Жаркое лето 1762-го - Сергей Алексеевич Булыга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг Семен остановился и сказал вполголоса: пришли! И сделал знак стоять. Иван остановился, посмотрел вперед. Впереди было светло, потому что леса там уже почти что не было. Семен прошел туда шагов с десяток, остановился и пригнулся, оглянулся на Ивана и сделал другой знак: можно подойти. Иван, тоже пригнувшись, подошел. Впереди, между деревьями, был виден склон, а дальше на склоне деревня, а за деревней, почти сразу, вода, очень много воды. Это была, понял Иван, Ладога. А деревня, значит, та самая Морье. Деревня была совсем маленькая, Иван пересчитал дома — их было девять. А возле крайнего дома, и он же был самый богатый, возле берега стоял кораблик, тоже маленький, с убранной мачтой. А за корабликом — вода. А дальше, прямо из воды, от горизонта, поднимался яркий свет. И тот свет все краснел и краснел, наливался красным, наливался…
И вот вышло солнце. Оно тоже было красное-прекрасное. Но в то же время и какое-то недоброе. Иван посмотрел на Семена. Семен спросил:
— Видал? — Иван кивнул. — Лодку, говорю, видал? — уже строго спросил Семен. Иван опять посмотрел на кораблик.
Семен сказал:
— Раз лодка здесь, то и он здесь тоже. Тогда привал, располагаемся.
И он сперва поставил на землю погребец, после положил рядом мушкеты, а после и сам сел там же. Иван тоже разложил свое и тоже сел. Кораблика, когда садишься, видно не было. Семен сказал:
— Первым делом нужно закусить. Давай!
Иван развязал узел, расстелил его. Там оказалось много чего всякого: и колбаса, и сало, и вареные яйца, и головки лука, и хлеб, и еще раз колбаса, но уже другая, и еще сало, но уже копченое, и еще лук, и соль, и даже перец.
— А этого только для бодрости, — сказал Семен и раскрыл погребец, достал оттуда два серебряных стаканчика, плеснул в них из фляги, один подал Ивану, второй взял сам, опять сказал: — Для бодрости! — и они выпили. После взялись закусывать и делали это усердно, потому что есть очень хотелось.
Потом, когда с этим покончили, но убирать не стали, Семен привстал и посмотрел на берег, на кораблик, после опять сел и сказал:
— Ты, я думаю, знаешь, кто это такой, этот белоголовый. Или догадался, да?
Иван кивнул. Потом даже сказал:
— Иван Антонович.
— Не Иван, а Иоанн! — строго поправил его Семен. И еще прибавил: — Иоанн Шестой Антонович. — После невольно осмотрелся и продолжил уже вот как: — Иоанн Пятый Алексеевич — это его прадед. А это старший брат Петра Великого! Так что, если смотреть по старшинству, то Иоанн Антонович, — и он кивнул в сторону берега, — то Иоанн Антонович стоит выше Павла Петровича, за которого мы с тобой, Иван, радеем.
И тут он вдруг посмотрел на мушкеты. Иван тоже посмотрел туда же.
— Э! — насмешливо сказал Семен. — Вот о чем ты подумал! Нет, это не для этого совсем.
— А для чего?
— Так, мало ли, — быстро сказал Семен. И сразу продолжил: — Так вот! Старший он по старшинству. И по закону тоже законнее! Потому что ты же знаешь, и все это знают, что хоть государь Иоанн Пятый был, как говорят, на голову слаб, но, тем не менее, никто из его потомства от права на престол не отрекался! А царь Петр, младший его брат, был великим императором, это мы все знаем, а Неплюев это даже видел, ну и что? А то, что одна его дочь, это Елизавета, по себе никакого потомства не оставила, а вторая дочь, старшая, Анна, эта и сама от всяких прав на российский престол отказалась, и за своих всех потомков в этом поручилась. Письменно! И эта бумага хранится! А теперь еще и сын ее, Петр Федорович, во второй раз в их роду отрекся. А вот Иоанн Антонович не отрекался никогда! Сперва это было, может, просто по его малолетству, а потом, когда он достиг совершеннолетия… Тут я не знаю, почему он не отрекся. Я же с ним не разговаривал, ничего у него об этом не выспрашивал. А другие мало ли что говорят! Вот, говорят, что он не в себе. Совсем не в себе! И поэтому нельзя такому доверять правление. Так покажите нам его! Пусть все увидят, что это так и есть на самом деле. И тогда всякие зловредные слухи сами собой разом прекратятся. Но не прекращаются! И он и дальше сидит в крепости. А теперь его оттуда, из той крепости, переводят в другую, поглуше. Потому что в ту крепость, в как бы главную, столичную, переводят еще одного, тоже не способного к правлению. Из Ропши его переводят туда. Хотят перевести! А этого, — и он опять кивнул в сторону берега, — в Кексгольм. Ладно, хорошо, пусть будет так. Надо же их куда-то раскассировать, этих двух бывших, чтобы было меньше слухов. И вдруг что такое?! Почему, никто не знает, остановка?! В Морье! «Задержать его» была команда, держать под караулом до поры. Скрытно, секретно, до комиссии. Комиссия скачет! Комиссия, говорят, желает его осмотреть и составить свое мнение. А на предмет чего? И где эта комиссия?!
Тут Семен встал, но не во весь рост, конечно, прошел немного вперед и, остановившись, опять стал смотреть на деревню и на тот кораблик возле крайней избы. Иван тоже привстал и тоже смотрел туда же. Но никого там видно не было.
— Подай-ка мне трубу, — велел Семен.
Иван подал. Семен глянул на солнце, встал в тень (это чтобы зайцев от стекла не было) и начал смотреть на деревню. Долго смотрел, потом сказал:
— Караулы стоят скрытно. Значит, он точно здесь. И славно!
Тут Семен сел на землю и хлопнул рядом с собой. Иван подошел к нему, сел рядом. Так они сидели и молчали, смотрели вперед. А впереди было много чего: и деревня, и тот кораблик (или лодка, а на
