Шторм времени - Гордон Диксон

В четверг наконец появился Док.

– Ну как, Порнярск нашел ее? – спросил я, стоило нам найти укромное местечко, где никто не мог нас услышать. Сейчас, в середине солнечного дня, этим местом оказалась тренировочная площадка за полевым госпиталем. Никого в пределах слышимости от нас не было видно.

– Нет, – ответил он. – Пока нет.

– Хорошо! – сказал я.

Он бросил на меня короткий взгляд.

– Не обращай внимания. Позже объясню. А что еще нового?

– Я как раз собирался сказать, – продолжал он. – Порнярск еще не получил ее, но он думает, что уже близок...

– Десять тысяч дьяволов!

Вот теперь-то он уже прямо уставился на меня, а его загорелое мальчишеское лицо просто-таки вытянулось от озадаченности.

– Есть веская причина, – сообщил я. – Продолжай.

– Вот я и говорю: Порнярску пока не удалось получить самую последнюю возможную конфигурацию будущего, которую может показать устройство, но он нашел что-то вроде камня преткновения – некую точку, где он по какой-то причине застрял. Он совершенно уверен, что, поработав еще немного, сможет заставить танк продвинуться дальше, но велел передать вам, что этот самый камень преткновения, по его мнению, скорее всего является свидетельством того, что он близок к завершению работы.

Я глубоко вздохнул.

– Ладно. Близок так близок. Обсудим это через минуту. Еще что-нибудь важное есть? Как там все наши? Коммуна функционирует нормально?

– Ничего особенного. У меня для вас несколько писем. – Он похлопал по кожаной сумке, которая висела у него на плече. Он всегда привозил мне кипу личной почты, что в общем-то якобы и являлось причиной его визитов. – Но все живы и здоровы. Все идет как по маслу.

– Отлично. Давай вернемся обратно в мою палатку. Мы двинулись к палатке. Говорить с ним не дольше нескольких секунд было мерой элементарной предосторожности, чтобы не вызывать ненужных подозрений. При получении же важных и существенных новостей мы вполне могли обсудить их языком гиперболы, пока я просматривал домашнюю почту.

Стоило нам войти в палатку, как Старик тут же бросился ко мне, схватил меня за руку, а потом ухватил за руку и Дока. Он отправился с нами к паре кресел и уселся между нами. Поскольку мы с ним теперь были далеко от дома, он стал особенно зависим не только от меня, но и от Дока, даже во время его кратких визитов.

– Налей себе выпить, – предложил я Доку. – Пока я просмотрю почту.

– Спасибо, – оживленно отозвался он, высвободился из цепких пальцев Старика и подошел к столику, служившему мне баром. На самом деле Док не пил и не курил. Но он всегда таскал с собой сигареты и всегда очень умело делал вид, что пьет и курит. Два эти трюка были далеко не единственными, которые он практиковал, очевидно, на тот случай, если заблуждение других на его счет в один прекрасный день может оказаться полезным. Я вскрыл письма и принялся их читать.

Письма оказались совершенно обычными – личной почтой из дома, и несмотря на то, что они служили в основном камуфляжем, я поймал себя на том, что читаю их с такой же жадностью, что и любой другой, против воли оказавшийся вдали от дома и семьи. Мэри по-прежнему беспокоилась об Уэнди, которая тоже черкнула мне несколько строк сущей чепухи – очевидно, под давлением матери. Эллен написала почти столь же короткое послание, что все в порядке и я могу ни о чем не беспокоиться. Последнюю фразу я понял как намек на то, что на материнское беспокойство Мэри следует отреагировать с некоторой долей обсуждения. Язык Эллен не мог бы быть более лаконичным и сдержанным, даже будь она солдатом на поле битвы, поэтому слово «люблю» в конце выглядело каким-то неуместным. Но я ее знал.

Билл писал, что он доволен тем, как идут дела. Эти слова означали, что он имеет в виду работу Порнярска. Кроме того, он упомянул, что наконец усовершенствовал «план экстренной уборки», под которыми подразумевались мои приказы разделиться и рассеяться, если Пола вдруг решит взять кого-нибудь из них заложниками в качестве гарантии моего сотрудничества. Порнярск ничего не прислал.

– Отлично, – сказал я Доку, дочитав последнее письмо. – Кажется, дома все действительно в порядке.

– Так оно и есть, – ответил он. – У вас есть письма, которые нужно доставить обратно?

– На письменном столе. – Он встал, чтобы забрать их. – Ты планируешь пуститься в обратный путь прямо сейчас?

– Если только меня ничто не задержит. Он сунул написанные мной письма в сумку, вернулся и снова уселся в кресло. Старик снова взял его за руку.

– Я просто подумал – почему бы тебе не побыть здесь денек-другой, до тех пор пока мы не захватим этот район? Они отчаянно сопротивляются, и если ты задержишься, то сможешь вернуться и рассказать женщинам, что я не пострадал в военных действиях.

– С удовольствием, – согласился Док. – Вы тут неплохо живете. Насколько я представляю, у вас здесь настоящие каникулы со всеми оплаченными расходами.

Он сказал это приятным легким тоном. Но его глаза были устремлены на меня – он явно пытался понять, зачем я прошу его задержаться. Я едва заметно отрицательно покачал головой, давая ему понять: не сейчас, и начал описывать ситуацию, стараясь не говорить ничего такого, что могло бы быть неприятно Поле и выражать полную уверенность в том, что она добьется здесь успеха, но сообщая ему факт за фактом данные о действительном положении вещей. Когда я закончил, он узнал все самое важное, но так и не понял, какова связь между ходом военных действий и тем, что я хочу, чтобы он задержался.

Это был третий день сражения за контроль над районом. Только в воскресенье армия Полы захватила большую часть укреплений защитников, и только во второй половине дня в понедельник они завершили зачистку территории.

– Раз уж ты пробыл здесь так долго, то вполне можешь остаться на празднование победы, – предложил я Доку.

– Запросто, – ответил он. Его голос звучал немного невнятно. Он лежал на диване в моей палатке со стаканом в руке. Но его взгляд был столь же ясным и твердым, что и взгляд снайпера, устремленный в оптический прицел винтовки.

Оказалось, что я рад его присутствию здесь больше, чем ожидал. Я всю неделю наблюдал за тем, как развивается картина сражения. Пола и Аруба, возможно, видели то же самое, и теперь, когда сражение было позади, можно было подводить некоторые итоги. Поэтому, пока уцелевшие солдаты и офицеры праздновали победу, Пола и ее ближайшее окружение теперь пожинали горькие плоды победы. По их реакции я смогу сказать о дальнейшем развитии событий куда больше, и то, что я узнаю, может послужить ценной информацией, которую я отправлю с Доком.

Поле уже пришлось смириться с одним крайне неприятным открытием: оказывается, существовала грань, за которой ее отлично вымуштрованные солдаты перестанут ей подчиняться. Пройдя кровавую баню последних семи дней, они из расфранченных новобранцев превратились в ветеранов, и командиры, начиная с самых ранних времен истории, могли бы рассказать ей, что бывает, когда такие солдаты наконец одолевают врага, который нанес им значительный урон. Ее ребята превратились в убийц. В понедельник вечером, зачищая завоеванные земли, они убивали налево и направо.