Седой Кавказ - Канта Ибрагимов

Под конец скорость тостов убыстряется, тексты одни и те же – о дружбе, о верности, братстве, и как подтверждение этому Борис Маркович достает из дипломата пачку красненьких червонцев – ты-сяча рублей. В виде аванса вручает Самбиеву на разные операцион-ные нужды.

После полуночи Арзо попадает в свой номер. От напряженного вечера и излишка спиртного полностью разбит, обессилен. Вместе с тем, что то новое, эмоционально возбуждающее чувствует он. За этот вечер, пообщавшись с такими персонами в таком ресторане, и будучи абсолютно на равных с ними, он ощутимо приобрел некоторую со-лидность, взрослость, уверенность в себе. Такой государственный муж, как Баскин, с открытым ртом слушал его и потом называл дру-гом, братом, пил за его здоровье, здоровье его матери и семьи. Заме-чательный человек этот Борис Маркович, и недаром он работает в ЦК, столько в нем доброты, щедрости, ума.

Самбиев только лег, блаженно расслабился, как постучали в дверь, да так сильно, что он с испугом встрепенулся.

– Кто там? – натягивая брюки, спросил он.

В ответ невнятный женский голос. Думая, что это дежурная, он немного приоткрыл дверь, а там подвыпившая Клара с бутылкой коньяка «Илли», и какими-то сладостями. Пока Самбиев соображал, она кокетливо улыбаясь, внедрилась в номер.

– Мне так скучно, – как ребенок, капризно сказала она, но не-приятный тембр от курева внес явную фальшь в партитуру голоса.

– Скучай с Цыбулько, – стоял напротив продвижения в номер Арзо.

– Ну давай пообщаемся, посидим немного, – напирая грудью, стреляя глазками в полумраке, Клара попыталась просочиться, одна-ко Арзо грубо схватил ее за локоть и буквально силой вытолкнул за дверь.

Только он лег спать, как зазвонил телефон.

– Арзо? Я звоню от дежурной. Цыбулько храпит, дверь не от-крывает. Я осталась в коридоре, помоги мне.

– Обращайтесь к дежурной, – грубо ответил Самбиев и бросил трубку.

Он чувствует к ней отвращение, однако это не главное. Клара – женщина шефа, теперь, где-то партнера, и земляка, и по кавказским канонам, даже простое общение с ней нежелательно, дурно.

А она снова звонит.

– Как тебе не стыдно, Арзо. Здесь ко мне пристают какие-то мужчины.

Самбиев призадумался, на секунду заколебался, но эта слабость улетучилась. Клара не из тех женщин, к которым просто так приста-ют мужчины.

– Позвони в милицию, – он бросает трубку, и тут снова звонок.

– Арзо?!

– Ты мне надоела, перестань звонить! – вскричал он.

– Кто тебе надоела? – это оказалась Марина. – Вот чем ты за-нимаешься? Нахал!

Гудки, и Арзо с облегчением кладет трубку, но сон разбит.

Он проклинает Клару, заодно и Марину, почему-то они в его сознании на одно лицо, и он теперь пытается обдумать, чем они схо-жи. Оказалось, многим. Долго ворочается, понемногу успокаивается, и тут вспомнилась Полла. Сразу становится тепло, уютно, чисто на душе, и он с красивыми, немного грустноватыми мыслями незаметно погружается в блаженный сон, с воображаемым ощущением нежно-сти присутствия Поллы…

По привычке сельского жителя, Арзо проснулся спозаранку. В гостиничном номере было холодно, за окном дул ветер, густились февральские сумерки. Первым делом он вспомнил в деталях накануне произошедшую встречу, ее итог. При прощальном рукопожатии Арзо спросил у Баскина:

– Когда приступать к делу?

– С этой секунды у вас срок ровно один месяц, – строго сказал Борис Маркович. – Запомни Арзо, упущенное время работает против нас… Удачи!

Зазвонили Кремлевские куранты, Арзо подумал, что это симво-лично, они зовут его в путь, в дорогу, к новой жизни, к удаче, и он не должен терять ни секунды. Ему здесь в Москве больше делать нече-го, его ждет цех в Ники-Хита.

Теперь имея в кармане огромные деньги, Самбиев, как важная персона, поехал в аэропорт на такси. Во Внуково он прибыл за час с небольшим до вылета рейса в семь сорок пять утра. Билетов, как все-гда, не было. Спекулянты предлагали билет в любой конец страны за две цены. Самбиев с присущей ему с этого дня важностью подошел к кассе, показал удостоверение, сказал, что в командировке, пообещал червонец за труды.

Немолодая плотная женщина-кассир не на шутку забеспокои-лась, стала куда-то звонить, наконец, одобрительно кивнула, и в это время по зданию аэропорта прозвучало:

– Объявляется регистрация билетов и оформление багажа на рейс 6836 до Краснодара, секция семнадцать.

– А на Краснодар есть? – внезапно переменил решение Самби-ев.

– Так вам на Грозный или Краснодар? – возмутилась кассир.

– Извините, будьте добры, на Краснодар.

…К радости Арзо, на проходной сидела знакомая бабулька. Он думал, что она его не узнает, однако бабулька выскочила из своей каморки, широко, по-старчески беззубо улыбнулась.

– Ой, радость-то какая! Полюшкин брат приехал. А она ничего не говорила, видать, не знала. Полчаса назад ушла, к двум обещала вернуться. Хорошо, что ты приехал, а то у нас нелады. Когда По-люшка болела, всех старшекурсников переселили в новое общежи-тие, а сюда поселили молодых, а про нашу Полю забыли. Осталась она в воздухе – не туды – не сюды. Вот теперь и живет с нами в ка-морке. Обещают устроить только после лета. А тут еще беда у нее с замдекана. Сволочь у нас тут одна есть. Морду ему набить некому. Так он Полюшку замучил, говорит, отрабатывай пропущенное – не то уволю, – тут низенькая бабуля перешла на шепот. – Полюшка кра-сивая – он ее просто домогается… Все об этом гутарют. Управы на него нет… Ой, да что мы стоим-то здесь на сквозняку. Пойдем, тут рядышком.

Следом за бабулей Арзо вошел в узкую, длинную комнату, на-поминающую котельную или подсобку. Под потолком узкое окно, на потолке две лампы в металлическом абажуре, две кровати, меж ними стол, над одной кроватью небольшая застекленная рама. Самбиев стал против нее: крупная фотография покойного отца Поллы; по-меньше – мать, два младших брата; ниже – черно-белый снимок, где в центре он, а с боков сестра Деши и Полла. Все трое босоногие, юные. Арзо с щемящей болью вспомнил те далекие дни на прополке сахарной свеклы, когда кто-то случайно сделал этот снимок. И нако-нец, в правом нижнем углу рамки, крупное, цветное фото его самого в военной форме, с надписью «на память любимой», и дописано ру-кой, женским почерком – «сестре». Этот снимок Арзо послал Полле, когда получил звание старшины и слова «сестре» на ней не было.

– Любит она тебя как старшего брата, – отвлекла его от фото-графий бабуля. – Говорит, что стесняется тебе рассказывать, а то приехал бы ты – жару всем дал. Молодец, что приехал. Полюшка го-ворит, что ты нынче на хорошей работе, в министерствах… Куртка у тебя богатая, видать, теплая. А бедная сестрица твоя, уж как знаю ее, в одном плаще – и зимой и летом. А тут еще беда, из-за ее заразной болезни – полгода на «скорую» не берут. Кругом обложили бедняж-ку. Да что же я болтаю без умолку? Ты с дороги устал, небось, попей чайку и ложись на кровать сестры, а мне к дверям надо, а то вдруг пройдет кто. Ну, отдыхай.

Оставшись один, он сел на стул, осмотрел угол Поллы. Под кроватью постелены газеты, на них аккуратно сложено множество книг, тетрадей. Там же – туго набитый пакет и рядом в ровный ряд обношенные туфли, босоножки, тапки. На гвозде висят два платья и халат. Вся эта одежда ему знакома уже несколько лет. «Неужели это весь ее гардероб?» – недоумевал он.

Спросив у бабульки, где располагается новое общежитие, Арзо тотчас направился туда. С виду сварливая комендантша равнодушно отнеслась к визиту Самбиева. Разозлился он, показал свое важное удостоверение и стал орать на охамевшую женщину. Испугалась ко-мендантша, говорит, что замдекана добро не дает.

– Так ты ведь сама адыгейка, – перейдя на спокойно-повелительный тон, стыдил Арзо комендантшу. – Почему ты не по-можешь землячке? Живет она в сыром подвале после болезни. Или, может, она в твой личный дом просится, или не студентка, как все?

– Да что я сделаю? Этот хам неровно к ней дышит. Вот в чем дело… Все это знают.

– Сегодня посмотрим, будет ли он вообще дышать, – до предела разозлился он.

Самбиев шел в деканат мимо старого общежития и решил на всякий случай посмотреть – не пришла ли Полла.

– Только что пришла, – выскочила навстречу бабуля. – Ой, как она обрадовалась! Пойдем провожу.

В немой позе они застыли друг перед другом, только тихо по-здоровались. Бабуля, стоящая между ними, удивилась.

– А что это вы, как чужие? Не обнимитесь, не поцелуетесь? Аль что случилось дома?

– Нет, нет, все нормально, – сглаживал ситуацию Арзо.

Он подошел к Полле и, как у чеченцев принято, легонько обнял ее за плечи.

До этого только темно-синие глаза ее излучали радость, а те-перь она засияла во всю ширь своего открытого, гладкого лица. За-манчивые ямочки на упругих щеках зардели притягательными ворон-ками, к ним потянулись края сочных губ, обнажая белый фасад ров-ных зубов. Полла в смущении опустила голову.