Книга Тьмы - Генри Олди

— Тише, — жестом остановил ее Тихий. — Так вы, говорите, были на похоронах? Теперь я понимаю, насколько был наивен, надеясь, что за примерное поведение меня могут выпустить! Что ж, дорогая Э. Светлая, у меня будет к вам большая просьба: считайте, что перед вами не я. Не вспоминайте того человека, который, по вашим же словам, умер, — лучше представьте себе, что имеете дело с его двойником… или на худой конец братом-близнецом. Договорились? Если вдуматься, так это не так уж и далеко от истины — того человека и впрямь уже нет, и я первый бросил камень на его могилу, превратившись в Тихого… Теперь меня зовут так.

— Ничего не понимаю, — строгим голосом сказал Рудольф.

— Руди, — Альбина подошла и прижалась к его груди, — только не сердись… Этот человек спас мне жизнь, когда констрикторы напали на больницу… Ему больше некуда было идти, вот я и пригласила его к себе.

— Еще бы! — подтвердил Тихий. — Меня, оказывается, даже успели похоронить… Кстати, — он повернулся к журналистке, — это было почти сразу после того интервью или немного погодя? Да, и еще: я рад видеть вас живой и здоровой…

Эльвира скрипнула зубами, и Альбине удалось это услышать.

— Можно подумать, — отозвалась журналистка, — что вы ставите мне это в упрек. Ведь не я решаю, что можно печатать, а что нет… Тот материал зарубили, как и многие другие мои материалы.

— Я вас ни в чем не упрекаю, вы нормальная, здоровая молодая женщина, и не мне требовать от вас самоубийства, — развел он руками. — Я действительно рад, что вас пощадили.

Возможно, он говорил искренне, но самой Эльвире поверить в это было сложно: ей не составило большого труда догадаться, какова была судьба этого человека. Пусть в общих чертах, без подробностей, но она догадывалась, и от этого ей было еще более стыдно. Обычно в таких случаях Эльвира сердилась и на себя, и на весь мир, и обычно больше всего на тех, кто невольно являлся немым укором ее совести. Сейчас она должна была сердиться на Тихого, но гуляющая вокруг опасность и общее настроение не позволяли ей сделать этого.

И еще ей было стыдно. По-настоящему.

— Да что же мы стоим? — пришла в себя Альбина. — Проходите в комнату. Может, чаю?

Тихий незаметно подмигнул девушке — ему понравилась такая ее реакция.

— Кстати, — проходя в комнату и опускаясь на диван, обратился к Тихому Рудольф, — я вас тоже, кажется, знаю. Помнится, вы выступали на экологической конференции в…

— У-у, хватили! — махнул рукой в его сторону Тихий. — Когда ж это было? — добавил он негромко себе под нос: — И я ли там был?

«Что ж, — скривила губки Альбина, направляясь в кухню за чаем, — вот этого я ожидала меньше всего». Обидно чувствовать себя полной дурой, даже если тебя в любой момент может придушить заразный сумасшедший…

А что еще она могла подумать?

Они шли по городу — разные и вместе с тем похожие друг на друга. Ядро группы или голову колонны (тут уж как кому больше нравится) составляли молодые парни, но не только вокруг вожака поблескивали выскобленные бритвой черепа — просто уже человека через четыре от заводил их разбавляли новые члены компании, среди которых мелькали порой и лысины возрастные, хотя преобладали нестриженые шевелюры, слегка подкрашенные сединой. Охотничьи ружья, топоры, палки, ледорубы, багры — все, что только можно использовать в качестве оружия, — было представлено в широком ассортименте; пожалуй, фантазии ополчившихся против эпидемии горожан могли бы позавидовать и славившиеся умением превращать все в орудия убийства ниндзя. В другое время сложно было бы вообразить на мирных улочках этого тихого города подобное сборище, но теперь ему никто не удивлялся, разве что наиболее осторожные прохожие норовили заранее убраться с его пути во избежание случайных недоразумений.

Донесшийся из одного из домов крик заставил шествие приостановить движение. Бритый вожак поднял руку. Наступила тишина. Крик повторился.

— Здесь, — коротко проговорил бритый.

Что бы ни творилось вокруг и какие бы стихийные или прочие бедствия ни терзали народ, всегда найдутся несколько человек, которые и под извергающимся вулканом умудрятся устроить пикничок, игнорируя потоки лавы. Нашлась такая компания и здесь. Эпидемия, война ли — влюбленным все равно; раз свадьба назначена, раз приглашены гости, заказан зал и расставлены по столам блюда — чего же еще желать от жизни, зачем нарушать естественный ход? Авось мимо пройдет беда, авось пронесет…

И пенилось в бокалах шампанское, и пестрели на выгнутых буквой П столах закуски, золотились жареные гуси, пряталась в зелени рыба, темнели винные бутылки, ожидая своего часа… Грех пропадать такому добру: и полон был зал, и песни пели, и визжали от радости… А невеста-то как хороша — ну просто Венера, выходящая из пены кружев: нежное личико, светлые локоны с золотой искоркой, глаза — синие блюдца! Кричали «горько», целовались по полчаса — да что говорить, счастлив тот, кто влюблен.

Но не эту полную жизни картину застал бритоголовый разведчик, первым поднявшийся в разукрашенный воздушными шарами и цветами зал. Когда он вошел, часть стульев валялись на полу, опрокинутые в спешке; полупьяные гости метались по залу, орали, вопили что-то отнюдь не радостное, а у почетного места происходило что-то непонятное: златокудрая Венера обнимала нежными ручками шею свидетеля, а тот хрипел, пуская кровавые пузыри… Изящно очерченная верхняя губка невесты чуть приподнялась, лицо ее не выглядело полностью бессмысленным, как у большинства констрикторов, — скорее, она казалась просто сильно сосредоточенной на каком-то своем очень важном деле. Изредка ее длинные ресницы слегка вздрагивали от прилагаемых усилий — девушке нечасто приходилось так трудиться.

— Милая моя, что с тобой? — лепетал жених с едва наметившимися усиками; он выглядел испуганным ребенком: — Опомнись, солнышко…

«Солнышко» его не слышало — хрупкие пальчики с аккуратненькими ноготками все сильнее впивались в выгнувшуюся шею.

Никто не заметил в общей суете, как «разведчик» сунул в рот два пальца и издал резкий протяжный свист. Тотчас лестница задрожала от топота десятков ног, и, срывая двери с петель, в зал ворвалась разношерстная толпа.

— Десятый, — отметил на ходу бритый вожак. — Вперед, ребята!

— Стойте, да что вы делаете? — вскричал ломким и не по-мужски высоким голосом жениха, когда толпа окружила невесту.

В воздухе замелькали багры и ломики — патроны берегли для менее удобных случаев.

— Ты что-то вякнул, недоносок? — развернулся в его сторону бритый вожак. — Сгинь, слякоть!

Глаза его налились кровью, на обхвативших ружье руках вздулись синеватые шнуры вен. Что-то звериное, дикое проглядывало в его облике, и юный жених, почти подросток, замер под его взглядом от неожиданного страха — до сих пор жизнь не ставила его перед необходимостью бороться. Заметив его испуг, вожак оскалился, но тут раздался женский крик. Нет, его испустила не невеста (хотя описание симптомов заболевания упорно забывало отметить данный факт, никто не слышал голоса констрикторов: они молча убивали и молча умирали сами), скорее всего, вскрикнул кто-то из гостей, но так или иначе, а жених вздрогнул, сжал губы в ниточку и с несвойственной для себя дерзостью уставился на вожака.

— Вы не сделаете этого! — заявил он, подергивая плечами.

— Что? — поразился бритый заводила. — Мне послышалось или как?

Глаза жениха-мальчишки расширились, сердце сжалось от ужаса, но рот его вновь открылся.

— Вы не имеете права ее трогать, она больной человек! — восхищаясь собственной смелостью и одновременно пугаясь ее, выпалил он.

Вожак взмахом руки подозвал из толпы здоровенного амбала, перед которым пасовали даже его собственные, отнюдь не хилые мускулы. К этим выдающимся мускулам прилагалась туповатая рожа со свиными глазками и выпяченной челюстью.

— А? — спросил качок.

— Вмажь ему, — бросил вожак, показывая в оскале зубы жениху.

Первый же удар смел мальчишку под стол.

— Бей зомби! — потрясая в воздухе кулаками, выскочил из толпы взлохмаченный человек, годящийся бритым в отцы.

— Бей!

— Дави суку!

— Так им!

Оглушенные этими воплями, жених-мальчишка закрыл уши и попробовал привстать. В голове невыносимо шумело, по лицу текло что-то липкое… Неожиданно вспыхнувшая в висках боль заставила его вскрикнуть и застонать, привлекая к себе внимание стоящего рядом врага.

Бритый вожак наклонился, снова выпрямился и, прицелившись, двинул жениха в нос носком тяжелого, подкованного железом ботинка.

— Кончайте, ребята, — распорядился он, и толпа схлынула, оставляя на месте избиения бесформенный комок, в котором сложно было узнать женское тело. — Уходим.