Петр Столыпин. Крестный путь реформатора - Дмитрий Табачник

Успех был достигнут профессиональным сочетанием внутреннего и внешнего освещения. Начальник охранного отделения получил от своего секретного сотрудника «Конька» информацию о приезде к киевским эсерам «кого-то очень важного» и интуитивно понял, что испуганный агент недоговаривает — речь идет о приезде самого Гершуни. Спиридович решил не давить на агента и перевел разговор на другую тему, но после этого немедленно просмотрел всю перлюстрированную корреспонденцию на адреса лиц, подозреваемых в связях с эсерами. Одна из телеграмм привлекла его внимание: «Папа приедет завтра. Хочет повидать Федора. Дарнициенко». Поняв смысл этого послания, Спиридович выставил на все железнодорожные станции Киева и пригородов наряды филёров. На станции Киев-2 ими и был схвачен Гершуни, который так удачно загримировался, что имевшееся описание его примет не помогло в опознании.

Однако в Киеве начальник охранного отделения допустил и ошибку, едва не стоившую ему жизни. Одним из его лучших секретных сотрудников по освещению деятельности местной большевистской организации был слесарь Петр Руденко. Непосредственно ведший секретного сотрудника Спиридович просмотрел момент психологического перелома, о котором предупреждал Зубатов. В результате он получил две пули от пытавшегося реабилитироваться перед товарищами большевика почти напротив охранного отделения, располагавшегося на Бульварно-Кудрявской, 29. Пройдет шесть лет, и Спиридович, согласно одной из версий, также не заметит (или не захочет заметить) такого же надлома в будущем убийце Столыпина.

Так, один из опытнейших разыскников зубатовской школы полковник Мартынов считал, что побудительные мотивы Руденко и убийцы Столыпина были одинаковы, как одинаковы были и допущенные Спиридовичем ошибки: «…У Спиридовича не оказалось налицо ни интуиции, дабы предвидеть намерение собственного же сотрудника, ни другой агентуры, достаточно осведомленной, дабы предупредить готовившееся покушение. В другом случае, позднее, а именно в 1911 году, в том же Киеве у того же Спиридовина не оказалось налицо ни той же необходимой всегда интуиции для понимания намерений и настроения Богрова, ни другой, осведомленной агентуры!»

Впрочем, у руководства репутация Спиридовича как мастера политического сыска нисколько не пострадала (после ранения его наградили орденом Святого Владимира 4-й степени), и вскоре он назначается заведующим Охранной агентурой, выполнявшей функции охраны императорской семьи (но не проводившей самостоятельной агентурной работы). Необходимо подчеркнуть, что Охранная агентура находилась в подчинении дворцового коменданта, а не МВД, и таким образом, Спиридович был единственным из ответственных за охрану киевских торжеств, кто не был подчиненным Курлова. Но это не значит, что он чувствовал себя независимым от шефа жандармов, в котором видел будущего министра внутренних дел. Курлов был доверенным человеком непосредственного начальника Спиридовича — дворцового коменданта Дедюлина, а сам начальник Охранной агентуры хотел вернуться с повышением в систему МВД (которому подчинялись и власти на местах, а не только общая и политическая полиция). О том, с какой предупредительностью Спиридович относился к генералу, свидетельствует то, что по просьбе последнего он откомандировал одного из служащих Охранной агентуры в распоряжение супруги Курлова, чтобы «подтянуть всю прислугу и шофера» и «обеспечить порядок» на даче.

На фоне Спиридовича начальник киевской охранки Кулябко ни малейшими разыскными способностями не блистал, да и его репутация оставляла желать лучшего. Еще за два года до убийства премьера Киевское охранное отделение инспектировал хорошо известный нам Герасимов (к этому времени генерал для поручений при министре внутренних дел). Он констатировал полный развал агентурной работы (характерны были агентурные псевдонимы, даваемые Кулябко агентуре, — «Водочный», «Пивной», «Ликерный»), бесцельное разбазаривание выделенных на нее средств и общий низкий профессиональный уровень служащих отделения. Оставленный предшественниками немалый задел был полностью разрушен.

Всей своей карьерой Кулябко был целиком обязан Спиридовичу, который сначала перевел его из московской полиции в жандармы, а потом проталкивал бесталанного родственника всё выше по охранной иерархии и даже чуть было не добился его назначения руководителем Московского охранного отделения.

Не блистал талантами и и. о. вице-директора Департамента полиции 33-летний статский советник Веригин. После окончания Императорского училища правоведения он служил в Департаменте полиции на канцелярских должностях, никогда разыскной работой не занимался, а своей высокой должностью был обязан исключительно Курлову (по некоторым сведениям, за ведение финансовых дел патрона). Последний кроме продвижения Веригина по службе выхлопотал ему через Дедюлина и придворное звание камер-юнкера.

Но все эти очень разные люди составляли, по современной терминологии, «команду», в интересах которой было скорейшее устранение Столыпина с должности главы правительства и министра внутренних дел. В придворных сферах даже открыто называли их будущие должности после ухода Столыпина. Курлов считался будущим министром внутренних дел, Спиридович — столичным градоначальником, Веригин — директором Департамента полиции, Кулябко — заведующим охранной агентурой.

Именно эта команда сыграла зловещую роль в киевских событиях, но прежде чем рассказать о начале череды странных событий, закончившихся смертью Столыпина, следует упомянуть о некоем происшествии, хотя внешне и мистическом, но, возможно, имевшем вполне реальную подоплеку.

Шульгин приводит рассказ киевского знакомого Распутина, на квартире которого тот ночевал во время киевских торжеств: «Вот, значит, коляска государя уехала… А второй экипаж — Петр Аркадьевич Столыпин ехал… Так он, Григорий Ефимович, вдруг затрясся весь… "Смерть за ним!.. Смерть за ним едет!.. За Петром… За ним"… А всю ночь я вместе с ним ночевал, это, значит, перед театром… Он в соседней комнате через тоненькую стеночку спал… Так всю ночь заснуть мне не дал… кряхтел, ворочался, стонал… "Ох, беда будет, ох беда". А он всё свое: "Ох, беда, смерть идет". И так до самого света… А на следующий день — сами знаете… в театре… Убили Петра Аркадьевича».

Можно, конечно, было бы не обратить внимания на данный рассказ. Но, учитывая информацию Герасимова о тесной связи Курлова с Распутиным, определенные подозрения не могут не возникнуть. Особенно в свете настойчивых попыток Столыпина выслать «старца» из Петербурга. Когда премьер начал настаивать на необходимости этой меры перед Николаем II, тот лишь вздохнул и произнес знаменательную фразу: «Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы».