Мама, я люблю дракона (сборник) - Юлий Буркин

– Ладно, я буду вам помогать. Но у меня будет несколько условий. Вот первое: звать я тебя буду Атос.

Леша засмеялся, он ведь уже знал, что так она давно называет его про себя.

– Ладно, валяй. Вообще-то меня тут Кисой называют. Кислицин – Киса. Не очень уважительно, зато по-свойски. Ну, Атос так Атос. Но я тебя буду звать Марусей.

– Это еще почему?! – возмутилась она.

– В каждой порядочной банде должна быть своя Маруся. Даже еще лучше – Маруха…

– Ну уж нет! На Марусю я еще согласна.

– Порядок. Какие еще будут условия?

– Не все сразу, Атос. Я буду ставить условия по мере возникновения.

Он снова засмеялся:

– Каприз, возведенный в закон? Что ж, придется терпеть.

– Придется, Атосик. Да ты обязан терпеть мои капризы уже только потому, что любишь меня. Или не так?

– Так, так.

– И все-таки я никак не пойму, почему мы с тобой встретились? Питер – огромный город…

– Все просто. – Он перевернулся на живот. – Оба мы – провинциалы, оба – чужаки в большом городе. Оба обладаем силой: я – физической, ты – сверхъестественной. Нас обязательно должна была прибрать к рукам СИСТЕМА. А работая в одной системе, даже по разные ее стороны, мы неминуемо должны были встретиться.

– Не совсем тебя поняла, но я очень рада, честное слово.

– Я тоже.

… Домой она явилась через неделю. Она открыла дверь ключом. На звук из комнаты в коридор вышел отец. Вид у него был неважный.

– Где ты шляешься? – тихо спросил он, не глядя ей в глаза. – К тебе мама приехала.

Маша испугалась: если мама приехала несколько дней назад, что она подумала?

– Давно?

– Сегодня днем.

– И что ты ей сказал?

– Что ты куда-то с утра убежала. У нее отлегло от сердца.

– Спасибо, папа, – потерлась она щекой о его колючую щеку.

В этот момент из комнаты выглянула мать. И они бросились в объятия друг друга.

Маруся

Хоть и летнее, но промозглое питерское утро. Желтый газик с синей полосой посередине корпуса и с надписью «вневедомственная охрана» по этой полосе остановился перед обитой серой жестью дверью. Маленький мрачный человек по фамилии Ляхов, в милицейской форме, с кобурой на правом боку и объемистым кожаным портфелем в левой руке, выбрался наружу и, поправляя густые унылые усы, огляделся. Перед дверью стояла девочка в джинсовке, с цветастой сумкой-рюкзачком.

Что-то шевельнулось у Ляхова в душе – какая-то смутная тревожная ассоциация, но, зная себя как человека неоправданно мнительного, он не придал этому значения и бодро пошагал к двери. Поравнявшись с девушкой, он бросил:

– Иди-ка, девонька отсюдова, не мешайся под ногами.

– А вы, дяденька, инкассатор? – спросила та.

– Да, да, – раздраженно ответил Ляхов. – Топай, говорю, отсюдова.

Но та и не думала уходить. Склонив голову набок, она улыбнулась Ляхову безмятежной улыбкой и сказала проникновенно:

– Тогда я вас сейчас грабить буду.

И тут он вспомнил. Саня Вахромеев, у которого неделю назад без единого выстрела шпана два миллиона отняла, прежде чем его в СИЗО увели, все о какой-то девке в джинсах кричал. «Была, – кричал он, – и вдруг – нету!..» – Все думали – бредит. Или под психа косит, чтоб не посадили. А вот она – ДЕВКА.

Ляхов схватился за пистолет… Никого перед ним не было. Он стер пот со лба, вернулся и сел в машину.

– Ты чего? – спросил его напарник-водитель Колька – жирный, рыжий и конопатый.

– Да ничего. Так. Показалось.

– Крестись, – недоверчиво хохотнул Колька. – Ты давай быстрее, обед провозимся. Заболел, что ли? Слышь, давай я, а?

– Иди ты, – огрызнулся Ляхов, – у тебя и допуска нет. Случись что, кто отвечать будет?

Отерев еще раз испарину, он спросил осторожно:

– Коль, ты девку в джинсах видел?

– Хиппарьку, что ли? Вон там стояла.

– Ну, а потом?

– Что потом?

– Куда делась?

– Че ты тюльку гонишь? – надулся напарник и отвернулся. Ляхов вдруг схватил его за грудки, развернул, притянул к себе нос к носу и рявкнул: – Куда девка делась?

– Ты че, белены объелся?!

Но Ляхов рубаху не отпускал.

– Ты че, серьезно, что ли?.. Куда, куда… Вы чего-то с ней побакланили, она повернулась и вон туда, за угол зашла. А чего?

Ляхов отпустил рубаху.

– Ладно. Смотри внимательнее. Не нравится мне тут что-то. Пошел я.

– Ну, ты артист, – хохотнул жирный, облегченно поправляя воротник. Но Ляхов так глянул на него, что тот сразу осекся.

Инкассатор, озираясь и выставив зажатый в правой руке пистолет, кошачьей походкой достиг двери и позвонил. Дверь служебного входа в магазин Ювелирторга отворилась. Сигнализация сработала, но тут же была отключена изнутри тем, кто открыл. Ляхов скользнул внутрь.

И в этот момент рыжий Колька увидел ту самую «хиппарьку», выходящую из-за угла.

Уставившись на нее, он распахнул дверцу и выполз наружу. Он понял, что с ней что-то неладно, но не мог понять, ЧТО. А потому и не мог испугаться по-настоящему, и не знал, что следует предпринять.

Она остановилась в нескольких шагах от него, и с минуту они молча разглядывали друг друга. Потом лицо ее вдруг исказилось гримасой боли, и она вскинула руки к вискам. Конопатый Колька вздрогнул: на том месте, где она только что стояла, никого не было. (Два исчезновения за день – большая, конечно, нагрузка, но терпимая. Несколько часов головной боли окупятся с лихвой.) И тут дверь магазина отворилась и вышел Ляхов.

– Лях, сюда! – закричал ему остро почуявший надвигающуюся опасность Колька. – Бегом! Она была тут! И пропала! Скорей!

Ляхов мигом понял, о ком идет речь, побежал, но тут перед его носом мелькнуло что-то маленькое, разноцветное и яркое, а в легкие вошло сладостно-одуряющее… И он, еще крепче сжав ручку портфеля, воспарил в бездумную голубизну…

Его напарник увидел, как ноги Ляхова подкосились и он с размаху ударился головой об асфальт… Затем Колька, выдергивая из кобуры свой пистолет, увидел еще, как портфель, отделившись от тела Ляхова, взмыл примерно на метр над ним и словно бы растворился в воздухе, не оставив и следа. (Под свитер «хиппарьки» Маруси портфель втиснулся с трудом.)

Леша, наблюдавший всю эту сцену из окна дома напротив (дверь подъезда этого дома выходит на обратную сторону), увидел, как, пошатываясь, Маша странными зигзагами побежала в сторону ПРОТИВОПОЛОЖНУЮ той, где ее ждет машина. И свернула за угол, за тот, из-за которого только что вышла.

Жирный Колька набрался храбрости или, наоборот, окончательно ошалел от страха и сделал несколько выстрелов наугад, куда попало, благо, переулок был пуст. И полез в машину – к рации.

Сотовый в руках Атоса заверещал как раз в тот миг, когда он сам собирался делать вызов.