Так было - Анастас Микоян

Дзeржинский был раздражен речью Каменева. Hо особенно его возмутило выступление Пятакова, который фактически сделал содоклад (он говорил почти 40 минут, то есть почти столько же, сколько и основной докладчик). От кого он сделал доклад? От ВСНХ? Не может быть, потому что с Дзержинским Пятаков свое выступление не согласовывал, хотя и должен был это сделать. Получилось, что он сделал содоклад от оппозиции.

Это было настолько неожиданно для честного, искреннего Дзержинского, не выносившего фальши и политического интриганства (а именно этим было пропитано все выступление Пятакова), что вывело его из душевного равновесия. Его особенно возмутило, что с такой речью выступил его заместитель, которому он доверял и с которым работал без разногласий.

Мы сидели с Дзержинским рядом около трибуны. Он мне стал говорить, что больше Пятакова замом терпеть не сможет, нужен новый человек, и просил меня согласиться занять этот пост. Я, считаясь с возбужденным состоянием Дзержинского, спокойно возразил ему, что не подхожу для этой работы, так как не знаю промышленности, буду плохим помощником в этом деле, что можно найти более опытного товарища. Он с этим согласился, но сказал, что вернется к этому разговору после выступления.

Выступление Дзержинского было резким, острым — он не мог говорить спокойно. Речь его прерывалась частыми репликами со стороны оппозиции Пятакова, Каменева, Троцкого. Дзержинский доказал, что все те доводы, которые приводила оппозиция, основаны не на фактических данных, а на желании во что бы то ни стало помешать той творческой работе, которую ведут пленум и Политбюро. Его крайне возмутила реплика Каменева, который, используя самокритику Дзержинского, крикнул: «Вот Дзержинский 45 млн рублей напрасно засадил в металлопромышленность».

После Дзержинского с резкими речами против Каменева и Пятакова выступили Рудзутак и Рыков. Они оба приводили многочисленные убедительные факты совершенно неудовлетворительной работы Наркомторга, который, как они доказали, не справлялся с возложенными на него обязанностями. Особенно обстоятельно раскритиковал установки оппозиции Рыков.

Это не остановило Каменева. В своем заключительном слове он снова допустил грубые нападки на Дзержинского, который очень близко к сердцу принял эти выпады. Дзержинский почувствовал себя плохо и, не дождавшись конца заседания, вынужден был с нашей помощью перебраться в соседнюю комнату, где лежал некоторое время. Вызвали врачей. Часа через полтора ему стало получше, и он пошел домой.

А через час после этого его не стало...

Членам ЦК и ЦКК, собравшимся на вечернее заседание, было объявлено о смерти Дзержинского. Заседание было прервано, работа пленума приостановлена.

22 июля состоялись похороны Дзержинского. Весь состав объединенного пленума провожал гроб с телом Дзержинского от Дома Союзов на Красную площадь...

Разросшаяся фракционная деятельность Зиновьева привела к решению вывести его из состава членов Политбюро ЦК. Троцкий же был оставлен в его составе, потому что тогда он внешне держал себя более лояльно, хотя и не отказался от своих позиций. Каменев, переведенный в январе 1926 г. из членов Политбюро в кандидаты, также был оставлен в этом положении.

Смерть кандидата в члены Политбюро ЦК Дзержинского и исключение из членов Политбюро Зиновьева поставили само Политбюро перед необходимостью избрать вместо них новых людей. Представитель ленинградской делегации Комаров, наверное, по согласованию со Сталиным и Рыковым внес предложение перевести из кандидатов в члены Политбюро Рудзутака и выбрать не двух, а пять новых кандидатов в Политбюро, включив в состав кандидатов товарищей с мест, а именно: Орджоникидзе, Кирова, Андреева, Микояна и Кагановича.

Я сразу же взял слово и высказался против своей кандидатуры, мотивируя тем, что не гожусь для этой роли. «Есть более старые и заслуженные члены ЦК, а я не подготовлен к этой работе и прошу вместо меня избрать другого», — говорил я. Вслед за мной Каганович также предложил отвести его кандидатуру с той же мотивировкой.

Комаров, настаивая на своем предложении, заявил: «Мы считаем, что в такой трудный момент, когда партии угрожает раскол, нужно увязать работу Политбюро с местами, что лучше предохранит нашу партию от раскола. Именно поэтому в число кандидатов должны быть введены руководители наиболее крупных промышленных центров, а товарищи Микоян и Каганович являются как раз представителями таких центров». Я подал реплику, что край, который я представляю, не является промышленным центром, поэтому прошу отвести мою кандидатуру.

Председательствующий Рыков взял слово в поддержку предложения Комарова, заявив, что, несомненно, нужно избрать новых людей и что Комаров не сделал никакой ошибки, когда из поколения молодежи выбрал лучших товарищей. Поэтому он предложил «оставить всех названных товарищей кандидатами в члены Политбюро ЦК, а Орджоникидзе, который также хотел выступить, слова не давать, потому что ничего нового он не скажет, ибо, конечно, собирается тоже отвести свою кандидатуру».

Предложение Комарова было принято.

Глава 20. Назначение наркомом торговли и перевод в Москву

Через несколько дней после пленума Каменев написал заявление в ЦК, в котором просил освободить его от обязанностей наркома торговли, ибо он с ними не справляется, поскольку не пользуется полной поддержкой со стороны Политбюро и правительства. Он предлагал поставить во главе Наркомторга работника, который мог бы рассчитывать на полную политическую и деловую поддержку ЦК и правительства. Он жаловался, что речь Рудзутака дискредитировала его и как наркома, и как политического деятеля и не нашла возражений со стороны других руководящих работников. При этом он предложил на пост наркома мою кандидатуру.

Сталин сразу же сообщил мне в Ростов шифровкой об этом заявлении Каменева и о том, что тот называет меня единственным человеком, который мог бы справиться с обязанностями наркома торговли. Сталин добавил, что отставка Каменева будет неизбежной, что вопрос будет обсуждаться в ближайшие дни, о чем сообщает мне для сведения.

Я не могу сказать, что эта шифрограмма была для меня полной неожиданностью: о моем возможном назначении наркомом торговли со мной в Москве уже беседовали члены Политбюро — Сталин, Бухарин и Рыков. Я категорически отказывался от этого назначения, приводя соответствующие мотивы. Думал, что этим вопрос был исчерпан. Поэтому сразу же написал в Москву о своем категорическом возражении против назначения меня наркомом. Я писал, что совершенно не подготовлен для этого, что у меня нет ни практики, ни соответствующих знаний, ни малейшей уверенности справиться с делом, что готов работать в любой местной организации или за границей, имея в виду партийную работу.