Петр Столыпин. Крестный путь реформатора - Дмитрий Табачник

Можно, конечно, было бы не обратить внимания на данный рассказ. Но, учитывая информацию Герасимова о тесной связи Курлова с Распутиным, определенные подозрения не могут не возникнуть. Особенно в свете настойчивых попыток Столыпина выслать «старца» из Петербурга. Когда премьер начал настаивать на необходимости этой меры перед Николаем II, тот лишь вздохнул и произнес знаменательную фразу: «Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы».

Заставляет задуматься и свидетельство Алексея Николаевича Хвостова, министра внутренних дел в 1915–1916 годах: «В 1911 г., дней за десять до убийства Столыпина, в Нижний Новгород, где я в то время был губернатором, неожиданно приехал бывший издатель "России"… Сазонов и вместе с ним Распутин, которого я ранее никогда не видел. Во время беседы со мной стал говорить… что он прислан царем "посмотреть мою душу", и, наконец, предложил мне место министра внутренних дел. На мое замечание, что это место занято, Распутин ответил, что это все равно, что Столыпин все равно уйдет».

Бывший сибирский хлыст не уточнил — каким именно образом «уйдет» Столыпин. Конечно, наиболее вероятно, что имелась в виду его ожидавшаяся отставка, но нельзя исключить и подразумевавшийся Распутиным совсем другой вариант ухода.

Обращает на себя внимание и факт глубочайшего недоверия деятелей антистолыпинского кружка друг к другу. В то время как Курлов давно действовал против Столыпина в надежде занять его место, будучи уверен при этом в поддержке Распутина, последний одновременно рассматривал другие кандидатуры на должность министра внутренних дел.

Ко времени странного пророчества Распутина события уже близились к финалу, а начались они 27 августа. Вечером в гости к начальнику охранного отделения пришли Спиридович и Веригин. Работа по обеспечению безопасности торжеств была проделана огромная, что определило и прекрасное расположение духа охранников. Исключение составлял Кулябко, у которого утром в отделении произошел очень неприятный инцидент.

Филёрами Киевского охранного отделения по полученным агентурным сведениям (как «подозрительный») был задержан человек в форме инженера, но с паспортом на имя крестьянина Бизюкова. Допросить его не удалось, задержанный (оказавшийся находившимся в розыске за убийство урядника неким Александром Муравьевым) застрелился после того, как был доставлен в охранку. Самоубийство в ее стенах ярко иллюстрирует уровень профессионализма подчиненных Кулябко, даже не подумавших обыскать задержанного.

Уже после выстрелов 1 сентября возникла версия о том, что самоубийство «Бизюкова» сыграло ключевую роль в дальнейших событиях. Из неизвестных источников распространилась информация, что Муравьев был анархистом и должен был совершить покушение на Столыпина при помощи имевшего в Киеве обширные связи Богрова, ставшего вскоре убийцей премьера. Якобы, будучи задержанным и доставленным в охранку, он посчитал, что предан последним и именно поэтому покончил жизнь самоубийством. И будто бы для того, чтобы отвести от себя подозрение в предательстве Муравьева, Богров вынужден был пойти на совершение террористического акта.

Позднее было проведено специальное официальное расследование этих слухов и, согласно его заключению, данных о связи Муравьева с Богровым установлено не было (как и данных о принадлежности самоубийцы к анархистам). Было заявлено, что Муравьев был обычным уголовником и к подготовке покушения на Столыпина никакого отношения не имел.

Но некоторые факты противоречат официальной версии. Богров (во время следствия заявивший, что не знаком с Муравьевым) уже вечером знал о самоубийстве в помещении охранного отделения. Он упомянул об этом факте в самом начале разговора с Кулябко (начальник охранного отделения и не подумал поинтересоваться столь поразительной осведомленностью!) и сам связал его с покушением на Столыпина. Конечно, слухи разносятся быстро, но всё же охранка максимально засекретила неприятный инцидент, и о нем знало очень ограниченное число людей. Еще более интересно то, что прислуга семьи Богровых Александра Катковская опознала Муравьева как приходившего к будущему убийце премьера: «Что касается молодого человека, изображенного на предъявляемой мне другой карточке (ей была предъявлена карточка Александра Муравьева), то этот человек имеет большое сходство с одним рабочим, приходившим три раза к Дмитрию Богрову в минувшем августе, о чем я расскажу ниже. Труп этого рабочего — это я утверждаю категорически — был мне предъявлен 6 сентября в Александровской больнице. В предъявленных мне вами снимках (предъявлены снимки с трупа Муравьева) я признаю снимки с этого трупа. Между прочим, когда мне предъявляли этот труп, я обратила внимание и была удивлена тем, что у трупа этого около правого уха была огнестрельная рана, а на левой щеке — кровоподтек. Не помню, от кого раньше — от околоточного надзирателя или служителя в больнице — я узнала, что человек, труп которого мне предъявляли, самоубийца Муравьев, застрелившийся в охранном отделении. Итак, этот человек три раза был на квартире у Дм. Богрова. В какие дни он был у Богрова, я точно определить не могу; но скажу так: 25-го или 26-го августа он заходил к Богрову два раза (то есть Богров виделся с ним за день перед приходом к Кулябко. — Авт.), а в первый раз был у него за день, за два раньше. Все три раза он проходил через черный ход, через кухню».

И еще одно свидетельство не позволяет счесть историю с Муравьевым, не относящейся к последующим событиям. Дворник, находившийся у ворот дома рядом с охранным отделением, видел Муравьева за час до странного самоубийства входившим в помещение охранки. С ним никого не было, и ничто не показывало, чтобы он был арестован и доставлен в охранное отделение. Возможно, на Бульварно-Кудрявской произошло убийство, а Муравьев входил в состав секретной агентуры и был убит из-за нежелания продолжать выполнение поручения по работе с Богровым?

Все эти загадочные факты в дальнейшем так и не получили объяснения.

Но за исключением неприятного инцидента у Кулябко, остальное давало все поводы для оптимизма. Меры охраны были приняты действительно беспрецедентные, и можно было быть уверенными, что в условиях тотального контроля никто не осмелится думать о проведении покушений.

Не считая местных, только командированных из других городов агентов-охранников было более 450, каждый маршрут передвижения царя обеспечивали от 220 до 350 охранников под командованием нескольких жандармских офицеров, все сколько-нибудь подозрительные лица были взяты под плотное наблюдение, каждый объект высочайшего посещения был тщательнейшим образом обследован.