспешил наверх.

Стоящие снизу, у самого подножия лестницы, оторопело пропустили его, удивленно таращась вслед, а вот у тех, кто находился на самом крыльце, времени было побольше, чтобы сообразить, и они решительно загородили бердышами путь к входной двери.

Снегирь не слышал, о чем там говорила с иноземцем выставленная Молчановым стража, но видел, что произошла заминка и что этого князя — Мак… как же его там, а ведь называл Васюк несколько раз — дальше не пускают.

Если бы сын не рассказывал о нем столь много хорошего, десятник бы еще подумал, но этот иноземец не просто сидел с его родным дитятком в одном узилище, но и, не брезгуя, кормил его с ложки, а потому…

— Придержи-ка, — велел он своему знакомцу Зароку и, бережно передав седую голову священника из рук в руки, потянулся за бердышом.

— Эй, Митяй! — крикнул он, вставая. — Пропусти князя! Добром прошу! — В его голосе чувствовалась такая нешуточная угроза, что стоящие наверху стрельцы только молча шагнули в стороны, давая воеводе свободно пройти.

Снегирь удовлетворенно кивнул и решил, что уж теперь-то он непременно улучит часец и подойдет опосля к князю, чтоб поделиться раздумьями, спросить обо всем непонятном, ну и… поклониться за Васюка…

Глава 26

И один в поле воин

Чалый все-таки не дотянул, и я еле-еле успел соскочить с него. Но передо мной уже зияли широко открытые Констан тино-Еленинские ворота, в которые я пригласил всех, кто оказался поблизости.