Крылья за моей спиной - Екатерина Риз

Серёжка стоял на тёмной кухне, у окна, руки в карманах джинсов, голова чуть откинута назад, и Настя почему-то подумала, что он стоит с закрытыми глазами. Ещё бы знать, о чём он думает…

— Серёжа, это всё… — Только головой покачала, не зная, как выразить. Вдруг поняла, что расплачется, вот именно в эту минуту. Вдруг обидно стало: что не разобралась, не поняла, не уловила Сашкино настроение, допустила до такого. Допустила до того, что несколько неосторожных слов могут разрушить не только их с Серёжей брак, но и семью. Раз и навсегда.

А Маркелов сказал:

— Я просил тебя уехать со мной. Просил?

От его тона, такого мрачного и недовольного, неожиданно накатило облегчение. Волной, которая едва не сбила с ног. Настя ненадолго закрыла лицо руками.

— Я даже подумать не могла, что он до такого… додумается.

— Ну, конечно, ты не могла! — заорал муж, но тут же выдохся и притих.

Настя медленно опустилась на табуретку у стены, слёзы вытерла.

— Я ещё выслушивать должен от этого… павлина, что, видите ли, я не отец своей дочери. Моей Вики! Ты чего добиваешься, чтобы я его убил здесь?

— Ты ведь не поверил…

— Ты сдурела, что ли, совсем?! — Он пролетел мимо неё, потом вернулся и к Насте наклонился. — Тебе нельзя здесь находиться, — проговорил Сергей отрывисто. — Знаешь, почему? Потому что ты начинаешь сходить с ума. Как они все! Тебя беспокоит Ольга, Сашенька твой драгоценный, мамаша его чокнутая, и все, кто что-нибудь может о тебе сказать! Тебе всегда плевать было, кто и что о тебе говорит, в Москве ты — Анастасия Маркелова! Ты себе цену знаешь, спуску никому не дашь и идёшь вперёд, не оглядываясь! А здесь ты кто? Ты оправдываться приехала?

Она головой замотала, и слёзы ладонью вытерла.

— А зачем ты приехала? Какого чёрта ты здесь забыла? И не надо рассказывать мне о квартире! Ни один нормальный человек не занимается подобными вещами сам. Но нет, ты приехала мне мстить. Сюда! К нему. Ты получила, что хотела, любимая? Сколько раз тебя физиономией в грязь-то ткнули за эти две недели? Считать замучилась? — Он выпрямился и теперь смотрел на неё сверху, а у самого рука тряслась, когда он её в стену упёр. — И мало того, ты ещё ребёнка в это впутала. Приехала показать, как ты живёшь! Показать себя. Ты думала, они тебе обрадуются? Порадуются за тебя? Насть, ты дура?

Маркелов из кухни всё-таки вышел, и Настя выдохнула. Голову назад откинула, ткнулась затылком в прохладную стену. Слышала, как муж мечется по комнате, как зверь, вот обо что-то споткнулся, выругался в полный голос. А она глубоко вздохнула, утёрлась лежащей рядом салфеткой. Потом поднялась, чувствуя, как явственно трясутся колени. Зачем-то проверила плотно ли прикрыто окно. Дальше прятаться в темноте кухни было глупо, и она прошла к комнате, остановилась в дверях, наблюдая, как Серёжка пытается выпустить пар.

— Я с самого начала знал, что Вика моя дочь. Мне не нужно было никаких подтверждений. Мой ребёнок. — Серёжка ткнул себя кулаком в грудь. — А потом появляется этот, и говорит, что он там чего-то высчитал. Математик херов…

— Серёж, успокойся.

Он глянул на неё так, что Настя глаза опустила. А он в который раз повторил:

— Я просил тебя сюда не ездить. Я просил тебя! Но нет, тебя ведь сюда, как магнитом тянет! Кладбище твоих надежд! — Он шарахнул кулаком по стене. — Прямо вот здесь! Я, вообще, удивляюсь, как ты решилась эту квартиру продать? Ты куда возвращаться-то будешь, Насть?

— Может, хватит на меня орать? — не выдержала она. — Что ты пытаешься мне доказать? Что я не должна была сюда приезжать? Я не знала, куда мне ехать!

— Отлично! — Маркелов зло всплеснул руками. — Ты не знала, тебе сердце подсказало, да?

— Хватит уже меня мучить! — Настя снова отвернулась от него, не хотела показывать слёзы. Его слова обижали, и Серёжка, скорее всего, догадывался насколько, но продолжал, продолжал это говорить.

Он тоже отвернулся, качнулся на пятках, зло усмехнулся.

— Знаешь, я не удивился, когда ты сюда уехала. Ну, думаю, ладно, решила отыграться по полной. Я виноват, я сволочь… Казни, Насть. Но всё это зашло слишком далеко. Я ведь по-хорошему тебя попросил: давай уедем. Хочешь наказывать, наказывай. Но ты ведь меня не слушаешь! Ты меня никогда не слушаешь, когда дело твоего прошлого касается. А ведь я знал, что так будет!

— Я очень за тебя рада.

Маркелов резко повернулся, пригвоздил её взглядом к месту.

— Что?

— Я рада, что у тебя такая отличная интуиция! Ты всё всегда знаешь! Только я всё узнаю слишком поздно! А что-то, возможно, не узнаю совсем.

— Поговорим об этом?

— Да! Поговорим об этом! Почему мы не можем об этом поговорить? Ещё ведь не всё сказано. Ты хочешь поговорить о мести? Давай. Расскажи, как можно плевать мне в душу десять лет, за то, что я однажды сказала тебе!

— Ты сказала? Нет, любимая, ты не сказала, ты жила этим. И меня жить заставляла. Ты слышала последние новости, кстати? Аверин-то, говорят, тогда страдал, ох как страдал. Пил! И ты об этом ничего не знаешь, правда?

Настя поджала губы и высоко вздёрнула нос.

— Но ты об этом ничего не знал. Разве я не сдержала своего обещания? Разве ты не об этом меня просил в первую брачную ночь? Оставить всё позади.

— Ты звонила ему в ту ночь, — отрывисто проговорил он.

— Я ему не звонила, и ты это знаешь.

— Ты сидела в свадебном платье, улыбалась моим родителям, гостям, а сама думала, как тебе ему позвонить.

Настя прошла к дивану и села. Устало опустила голову.

— Мы всё это пережили, Серёжа.

— Да чёрта с два мы это пережили! Ты улыбалась и говорила мне, что всё будет хорошо. Что обратно дороги нет, что нужно строить своё будущее, что у нас ребёнок будет и это нас сблизит. А потом ревела в ванной и маме названивала, чтобы узнать, как тут твой Саша. Забыла? Ты превратила нашу жизнь в кошмар на долгие годы вперёд. Ты не хотела быть со мной, и боялась остаться одна. Вот это была наша жизнь, Настя. Сколько лет? Ты помнишь?

— Помню.

— Я тоже помню. — Серёжа прошёл к окну, развернулся и присел на подоконник. — Всё могло быть по-другому.

— Но мы же вместе. Я люблю тебя. — Она потёрла глаза, веки уже начинало саднить от слёз и прикосновений. — Я всегда тебя любила, даже тогда. Но мне было страшно. Я не хотела возвращаться к Сашке… То есть, дело было не в нём, у меня просто не получалось. Ты же знаешь!

— Нет, я не знаю! Ты никогда со мной не говорила, Насть, даже потом. Я говорил: не езди. Ты говорила: не поеду. Я говорил: не звони. А ты: не буду. Я просил: имени не упоминай. И ты молчала. Зато смотрела, как собака побитая!

— Да потому что ты никак забыть не мог!