Больные души - Хань Сун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти умозаключения потенциально можно было списать на инертность моего мышления. Кто знает, какой логикой следует объяснять столь масштабные изменения?
Из красновато-желтушных вод подземной реки то и дело выскакивали блещущие фибриллами образины, похожие на большие черные глаза. Существа эти вытягивали длинные, тонкие щупальца и утаскивали за собой сидящих по краям вагончиков больных. Добычу твари расщепляли на составные части и обжирались мясом вперемешку с гноем и кровью. Водную гладь вскоре покрыли в несколько слоев тяжелопереваривамые кости.
Не безгенные ли организмы нас уничтожали?
Желающие еще пожить людишки сгрудились в центре вагончиков.
Ко мне подсел мальчишка лет десяти. Он мрачно покосился на меня.
12. Разложение и разрушение начинаются изнутри
– Не гляди на меня так, – опасливо сказал я.
– Говорят, ты наслал на нас врачей, – заметил мальчик.
– Уже разобрались, что не я.
– Угу! Так мы тебе и поверили.
– Не верьте. Я и сам не знаю, во что верить.
– Ну да ладно. При деньгах?
– Я все сдал больнице на старте.
– Мда, печалька. Без денег никуда не убежать. – Во взгляде ребенка чувствовалось презрение. Мне стало неловко. Очень хотелось доехать по ту сторону моря, попасть в здоровый мир. Получается, за это еще денег придется отвалить?
– Ты со своим духом уживаешься? – спросил я.
– Как бы тебе сказать? Вроде бы у нас сообщество единой судьбы, но он постоянно вставляет свое мнение. И часто думает не так, как я. Но я к этому привык.
– Как тебя звать-то?
– Братишка Тао.
Я, кажись, вспомнил такого. Не заделался же больным мальчик, приставленный ко мне в наблюдательной палате и в самом начале нахождения в стационаре? Меня он, похоже, не узнал. Я также не мог исключить, что это был не знакомый мне братишка Тао, а клон. В больнице же на каждого человека заведена копия. Так что статус всех живых существ был не столь однозначным.
Братишка Тао продолжил:
– Я раньше учился в больничной школе. Школа наша тоже была частью больницы, считай, подготовительные курсы к медвузу. Из нас готовили будущих врачей. Я ставил эксперименты прямо на себе, получил даже серебряную медаль на международной олимпиаде генетического инжиниринга. Но тут случилась инфекция, и у меня развилась назофарингеальная карцинома. Дух в моем теле приказал мне спасаться. Вот я и убежал. Что еще я мог сделать?
В итоге мы ехали в поезде три дня и наконец добрались до поселка. Это был перевалочный пункт, который предусмотрительно устроили больные. В подземных расщелинах бывшие пациенты организовали большое общество противостояния наземной больнице. Я бы списал все на сон, если бы все не видел собственными глазами.
Мы оказались в руднике на глубине 1300 метров под землей. Шахту взорвали в ходе химических экспериментов с новыми лекарствами. Непрерывный мир, который сформировали под больницей фармотбросы, был закрытой и запретной зоной. По объектам, в которых мы находились, можно было судить о колоссальном масштабе развития фармацевтической промышленности в прошлом. Это была материальная база, позволявшая больнице верховодить под Небесами и объединить под своей властью все реки и горы. Однако фундамент этот к тому моменту потихоньку, участок за участком, крошился. Разложение и разрушение начинаются изнутри.
Перевалочный пункт был обнесен каменной стеной, препятствующей наступлению мутировавших существ. Здесь можно было передохнуть. У местных жителей для беглецов были подготовлены лекарства, вода и еда. Я ел и параллельно прокручивал в голове всю серию произошедших со мной грандиозных перемен. Казалось, что и тело мое, и душа моя обернулись лужицей тины. Снова меня повязали по рукам и ногам неведомые мне диковинные силы и скрутили меня в вещицу, в которой я не мог признать самого себя.
По моим воспоминаниям (хотя, конечно, поручиться за их достоверность я не мог), мне было 40 лет. Когда-то я работал чиновником в столице, бесцельно ходил на службу, а в свободное время развлекался написанием слов к песням. Во всех моих произведениях активно воспевалось то, в какое задорное время мы живем. Это был лейтмотив, не допускавший и помыслов о том, что мы могли в чем-то заблуждаться или где-то облажаться. Жизнь моя была, разумеется, тоскливая и малоприятная, дышалось мне с трудом. Но, в целом, существование спокойное, без лишних происшествий, день прошел – и хорошо, слава Небесам. Телом я уродился слабым и болезненным, но держался за счет того, что постоянно посещал больницы и получал лекарства. Я вполне мог бы так прожить всю мою жизнь. И вдруг во время командировки меня угораздило в гостиничном номере попить минералки. Разболелся у меня живот, и две служащие гостиницы насильно доставили меня в больницу на обследование и лечение. Позже я познакомился с подругой по болезни. Звали ее Байдай. Благодаря ее помощи я распознал истинную личину эпохи медицины. Стало понятно, что мы оказались в хилиокосме, где всем заправляет больница, на каждом шагу тебя ожидала больничная палата, а люди поголовно болели чем-то тяжелым, имея шанс в любое время оказаться в морге. Так мне открылось, что вся моя предшествующая жизнь была обманом, как и, вероятно, воспоминания о ней. Я уже давно не был тем «я», который был создан изначально. И от откровений этих я впал в безнадежное отчаяние. Я подумывал бежать еще из амбулатории, но отказался от этой мысли, осознав, что бежать, собственно, некуда, и решился достойно пройти лечение. Больнице нельзя было доставлять хлопот. Надо было еще потрудиться над тем, чтобы самому как можно раньше заделаться врачом и вступить в ряды многочисленного войска, лечащего хвори и спасающего больных, чтобы бытовавшие прежде отношения между богами и смертными сменились отношениями нового порядка: между врачами и пациентами. Добравшись до стационара, я стремился всецело соответствовать этим целям, заодно помогая Байдай докапываться до осознания того, от чего дохнут врачи. Я надеялся тем самым внести ясность в собственное положение. Этому замыслу я не изменил даже при полном понимании, что скоро разгорится пламя новой мировой войны, а человечество будет истреблено. И вот в одну ночь меня постигло очередное изменение большого плана. Под подстрекательством обнаружившейся у меня в теле диковинки, которая чванливо
