Заговор королевы - Уильям Гаррисон Эйнсворт

– Шевалье Кричтон, – сказал Бурбон, неохотно отворачиваясь от своего советника, – вы хотели бы конвоировать принцессу Конде к ее брату?

От этого предложения лицо шотландца покрылось краской.

– Ваше величество уже назначили меня начальником вашей свиты, – отвечал он с неестественным спокойствием. – Я не могу исполнять сразу две должности.

– А мы не можем не согласиться с вами, – сказал Генрих одобрительным тоном. – Брат мой, – продолжал он, обращаясь к Беарнцу, – если вы найдете принцессу, то мы берем на себя задачу найти конвой.

– Отлично! – вскричал король Наваррский. – Моя задача будет скоро решена. Смотрите! – прибавил он, указывая на королевскую галерею.

– Смотреть? На кого?.. Не хотите ли вы сказать…

– В царице турнира, прекрасной Эклермонде, ваше величество видит сестру Генриха Конде, мою кузину, вашу кузину.

– Смерть и проклятие! Вы бредите, брат мой. Эклермонда – принцесса Конде? Может ли это быть? Вы, конечно, не ожидаете, что в таком деле мы можем поверить одному вашему слову, не требуя доказательств?

– У меня есть доказательства, государь. Доказательства, которые не оставят ни малейшего сомнения у вашего величества.

– Давайте их, брат мой! Давайте! – вскричал Генрих Ш, дрожа от волнения.

– Прикажите вызвать сюда Флорана Кретьена, проповедника реформаторской религии и наставника принцессы Конде. Он владеет этими доказательствами.

– А! Вы думаете, что мы более поверим этому еретику, чем словам нашей матери? – вскричал в раздражении Генрих III. – Пусть он остерегается приближаться к нам. На Гревской площади есть топор, на Пре-о-Клерк костер, а на Монфоконе – виселица. Мы предоставляем ему выбор, это единственная милость, которой может ждать от нас этот неверный еретик, этот гугенот.

– Я согласен разделить его участь, если он не представит доказательств, – отвечал Бурбон. – Велите привести его.

– Пусть будет так, – сказал Генрих III, словно внезапно решившись на что-то.

– Ваша стража должна искать его в подземельях Лувра, – произнес Кричтон. – Он пленник.

– Пленник? – повторил, вздрогнув, Бурбон.

– Пленник! – весело отозвался Генрих.

– Он в руках Екатерины Медичи, – продолжал Кричтон.

– А документы? – поспешно спросил король Наваррский.

– Также в руках ее величества, королевы-матери.

– Проклятие! – вскричал Бурбон.

– Слава Богу! – вскричал Генрих III.

– Флоран Кретьен осужден на сожжение, – продолжал шотландец.

– Простите ли вы теперь самого себя, государь? – спросил вполголоса Росни.

– Прочь! – вскричал Генрих Наваррский, в бешенстве топнув ногой о землю. – Ventre-saint-gris! Как раз время упрекать!

– Ваше величество, – продолжал он, обращаясь к Генриху III, – я уверен, что вы отмените это несправедливое решение. Кретьен не виновен ни в чем.

– Исключая ересь, брат мой, а это самая ненавистная и непростительная вина в наших глазах, – отвечал Генрих III. – Наша мать действовала сообразно нашим желаниям и в интересах истинной веры, осуждая этого гугенотского проповедника искупить смертью свои преступления против Неба, и, если необходимо наше подтверждение, мы дадим его немедленно.

– Да здравствует обедня! – закричали придворные.

– Вы, слышите, брат мой? – сказал, улыбаясь, Генрих III. – Таковы чувства всякого доброго католика.

– Как! Вы хотите нарушить ваши собственные Законы, государь? – спросил Бурбон. – Помните, что вы обещали вашим протестантским подданным?

– Hacreticis fidis non sarvanda est, – отвечал холодно Генрих III.

– Из этого следует, что ваше королевское слово, данное вами относительно освобождения принцессы Конде, не связывает нисколько вашу податливую совесть? – поинтересовался Бурбон.

– Докажите, что она принцесса, и мы сдержим наше слово, хотя бы она и была еретичкой, брат мой. Представьте нам доказательства, и, я повторяю вам, она будет освобождена.

– Ваше величество может теперь спокойно обещать это, – сказал с презрением Бурбон.

– Если я предоставлю вам эти обязательства до полуночи, сдержите ли вы ваше слово, ваше величество? – спросил, подходя к королю, Кричтон.

Генрих, по-видимому, был в затруднении.

– Вы не можете теперь отступить, государь, – шепнул ему герцог.

– Но, кузен, – отвечал вполголоса король, – мы скорее готовы лишиться короны, чем Эклермонды, а этот шотландец одолеет самого дьявола.

– Но он не одолеет Екатерины Медичи, государь, – сказал герцог, – я предупрежу ее.

– Что же скажете, ваше величество? – спросил Бурбон.

– Наше слово уже дано, – прозвучал ответ.

– Этого достаточно, – произнес, удаляясь, шотландец.

В эту минуту появился виконт Жуаез.

– Вот письмо от ее величества, королевы-матери, – сказал он, подавая Генриху запечатанную записку.

– Черт возьми! – вскричал король, пробежав глазами послание. – Мы действовали слишком поспешно, кузен, – сказал он, обращаясь к герцогу Неверскому. – Ее величество, наша мать, советует нам обращаться с Беарнцем как можно любезнее.

Герцог пожал плечами.

– Это еще не все, – продолжал король. – Она советует нам возвратить ему его шпагу.

– И ваше величество, конечно, исполнит ее желание.

– Ну уж нет, кузен.

– Вспомните о прекрасной Эклермонде, государь.

– Ах да! Вы правы, кузен, – поспешно ответил Генрих. – Это имя заставило нас мгновенно решиться. Мы не знаем, насколько можно доверять вашей истории о рождении этой прекрасной особы. Очень может быть, что все это правда. Но правда это или ложь, ясно одно, что, если мы хотим преуспеть в наших намерениях, мы должны теперь, более чем когда-либо, повиноваться беспрекословно требованиям нашей матери.

– Совершенно справедливо, государь.

– Наша страсть растет от препятствий, которые она встречает, и мы не должны пренебрегать никакими средствами, чтобы достичь нашей цели.

– Первым шагом к этому будет примирение с Беарнцем.

– Это нетрудно устроить, – отвечал Генрих III. – Его гнев так же легко утихает, как и пробуждается. Вы увидите, как легко мы его укротим.

– Подойдите к нам, брат мой, – продолжал он дружеским тоном, приближаясь к Генриху Наваррскому, – мы вас оскорбили и спешим загладить нашу несправедливость.

– Государь! – вскричал Бурбон, бросаясь навстречу Генриху.

– Вашу руку, брат мой.

– Это рука еретика, государь.

– Все равно, это честная рука, и мы хотим ее пожать. Не отнимайте ее, брат мой, мы хотим, чтобы весь наш двор заметил, что мы с вами в дружбе.

– Да здравствует король! – закричали придворные. Этот крик был повторен тысячью голосов.

– Мы лишили вас вашей шпаги! – продолжал Генрих III. – Мы не можем потребовать от шевалье Кричтона вашего подарка, поэтому мы просим вас принять взамен нашу шпагу, – прибавил он, снимая с себя шпагу, эфес которой был украшен бриллиантами, и отдавая ее королю Наваррскому. – Обещайте нам только не обращать ее против французов.