Мама, я люблю дракона (сборник) - Юлий Буркин

– Папа, побереги красноречие для студентов. Что я натворила, чтобы так меня отчитывать? – и она тут же испугалась собственного вопроса, понимая, что ему ох как есть ЧТО ответить.

– Во-первых, как я уже отметил, ты не учишься и не работаешь. Во-вторых, как я также уже отмечал, ты не ночуешь дома. В-третьих, тебя постоянно спрашивают к телефону, заметь, спрашивают исключительно мужчины. И в-четвертых, наконец, у тебя появилось много денег.

Маша мысленно усмехнулась: «Много денег!..» Так он называет те несчастные несколько штук, которые вечно болтаются у нее в сумочке. Что бы он сказал, если бы знал, сколько денег прошло через ее руки за последние два месяца!

– Откуда они у тебя? Каким образом ты можешь позволить себе уже несколько недель подряд подкидывать нам с Варей «на хозяйство» сто – двести рублей, а пять – шесть тысяч?!

– Но я же занимаю место, создаю вам хлопоты, а у вас своих – море. Папа, не обижайся, но я все-таки квартирантка. И я должна платить за квартиру.

– Я пропускаю мимо ушей твое заявление о том, что ты, моя родная дочь, «квартирантка» в доме своего отца, списывая его на твою молодость и глупость. Ни я, ни Варя, по-моему, ни разу не давали тебе повода для подобного суждения.

Маша поняла, что и впрямь ляпнула глупость, – так оскорбить папу, а главное – всегда веселую и невозмутимую Варвару Сергеевну! Ее даже бросило в жар. А он продолжал:

– Я не говорю и о том, что для «квартплаты» это слишком большие суммы. Я принимаю как аксиому, что деньги лишними не бывают. («Час назад то же самое сказал Атос», – мелькнула у Маши мысль.) Но я хочу заострить внимание на том, что величина твоих ПОДАЧЕК в последнее время в несколько раз превышает наши с Варей совместные доходы. – («Дура! Дура же я! – кляла себя Маша. – Думала, так будет лучше, старалась не обращать внимания на их удивленные и настороженные переглядывания. Думала, это нечестно, когда у меня столько денег, что девать некуда, а они бьются за каждый рубль, хватают любые внеплановые часы лекций, подвизаются в репетиторах у тупых отпрысков новых русских…») – Да, я хочу заострить внимание на величине твоих подачек и вытекающем отсюда выводе об их природе. Несмотря на высокий уровень инфляции морали в нашем обществе, я, как отец, все же считаю вдвойне и даже втройне оскорбительными твои подачки, понимая, каким способом деньги эти заработаны.

Маша заглушила в себе поток покаянных мыслей и насторожилась.

– Да. Я сопоставил все факты и пришел к однозначному выводу о том, откуда у тебя эти деньги.

Маша похолодела. «Откуда?» – хотела она спросить. Но от волнения у нее начисто пропал голос, и она, как рыба, только бесшумно подвигала губами.

– И даже не пытайся разубедить меня в этом, – сказал отец и замолчал, словно говорить уже было нечего.

Она что-то прослушала в конце? Маша ничего не поняла. Она откашлялась и спросила сипло:

– В чем?

– Что «в чем»?

– В чем тебя не надо разубеждать?

– Ты сама знаешь.

– А ты скажи.

– Я не считаю возможным произносить это вслух. В моем доме.

– Папа, я правда не понимаю, лучше скажи, – попросила она жалобно.

– Лицемерка, – сквозь зубы бросил отец. – Что ж, если ты настаиваешь, я скажу. Как бы ни было мне больно. – И закончил с обличительным пафосом: – ТЫ ПРОДАЕШЬ СЕБЯ.

– В смысле?

– В прямом. Ты занимаешься проституцией. Ты валютная проститутка!

И тут только до нее дошло. И вся тяжесть с ее души ухнула в пропасть облегчения. И она, трясясь от беззвучного сначала смеха, поползла с дивана на пол… Наконец дар речи вернулся к ней:

– Батя! – закричала она, давясь хохотом. – Батя, ты гений! – Она окончательно свалилась с дивана и корчилась теперь на ковре. – Ой, – стонала она, – ой, я сейчас сдохну! Шерлок Холмс недорезанный! Мегрэ, блин!!!

– Не надо, не надо, – попытался своей чопорностью сбить приступ ее незапланированного веселья отец, – меня не проведешь… – Но не выдержал ее заразительного хохота и сам принялся потихоньку посмеиваться в бороду. Он все-таки знал свою дочь и почувствовал, что так круто сыграть она вряд ли сумела бы. А значит, самые мерзкие его подозрения не подтвердились. И это было славно. Он расслабился и даже в открытую стал смеяться вместе с ней.

А она, хохоча, забралась ему сперва на колени, а затем и вовсе уселась на него верхом.

– Батя! – кричала она, – отныне я буду ездить в «Интурист» на тебе! Я, понимаешь ли, день и ночь тружусь не покладая рук, или чего там не покладая, а папочка деньги лопатой гребет! Все! Теперь ты будешь моей тачкой: будешь возить меня к клиентам с доставкой на дом.

– Тьфу ты, – попытался скинуть ее с себя отец. – Ты уже не маленькая, ты мне шею сломаешь…

Шуточки ее казались ему неприличными и неуместными, но он ничего не мог поделать со своими губами, растянувшимися до ушей в счастливой улыбке. Наконец он сбросил-таки с себя дочь и как можно более серьезно спросил:

– Где же тогда ты берешь деньги? ТАКИЕ деньги. Потрудись ответить.

Маша перестала смеяться, превратила лицо в мрачную маску, подползла на четвереньках к его креслу, встала перед ним на колени и, уставившись ему в глаза, произнесла замогильным голосом:

– Папочка, я граблю банки. Прости.

– Балбеска! – он встал с кресла и двинулся к двери.

Но она все так же на четвереньках побежала за ним, продолжая замогильно:

– Папочка! Я граблю еще и сберегательные кассы. Порою – ювелирные магазины. Папочка, прости.

– Иди ты к черту, – стараясь не показать своего облегчения, сказал отец и закрыл у нее перед носом дверь своей комнаты.

Она вернулась к себе, залезла на диван и растянулась в изнеможении. «Классно, – думала она, – вот так сама собой разрядилась эта трудная ситуация. Хочешь, чтобы тебе не поверили, говори чистую правду». А ведь она боялась этого разговора со вчерашнего дня, когда отец с мрачной решительностью заявил, что жаждет с нею серьезно побеседовать, и назначил время. Классно. Но теперь ясно, что ничего нельзя пускать на самотек. Нужно срочно сочинить какую-то правдоподобную легенду, все для отца объясняющую. Сейчас-то он отстал, но скоро опять начнет мучаться вопросами. А хорошо было бы сочинить такую байку, чтобы и маме деньги посылать…

В это время в коридоре раздался звонок телефона. Она услышала, что отец снял трубку и говорит с кем-то. Потом он постучал в дверь ее комнаты. Раньше он всегда входил без стука.

– Да! – крикнула она.

– Какой-то мужчина спрашивает Марусю…

«Козлы! – зло подумала она. – Надо же было так все испортить. Почему было не позвонить по сотовому?» Но она тут же вспомнила, что сотовый отключен, ведь это – «предмет роскоши» и отец о нем не знает… Она спрыгнула с дивана и, проскочив мимо отца, взяла трубку: