Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V - Алексей Ракитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если допрос Сары можно считать техническим — она просто давала «привязку» ко времени появления другого свидетеля, — то показания Джозефа Престона (Joseph W. Preston) оказались интересны по существу. Этот молодой мужчина являлся студентом последнего курса колледжа и, подобно некоторым другим нуждающимся студентам, подрабатывал в морге Медицинского колледжа. Престон заявил, что видел, как около 18 часов 23 ноября [т. е. в день исчезновения Джорджа Пармена] профессор Уэбстер входил в хозяйственный сарай позади колледжа. Вышел он оттуда с пилой в руках. И это выглядело довольно странным, поскольку сарай числился за Литтлфилдом и посторонние лица в отсутствие уборщика туда не заглядывали.
Разумеется, защита поняла, какую же густую тень подозрения на обвиняемого бросают слова свидетеля. У профессора химии нет и не может быть причин лично брать пилу и тем более делать это в отсутствие владельца сарая! Чтобы как-то нивелировать те подозрения, которые будили показания Престона, ему во время перекрёстного допроса было задано большое количество вопросов, призванных сбить свидетеля с толка, либо поставить под сомнение сказанное им. Сначала адвокаты выясняли, с какого места свидетель видел сарай и входившего в него Уэбстера, затем, признав возможность видеть сарай через окно прозекторской, постарались оспорить время наблюдения.
Престон, однако, очень убедительно отбил все поползновения защиты, лишь немного подкорректировав привязку ко времени. Он заявил, что абсолютно уверен когда именно видел профессора Уэбстера с пилой — это был вечер пятницы немногим ранее 17:30, — поскольку в субботу и воскресенье встречался с двумя товарищами и на работе не появлялся. Далее свидетель пояснил, что имеет привычку в конце рабочего дня пить чай в 17:30, а профессора Уэбстера он видел незадолго до чаепития. Так что никаких сомнений в том, что обвиняемый в день исчезновения Джорджа Паркмена брал пилу, причём в отсутствие Эфраима Литтлфилда, быть не может.
Показания следующего свидетеля — извозчика Уилльяма Колхауна (W. Calhoun) — также оказались очень неприятны для подсудимого. Колхаун, напомним, являлся тем самым человеком, с которым Литтлфилд разговаривал во время случайной встречи на улице, и в их беседу безо всякой видимой причины вмешался профессор Уэбстер. Именно этот момент, по словам Литтлфилда, послужил отправной точкой для последующих подозрений уборщика.
Колхаун воспроизвёл в суде обстоятельства и содержание того необычного разговора. Сообщённые им детали практически совпали с тем, что ранее показал суду Литтлфилд. Свидетель упомянул даже о том, как Уэбстер, нервно постукивая тростью о землю, рассказал им — Колхауну и Литтлфилду — как передал пропавшему мистеру Паркмену «400 с чем-то долларов» и посоветовал тому немедля отправиться в банк, дабы избавиться от столь значительной суммы наличных денег.
Следующим на свидетельское место заступил полицейский Джордж Тренхольм, тот самый, что занимался расследованием исчезновения Паркмена практически с самого начала. Показания этого свидетеля, безусловно, одного из самых осведомлённых о перипетиях этой неординарной истории, следует признать одними из самых полных и информационно насыщенных. Он рассказал суду много такого, чего не говорил никто ни до, ни после дачи им показаний.
В целом Тренхольм подтвердил показания Литтлфилда о событиях пятницы 30 ноября, когда последовало обнаружение расчленённых останков на дне ассенизационной камеры. Правда, полицейский уточнил, что Литтлфилд предложил ему повторно явиться в колледж не через 30 минут, а «через полчаса или час». То есть интервал времени, который Литтлфилд отвёл для окончания своей работы в подвале, оказался в показаниях Тренхольма увеличен в два раза.
Полицейский сообщил далее, что стал вторым после уборщика человеком, увидевшим человеческие останки на дне ассенизационной камеры через пролом в стене. Тренхольм охранял это место вплоть до прибытия полицейских сил, отправив Литтлфилда на поиск доктора Бигелоу и оповещение полиции. Продолжая свой рассказ, Тренхольм добавил, что не покидал здание Медицинского колледжа вплоть до вечера воскресенья [то есть более 48 часов], и все события тех дней, связанные с обыском здания и его посещениями должностными лицами, происходили на его — Тренхольма — глазах.
Полицейский лично слышал, как в субботу 1 декабря Литтлфилд обращался к находившимся в стенах Медицинского колледжа членам коронерского жюри и делал какие-то уточнения по поводу своих показаний, данных накануне вечером. Тогда Литтлфилд говорил, что хочет изменить своё прежнее заявление о том, как долго он не видел профессора Уэбстера на минувшей неделе. О том, что уборщик изменял свои показания в этой части, никто суду ранее не сообщал.
Другой интересной деталью, о которой также никто не упоминал, кроме Тренхольма, стала история проникновения в уборную лиц, проводивших вечером 30 ноября обыск химической лаборатории. Сначала полицейские и члены коронерского жюри безуспешно искали ключ от двери в уборную. Нашёл упомянутый ключ — чему удивлять не следует! — Эфраим Литтлфилд. Однако после этого оказалось, что дверь всё равно открыть нельзя — при её внимательном осмотре выяснилось, что она заколочена гвоздём. Стали искать топорик, который использовался для колки дров и должен был находиться в лаборатории, однако на обычном месте у печи топорика не оказалось. Обратились за разъяснениями к арестанту, которого как раз доставили в здание колледжа. Профессор назвал несколько мест, где следовало посмотреть, но там топорика не было.
В конечном итоге топорик отыскал Литтлфилд, из чего можно было заключить, что тот ориентировался в помещениях профессора Уэбстера лучше самого профессора. Вооружившись инструментом, полицейские выломали дверь в уборную и получили возможность спуститься в ассенизационную камеру.
Если показания полицейского Тренхольма рождали определённые вопросы в отношении поведения Литтлфилда и хорошей осведомлённости последнего в таких мелочах, о которых тот знать не должен был, то следующий свидетель оказался для обвинения очень хорош. В том смысле, что рассказал всё то и так, что и как рассказать следовало, дабы продемонстрировать подозрительность поведения подсудимого в последнюю неделю ноября. Натаниел Сэйвин (Nathaniel D. Sawin), возчик, доставлявший различные грузы из Кембриджа в Бостон и обратно, сообщил суду о том, что хорошо знает профессора Уэбстера, который пользовался его услугами более 3-х лет. За это время свидетель выполнил более 200 поручений по доставке грузов, данных подсудимым.
В понедельник 26 ноября Сэйвин доставил профессору Уэбстеру 2 связки хвороста и виноградной лозы [видимо, для растопки печи], а также коробку
